Слепое правосудие - Бернхардт Уильям - Страница 13

• Предыдущая
• 13/58
• Следующая

Бен взглянул на Майка, надеясь, что он вмешается и велит этому наглецу фэбээровцу заткнуться. Но Майк стоял молча, с каменным лицом.

– Ладно, – сказал Бен, отстраняя палец Эбшайра. – Полагаю, мне пора идти.

– Согласен, – кивнул Эбшайр. – И запомните, Кинкейд, ничего личного между нами, просто я не хочу, чтобы вы здесь появлялись. Если у нас что-нибудь для вас появится, вы узнаете об этом в суде.

– Увидимся, – буркнул Бен, направляясь к двери. Он понял, что ему лучше исчезнуть, пока он не сделал чего-нибудь такого, о чем бы впоследствии пожалел. Дело представлялось совершенно безнадежным. Все словно сговорились отправить Кристину на электрический стул. И чем быстрее, тем лучше.

Бен похлопал себя ладонью по груди:

– А ну, Жизель! Хоп, прыгай...

Жизель, растянувшаяся в гостиной на мягком кресле, невозмутимо вылизывала лапки. Взглянув на Бена, она сморщила носик, затем вернулась к своему занятию.

– Жизель, в той книге, что дал мне Джонс, говорится, что кошек дрессируют, так же, как собак, или дельфинов, или других умных животных. Если я хлопаю себя по груди, ты должна прыгнуть мне на руки и сделать вид, что ужасно рада меня видеть. Понятно?

Жизель даже не взглянула в его сторону.

– Ну, давай, кошка. У меня нет времени тебя упрашивать.

Мне надо приготовиться к завтрашнему слушанию. Так что прыгай, ну, прыгай!

Жизель лениво потянулась, мяукнула – и продолжила свое занятие; она не обращала на Бена ни малейшего внимания.

– Жизель! Взгляни же на меня. Я с кем говорю, а?

Жизель спрыгнула с кресла и направилась в кухню. Остановившись у своей миски, она вопросительно уставилась на Бена.

– Нет, нет, Жизель, забудь об этом. Так дело не пойдет...

Жизель встряхнулась – словно плечами пожала. Затем, растянувшись рядом с миской, принялась ждать.

– Я не шучу, Жизель. И не смей ставить мне условия.

Жизель снова принялась умываться.

– Хорошо, я уступаю! Получай свои любимые консервы.

Бен открыл банку и поставил ее на пол. Жизель накинулась на еду так, словно голодала уже много дней. Хотя она действительно два дня не ела, но с таким слоем подкожного жира можно было потерпеть и дней десять.

– Только не думай, пожалуйста, что ты меня переубедила.

Как только кончится эта банка, придется тебе есть обычную кошачью еду.

Жизель продолжала уплетать консервы, не обращая на хозяина внимания.

Сунув пиццу в микроволновую печь, Бен быстро разогрел ее и направился обедать в гостиную. Комната была обставлена довольно скудно: телевизор, старенькое пианино да стопка плоских коробок из-под пиццы, высившаяся чуть ли не до потолка. И еще стереоаппаратура: усилитель фирмы "Мицубиси", проигрыватель "Сони" и динамики "Бостон акустик", уже немного устаревшие, но все же...

Бену всегда хотелось научиться играть на пианино, но он прекрасно понимал, что не сможет состязаться с "Ганс энд Розис", чьи пластинки запускали на полную мощность его соседки Иони и Иеми.

Бен включил телевизор, но смотреть было нечего. Тогда он поставил пластинку Джуди Гарленд "Жизнь в Карнеги-Холл" и попытался собраться с мыслями.

Бен решил, что встанет на следующий день пораньше, часов в шесть, – надо приготовиться к предварительному слушанию. Совершив традиционное ежевечернее омовение, он натянул свои старые гимнастические шорты и забрался в постель. Но уснуть не удавалось; его мучили все те же тревожные мысли. Перед ним, точно кинопленка, кадр за кадром, прокручивались события последних дней и часов. Майк и Спад, Эбшайр, агенты ФБР, куры, Дерик и лицо Кристины, перепачканное размытой слезами тушью.

Он пытался все тщательнейшим образом продумать, взвесить, рассмотреть со всех сторон... Если он допустит хоть малейшую ошибку, последствия могут оказаться трагическими, фатальными. Нельзя допускать ошибок, ни в коем случае.

...Глаза – их словно песком запорошило. В висках шумно пульсировала кровь. Заснуть никак не удавалось, не удавалось расслабиться, забыться. Он снова, в который уже раз, закрыл глаза, пытаясь выбросить из головы терзавшие его мысли. Перевернувшись на другой бок, он натянул на плечи одеяло. И вдруг почувствовал, как мимо его носа скользнуло что-то пушистое, щекочущее. Он открыл глаза. Жизель... Бен приподнял одеяло, и она вползла к нему. Потом несколько раз лизнула свои лапки и, пристроившись у хозяина за спиной, сразу же заснула.

Уснул наконец и Бен.

Волк едва не наступил на капкан.

Он направил луч фонарика себе под ноги. На присыпанной листьями земле стоял стальной капкан. Осторожнее, надо быть осторожнее... Ведь даже кроличьим капканом может оторвать палец на ноге.

Волк засунул палку между зубьями и спустил механизм.

Ловушка была привязана цепью к толстому бревну, чтобы животное, попадись оно в ловушку, не ускользнуло вместе с ней.

Волк отвязал цепь. Он хорошо запомнил выбитый на верхней челюсти капкана номер, обозначавший предельную мощность и силу удара – сведения чрезвычайно важные для охотника.

Ведь если удар слишком силен, то зубья могли начисто перерубить животному ногу или врезаться настолько глубоко, что пленник просто перегрыз бы свою ногу. И в том и в другом случае животное пусть и без ноги, но убежало бы.

Волк опустил капкан в свою заплечную сумку. В его лесу ставить ловушки запрещалось. Он, конечно, понимал, что некоторые из его соседей часто бывают голодны. Но какое это имело значение? Пусть что-нибудь придумают, но не убивают его зверей. Ведь он же нашел выход... И они бы сумели.

Закончив обход, Волк вернулся к своей хижине. Когда-то это была хижина охотников, но в последние годы ни один из них не появлялся, и, похоже, никто уже здесь не появится. На двери Волк повесил объявление, гласившее, что эта хижина – "Частная собственность бюро по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию, держитесь подальше!"

Это объявление он составил на компьютере в салоне для игры в бинго в "Крик-Насьонс", и оно выглядело вполне официально, – по крайней мере, так ему казалось.

Что ни говорите, а он неплохо здесь устроился, очень даже неплохо для двенадцатилетнего парня.

Волк набрал комбинацию цифр на замке и отворил дверь.

Птицы были на месте. Они сидели в клетках, которые он для них смастерил из крышек и коробок, укрепив металлическими плечиками для одежды. Все это он отыскал на свалке недалеко от чистки "Феникс" в Дампстере.

При его появлении птицы забили крыльями – обрадовались его приходу.

"Какие они все-таки красивые. Небось соскучились по мне..."

Ястреб по кличке Катар прижал клюв к барьеру из вешалок.

– Если тебе тут не нравится, могу и выпустить. Но зачем тебе улетать? Ведь еще не время. А потом я тебя обязательно выпущу, сам знаешь...

Волк внимательно осмотрел перевязку – похоже, заживало.

Скоро Катар поправится и снова взовьется в небо, высматривая добычу.

Ворон, которого он назвал Эдгаром, видать, тоже обрадовался его приходу. У него на сломанную лапку была наложена шина из деревянных палочек, и он выглядел гораздо бодрее, чем во время последнего прихода Волка. А говорили, что для таких птиц ничего нельзя сделать, вспомнил Волк. Говорили, что, если наложить деревянную шину, птица начнет клевать ее, пока не расклюет в щепки. Значит, не знали, ошибались... Как ошибаются люди и во многих других случаях.

Он шагнул к стене и глянул в узкую щель между бревнами.

Было уже поздно, даже слишком поздно...

Мать рассердится! Если, конечно, заметит, что он отсутствует. Если, вернувшись из салона, где играют в бинго, не притащила с собой того чероки из Талеквы.

И все же рисковать не стоило. А то опять запрет бешеная мамаша. А он во что бы то ни стало должен сохранять свободу – ведь птицы целиком зависят от него.

• Предыдущая
• 13/58
• Следующая