Трепет намерения - Берджесс Энтони - Страница 33

• Предыдущая
• 33/55
• Следующая

— В чем дело? Я в эти игры не играю. Раз вы не знаете, где находится главная гостиница, значит, вы не милиционер. Самозванец, вот вы кто!

Продавщица из «Сувениров» стояла у дверей и внимательно прислушивалась. Хильера распирало раздражение.

— Tovarishch , вы мараете честь мундира!—взорвался Хильер.—На это есть статья!

— На все есть статья! Нет только на кагэбэшннков, выдающих себя за милиционеров. Еще что придумаете? Так вы меня с ходу и раскололи. Не на того напали!

Он перешел на крик. Высокий светловолосый парень и его маленькая чернявенькая подружка остановились поглазеть на скандал. Девушку это очень забавляло.

— Откуда приехали? Небось, из Москвы! Говор-то нездешний!

— Ишь надрался,—сказал Хильер.—Несет черт знает что!

Он подумал, что с таким лучше не связываться, и поспешно зашагал в западном направлении; там еще догорали последние лучи заката. Сапоги были сильно велики, и немудрено, что Хильер споткнулся о кусок асфальта. Непонятно откуда взявшаяся сопливая девчонка весело захихикала. А в спину неслось:

— Может, и надрался, но когда мне дело шьют, я соображаю. Мне скрывать нечего. Вон, смотрите,—обратился он к собравшимся зевакам,—гостиница ему нужна, как же! Преспокойненько пошел в другую сторону!

Хильер быстро миновал пустую, пахнущую рыбой столовую, закрытый государственный мясной магазин, сберкассу, напоминавшую тюрьму для денег.

— Ищут, кого бы сцапать! Я хочу, чтобы меня оставили в покое!

Я тоже, подумал Хильер. Свернув в темную улочку, круто поднимавшуюся вверх, он понял, что заблудился. В поисках поворота направо он тяжело поднимался по разбитой мостовой. Вдоль улицы стояли обшарпанные домишки, в одном из которых сквозь распахнутое окно можно было наблюдать телевизионную стихомифию[117] изображения и звука. Остальные дома выглядели совершенно безжизненными, возможно, их обитатели прогуливались сейчас по бульвару. Вот и поворот направо. Хильер свернул в переулок и двинулся по размокшим пачкам из-под сигарет, по склизким очисткам и огрызкам. Он храбро шлепал на восток, откуда доносились визги кошачьей свары. Хильер подумал, что вот-вот должна взойти луна, первая четверть. Слева запахло свежескошенным сеном, где-то неподалеку уже начинались деревни. Поравнявшись с одним из домов, он услышал доносившуюся из глубины двора перебранку. Муж довольно громко настаивал на том, что его жена «kobylа» и «suka» Он свернул вправо, и вскоре улица, окаймленная миниатюрными розовыми палисадничками, вывела его к уже знакомому бульвару. Свежий ветерок по-прежнему шелестел в тутовых кронах. Он подошел к вывеске «Ostanovka Tramvaya», под которой маялись три tovarishcha.

— А-а, — послышался знакомый голос,—выследил все-таки! Вот ведь прилип. Как шпион все равно! И милицией не пригрозишь: сам ментом прикинулся. Это тот самый,—обратился он к стоящей рядом обнявшейся парочке,—samozvanets . Думает обдурить меня своей ментовской формой. Выкуси! Ну и что с того, что я работаю в «Черном море»?—спросил он Хильера.—Сперва с начальством нашим разберитесь, а потом уж цепляйте кухонных сошек вроде меня. Yас там секут—дай Боже! Но я даже, если б и мог чего стянуть, все равно б не стал. Стану я мараться! Постыдились бы подозревать меня!

Ища сочувствия, Хильер взглянул на разинувшую рты парочку и пожал плечами (как он потом заметил, рты были разинуты от того, что парочка жевала американскую резинку). Наконец, прогромыхал сыплющий искрами одноэтажный трамвай.

— А теперь, небось, заявите, что не знаете, сколько платить за проезд?—сказал усевшийся напротив Хильера новый знакомец.—Давайте спрашивайте.

— Да, я не знаю, сколько стоит билет.

— Что я говорил!—торжествующе воскликнул тот, обращаясь к пяти другим пассажирам.—Билет стоит три копейки, и вы это прекрасно знаете.

Кондукторша отвергла попытку Хильера заплатить за проезд. Ага, значит, милиция ездит бесплатно. Кондукторша напоминала румяный пудинг, облаченный в криво сидящую униформу.

— Вот-вот,—сказал повар.—Для власти одни законы, для простых—другие. Москва.—Он усмехнулся. — Когда ж они оставят нас в покое?

Хильер поглубже вдохнул и гаркнул:

— Заткнись!

К его удивлению, тот действительно заткнулся, лишь изредка что-то ворчливо приговаривая себе под нос.

— Тоже в «Черное море»?—спросил Хильер гораздо миролюбивее.—Попутчики, значит.

— Все, больше ни слова,—сказал повар,—И так наболтал лишнего.

Достав из кармана измятый «Советский спорт», он принялся хмуро изучать большую фотографию прыгуна в высоту.

Хильер глянул в окно. Трамвай свернул с бульвара на узкую улочку и покатил мимо украшенных лепниной аккуратных домиков с палисадниками, в которых цвели бугенвиллеи. В свете одного из уличных фонарей отчетливо различались их лилово-красные листья. Снова этот благословенный, лежащий вне политики мир. Трамвай повернул влево, а справа перед Хильером открылось мерцающее огоньками море. Вместо широкой набережной вдоль моря тянулись дома отдыха (везде одни и те же унылые цвета) с огороженными пляжами. В одном из них были танцы: звучала старомодная музыка, труба и саксофон в унисон выводили уже почти забытое «Для тебя это флирт, для меня—любовь». Неужели в России понимают разницу?

Трамвай остановился. Повар засунул газету в карман и сказал:

— Приехали. Будто сами не знаете. Он пропустил Хильера, вынуждая его сойти первым. Возвышавшаяся слева гостиница находилась в стороне от пляжа, но сквозь богатый, хотя и пребывавший в плачевном состоянии парк к морю вела извилистая тропинка. Название гостиницы освещалось прожектором. Строение это было выдержано в добром викторианском стиле и—за исключением разве полосатых навесов от солнца—вполне бы подошло для Блэкпула. Хильер с тревогой поглядел на помпезно-декоративный вход, возле которого прохаживались несколько головорезов в штатском. Наверное, в другое время их бы здесь не было, а сейчас удивляться не приходится: научный симпозиум—крупное событие, государственное дело. Несмотря на то, что в порту никого не обнаружили, комитетчики все равно не зевают. А тут еще этот ублюдок за спиной:

— Вот это я понимаю гэбэшники. Настоящие. Любого насквозь видят. Таких ни один samozvanyets не проведет.

Терпение Хильера лопнуло. Он повернулся и, схватив повара за ворот грязной рубашки, отволок его в боковую аллею, обсаженную кипарисами, миртами и бегониями.

— Видишь этот пистолет?—спросил Хильер.—Думаешь, для красоты болтается? У меня так и чешутся руки всадить в тебя пулю. Не люблю, когда поганые ничтожества вроде тебя путаются под ногами и мешают важному государственному делу.

— Я во всем признаюсь!—затараторил повар.—Всего-то взял два блока. А шеф-повар их загребает обеими руками.

— Английские или американские?

— LakkiStraiyk . Клянусь—два блока, ни пачкой больше.

— Ладно, марш на кухню. Через служебный вход. И учти, еще одно слово—и я тебя продырявлю.

— А директор, между прочим, занимается часами. Швейцарскими. Если хотите, я вам целый список фамилий представлю.

— Потом, а сейчас ступай на кухню.—Хильер подтолкнул его рукояткой пистолета.—Я никому сообщать не буду. Но если ты еще хоть раз что-нибудь пикнешь про самозванца…

— Опять все, как при Сталине,—хлюпая носом, запричитал повар.—Угрожают, запугивают… То ли дело при Никите было…

Nichtozhestvo, полный нуль, точнее—худой: наверняка ведь разболтает все на своей кухне или судомойке, а любое сказанное там слово через минуту становится известно Direktsyy . Мол, какой-то мент вынюхивает, кто скупает фирменные сигареты. Может, его и резина интересует. Громила в неказистом костюме (правый карман пиджака оттянут) смерил Хильера не слишком уважительным взглядом и, ворочая челюстями, спросил:

— Какие новости? Так никто и не появился?

• Предыдущая
• 33/55
• Следующая