Дама Тулуза - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 24

Весть из Тулузы от сенешаля Жервэ была такая: едва прослышав о приближении прежнего графа, Раймона, забеспокоился город, прокатились по нему разные слухи. Все кругом шушукаются и перешептываются – прикидывают, как ловчее перекинуться от Монфора под руку изгнанного тулузского графа. Тем более сейчас подходящее время, считают смутьяны, что Симон от Тулузы в отдалении. Завяз в Бокерской осаде и не скоро выберется. Если вообще выберется. А молодой Рамонет сделался ныне средоточием всех надежд и упований…

Симон этой вестью со своими баронами поделился. И спросил их: что бы они ему предложили?

Молчание прихлопнуло симоновых баронов вместе с Симоном, как крышка гроба. Только слышно было, как за пологом палатки конюх негромко уговаривает лошадь: «хорошая моя… хорошая моя…»

Наконец Гюи, брат Симона, сказал:

– Будто вы сами, мессир, ответа не знаете. Тринадцать седмиц мы стоим под стенами Бокера и всякий день боимся не увидеть наутро знамени на донжоне. Нужно снимать осаду и возвращаться в Тулузу. Иначе потеряем и Ламберта, и вашу столицу…

– Хорошо, – сказал Симон.

Устроить переговоры для Симона взялся Драгонет с Драконьей Горки. Явился по зову, полученному через своего младшего брата Понса (Монфор действительно отпустил того в Бокер, как и обещал).

Был этот Драгонет невзрачный, малого роста хромец, в улыбке двух передних зубов не хватает. Но Симон знал ему цену: боец этот Драгонет очень хороший. За то и был Дракончиком прозван.

Завидев Симона, склонился перед ним Гийом-Драгонет и от души поблагодарил за младшего брата: что не повесили, не разрезали на куски, не содрали кожу и так далее.

Симон выслушал, невесело усмехаясь. Спросил невпопад:

– А что, пленные, каких Рамонет ваш взял, – они уже все мертвы?

– Да, мессен, – отвечал Драгонет. – К счастью.

Симон угостил Драгонета в своей палатке вином и фруктами, не слишком, впрочем, того удивив: в Бокере припасов доставало. За неторопливой беседой подобрались и к тому, ради чего встретились: к условиям перемирия. Драгонет, всегда многословный и суетливый (и сейчас весь извелся, все вещи в симоновой палатке перетрогал), сделался вдруг в речениях кратким. Видать, то передавал, что было от других наказано.

Сеньор де Монфор снимет осаду и уйдет от Бокера, не требуя этих земель и забрав все войска. В таком случае гарнизон, запертый в цитадели, будет пропущен через город и сможет воссоединиться с сеньором де Монфором.

Симон сказал, что условия ему подходят. Предложил место встречи: равнину перед Винными воротами.

Драгонет перекосил лицо.

– Там до сих пор воняет, мессен. Нельзя ли…

– Зато это открытое место, – перебил Симон. – Почти невозможно устроить засаду.

Драгонет спросил зачем-то:

– Почему «почти»?

– Потому что, по милости Господней, невозможного не бывает.

– Аминь, – торжественно заключил Драгонет и встал. – Я рад, мессен, что мы с вами завершаем это дело миром.

Симон оделил его сердитым взглядом и ничего не ответил.

На следующий день Рамонет предстал перед своим смертельным врагом. Юный сын Раймона стоял на поле, бывшем недавно полем битвы, слегка подергивая тонкими ноздрями: не все трупы были похоронены. Откуда-то из оврага доносился запах разлагающейся плоти.

Рамонет ждал, поигрывая тонкими перчатками. Длинные темные волосы свились в локоны у висков и на затылке. Ветерок теребил светлые рукава его камизота.

И вот разом поднялись над полем вороны, невидимые в овраге, и заполонили воздух черными перьями и шумным карканьем.

Предшествуемый воронами, шел Симон де Монфор.

Остановился в трех шагах, не спеша здороваться.

Старый Симон, провонявший дымом и потом, в тяжелых доспехах, седой, был шире Рамонета почти вдвое, хотя едва ли превосходил ростом: Раймоны были высоки и стройны.

Видя, что граф Симон стоит как столб, Рамонет чуть улыбнулся и поклонился ему с подчеркнутой учтивостью.

– Приветствую вас, мессен граф де Монфор.

Симон ответил:

– Примите ответное приветствие, мессир.

И замолчал, тяжко глядя Рамонету в лицо.

Не смущаясь нимало некуртуазным обхождением франка, Рамонет заметил:

– Мне сказывали, что ваши люди в цитадели испытывают трудности.

И махнул перчатками в сторону черного знамени.

– Да, – сказал Симон.

Рамонет обласкал старого льва лучистым взором.

– Город мой, а люди ваши, – сказал он. И хлопнул перчатками по ладони. – Вы хотели забрать своих людей из моего города. Я правильно вас понял? Или этот Драгонет опять что-то перепутал?

– Вы поняли правильно.

Симон неподвижен. Ни вонь, ни жара ему будто нипочем. И с Рамонетом разговаривает, едва скрывая раздражение. Слова сквозь зубы цедит.

Рамонета симонова злоба только забавляет. Чем злее Симон, тем веселее сыну Раймона Тулузского.

И совсем уж лучезарно говорит Рамонет графу Симону:

– Что ж, все это можно устроить. – Небрежно, будто о пустяке. – Вы получаете… то, что осталось от ваших людей, и немедленно уходите с моей земли.

И еще раз улыбнулся Симону. Подождал. Симон хранил молчание. Рамонет медленно поднес перчатки к лицу, чтобы скрыть зевоту.

– Хорошо, – бесстрастно вымолвил Симон. – Назначьте время.

– Завтра на рассвете.

Симон поднял глаза к донжону. Еще половина дня и одна ночь.

– Хорошо, – повторил он ровным тоном.

– Благодарю вас, мессен, – сказал Рамонет, изящно кланяясь. – А мне говорили, будто франки неуступчивы.

– А вы повесьте тех, кто вам это говорил, – посоветовал Симон. И не прощаясь пошел прочь, обратив к Рамонету широкую прямую спину.

Ламберт де Лимуа и с ним пять дюжин человек – все, кого удалось сберечь за три месяца осады – покидают Бокерскую цитадель.

Город смотрит, как идут побежденные – отощавшие, с запавшими глазами, с иссохшими, полными вшей волосами. Оружие тяготит их, гнет к земле. Телегу с наваленным на нее скарбом тащат пятеро солдат. Сбоку от телеги шагает капеллан, щуплый, будто мышка.

Развернув оба знамени – и красное с золотым львом, и черное без всяких знаков – спускаются они по склону к Винным воротам.

Бокерцы смеются им в лицо, плюют под ноги, бросают грязью в спину.

Симон со своими баронами выходит им навстречу, за палисад. Смотрит, слегка щуря глаза, как открываются ворота и показываются – сперва знамена, затем люди.

Один за другим выходят они на равнину. Следом несутся выкрики и хохот. Франки словно не замечают.

Опережая знаменосцев, скорым шагом подходит к Симону Ламберт де Лимуа и, остановившись, преклоняет колено.

Обеими руками поднимает его Симон.

Ламберт сделался совсем тощим, одни мослы – настоящий Мессир Смерть. Лицо у него усохло, стало маленьким, каким-то старушечьим, только хрящеватый нос упрямо торчит – почему-то вбок, будто сломанный.

– Я рад вас видеть, – говорит Симон тихо.

Ламберт де Лимуа улыбается.

– Я тоже, мессир.