Уже пропели петухи - Беркеши Андраш - Страница 8

• Предыдущая
• 8/23
• Следующая

— Не только возможно, а наверняка так оно и есть, — спокойно отвечал Деак. — Мы же внедряемся к противнику. Почему же они не могут делать то же самое? Русская разведка еще в царские времена стяжала себе мировую славу. — Он взял в руки папку с делами Ференца Дербиро. — Я изучил материалы. Никаких следов, но предположить можно, что этого Дербиро провалил какой-то агент немцев, работающий в Москве.

— Возможно, — уклончиво ответил Шимонфи. — У немцев тоже великолепная агентурная сеть.

Деак усмехнулся.

— Да, где им дают работать, там им легко. Венгерский отдел контрразведки, например, вообще не работал против немцев. Но, возвращаясь к нашим баранам, должен сказать, что многое в этом деле мне непонятно.

— Что именно? — спросил Шимонфи.

— Из Москвы прибыли двое. В Будапеште они должны встретиться. Почему московский агент не может установить, кто же второй?

— На это может быть тысяча причин, — возразил капитан. — Но в данный момент это и неважно. Дербиро сам скажет, кто его напарник. Я решил, что допрашивать его будешь ты.

— Я? — Деак удивился. — Я же не следователь. Да и не умею я этого делать.

— Научишься. Свое решение я согласовал с Мольке.

— С Мольке?

— Сегодня утром тут произошли кое-какие перемены. Руководителем группы теперь назначен майор Мольке.

Деак встал. Прикинувшись, что он ничего не знает и не понимает, подошел к Шимонфи.

— А тебя, что же, сместили?

— Еще нет, — сказал он. — Номинально руководителем оставили меня. Теперь я подставное лицо. «Тихий компаньон».

Деак решил сыграть на личной гордости капитана Шимонфи, на его тщеславии и потому небрежно бросил:

— Мольке гениальный контрразведчик. Быть его «тихим компаньоном» — уже славное дело. Внимательно все слушай, записывай и вот увидишь: у него многому можно поучиться. — Приняв затем задумчивый вид, он продолжал: — А потом, если хорошенько порыться в истории, вся она дело рук больших и маленьких подставных лиц. Так что почему и тебе не быть последовательным в соблюдении традиций нашей истории?

Шимонфи нетерпеливо поднялся.

— Тебе все шуточки, Габор.

— Я не шучу, я вполне серьезно, Золтан. На это не надо обижаться. Ты же действительно всем сердцем ненавидишь красных. И Мольке тоже. Выходит, вы оба желаете одного. Победить. Это главное. Или нет? Есть какие-то новости?

Шимонфи швырнул сигарету в пепельницу.

— Паулу обобрали до нитки.

— В Австрии?

— Сразу же на границе. Но я этого так не оставлю.

«Этого ты точно не оставишь, — подумал Деак. — А на все остальное тебе наплевать».

— Я распоряжусь привести Дербиро, — услышал он голос капитана.

— Не стоит трудов, — остановил его Деак и протянул руку к трубке полевого телефона.

Шимонфи опередил его.

— Не надо. С сегодняшнего дня арестованных доставляют к следователям только по личному распоряжению Мольке. В тюрьму тоже, кроме него, не имеет права входить никто.

Деак удивился. Эта новость была для него неожиданной и неприятной одновременно.

— Даже ты?

— Даже я. Мне тоже не доверяют. Пойду доложу Мольке, что ты вернулся. Этому Дербиро ты развяжешь язык. Его признание завтра в полночь должно уже лежать на столе полковника Германа. Чтобы заставить преступника заговорить, разрешается применять любые меры.

— А что, если он не заговорит?

Шимонфи уже у двери остановился.

— Лупи сам. Или прикажи кому-нибудь. Лупи до тех пор, пока не даст показания. После этого его сразу же расстреляют.

Деак подошел к капитану.

— Ты хочешь, чтобы я его бил?

— Пожалуйста, не бей, если сумеешь уговорить и получить показания без применения силы.

— Золтан, когда меня перевели сюда, мы о чем с тобой условились?

— Не знаю, что ты имеешь в виду. — Шимонфи положил руку на дверную скобку. Взгляд его был устремлен куда-то в пространство, мимо Деака.

— Наверное, ты просто не желаешь вспоминать, — твердо возразил Деак. — Заплечных дел мастером я не буду. И ты не заставишь меня им быть.

Шимонфи снял руку с дверной ручки и ухватил Деака за лацкан пиджака.

— Ты солдат, — негромко, но твердо сказал он. — И ты должен выполнить приказ. Это в твоих интересах, — добавил он почти шепотом. Деак пристально посмотрел на него: — Недавно один человек в генштабе при мне сказал: «Бьюсь об заклад, что этот Габор Деак никогда не ударит ни одного коммуниста», — продолжал Шимонфи.

— И что ты на это ответил?

— Ответил: «Заблуждаетесь, господа. Габор Деак убежденный антикоммунист. Если бы жив был его брат и попал к нему в руки, Деак убил бы его своею собственной рукой». Словом, поручился за тебя. Так что иди и приготовься к допросу.

Деак остался один. Значит, Анита сказала правду, капитан знает обо всем, только не смеет говорить откровенно. Шимонфи ненавидит немцев, но это еще ничего не значит, когда речь идет о ненависти к коммунистам.

Конечно, в том, что капитан Шимонфи возненавидел немцев, есть и его, Деака, доля, и если бы события последнего месяца не развивались с такой быстротой и Деак успел бы побольше заняться капитаном Шимонфи, он сумел бы убедить своего друга, что его представление о коммунистах неправильно. Но на это уже не осталось времени, и о Ференце Дербиро он должен теперь позаботиться сам.

Его терзали сомнения. Ему казалось, что и допрос Дербиро и меры, предпринятые против него Мольке, — все это для того, чтобы узнать, как и о чем будут они говорить с Дербиро во время допроса. Деак мысленно поставил себя на место Мольке и попробовал порассуждать за него. А рассуждать Мольке мог только так: прапорщик Деак — русский агент, коммунист. Ясно, что человек, прибывший из Москвы, теперь попытается каким-то образом установить связь с Дербиро. Вероятнее всего, они даже знают друг друга. Но Мольке заблуждается. Человек из Москвы знает, кто такой Дербиро, но лично они никогда не встречались. Он еще и еще перелистал следственное дело, и ему становилось все больше не по себе. Что будет, если помимо его, Деака, в допросе Дербиро примет участие кто-то из людей Мольке. Одно их присутствие заставит его применять самые жестокие меры. А он, если не хочет разоблачить себя, должен выполнить приказ. Поймет ли Дербиро, в чем дело? И знает ли вообще, что в свое время Габор пошел служить в венгерскую разведку по приказу Лаци? Обстановка дьявольская, и только теперь он почувствовал по-настоящему, какой хитрый и неумолимый враг этот майор Мольке. «Ну что ж, у меня в „вальтере“ шесть патронов: пять — для фашистов, шестой — мой. Дешево я свою жизнь не продам».

Вошел Таубе с двумя книгами в руке. Он вопреки обыкновению приветливо улыбался.

— Возвращаю вам книги, — сказал он, кладя книги на стол. Поколебавшись мгновение и поправив воротник пуловера, спросил: — Господин учитель, можно задать вопрос?

Деак поднял на него взгляд и улыбнулся.

— Давайте ваш вопрос, Таубе.

— Как перевести на венгерский: «Аллаху акбар»?

У Деака в животе замутило. Но он совладал с собой и не выдал замешательства. Между тем Таубе назвал пароль группы Ореха. На это следовало ответить: «Йя керим». Вполне возможно, что Таубе — член группы Ореха. Но если это так, почему же Орех сам не сказал об этом? Эта излишняя секретность мешает слаженно действовать. Как же теперь поступить? Отбросить конспирацию к черту и открыться перед Таубе? Или строго придерживаться указания Центра, которое гласило: «Ты ни с кем не имеешь права устанавливать связь. Если кто-нибудь явился к тебе по паролю, отправь его к Руди». И Габор Деак решил не открываться перед Таубе. Конечно, такая возможность, что Таубе тоже участник Сопротивления, не исключена, но устанавливать это — уже не его задача. И он, с улыбкой посмотрев на Таубе, сказал:

— «Аллаху акбар»? Дословно это означает «бог всевышний».

Ему показалось, что в глазах ординарца промелькнуло разочарование.

— А вот еще «Йя керим»? — негромко переспросил Таубе и подошел еще ближе.

А ты настырный, братец, подумал Деак, и чувство надвигающейся опасности заставило его принять добродушный вид.

• Предыдущая
• 8/23
• Следующая