Рыжий Орм - Бенгтссон Франц Гуннар - Страница 46
- Предыдущая
- 46/114
- Следующая
Орм сумрачно уставился прямо перед собой и сказал, что для него вообще непросто что-нибудь забыть.
— Но мне трудно отпустить тебя, — продолжал он, — ибо ты словно бы помогаешь мне, хоть и не можешь ничего сделать. Но ты умный человек, маленький священник, и слушай теперь, что я скажу. Будь ты на моем месте, и случись все это с тобой, что бы ты стал делать?
Брат Виллибальд улыбнулся и ласково глянул на Орма и покачал головой.
— Похоже, ты сильно привязался к этой молодой женщине, несмотря на ее тяжелый нрав, — сказал он. — И это достойно удивления, ибо вы, безбожники и насильники, берете себе женщин каких придется, и не больно о них грустите. Не потому ли это, что она королевская дочь?
— Она не может рассчитывать на наследство, после того что стало с ее отцом, — отвечал Орм. — И из этого ты можешь понять, что не богатство мне нужно, а она сама. А то, что она хорошего рода, дела не портит: я и сам хорошего рода.
— Может быть, она опоила тебя любовным напитком, — промолвил брат Виллибальд, — и это придает такую прочность твоей привязанности.
— Однажды она давала мне пить, — сказал Орм, — и с тех пор ни разу, и это было, когда я впервые ее увидел, а питье было мясным отваром. Но из него я вряд ли что отпил, потому что она разозлилась и отшвырнула прочь кружку с отваром. А ты сам говорил, что для меня надо было его варить.
— Меня не было, когда его варили и приносили к вам, — сказал брат Виллибальд задумчиво, — а для молодого человека нужно совсем немного такого напитка, когда женщина молода и хороша собой. Но если она напустила в отвар колдовства, то тут ничего не поделаешь: ибо от любовного напитка нет иного лекарства, кроме любви, так говорят все ученые врачи древнейших времен.
— Этого лекарства я и ищу, — отвечал Орм, — и теперь спрашиваю тебя, не можешь ли ты мне дать на сей счет совета?
Брат Виллибальд наставительно поднял указательный палец и отечески Произнес:
— Есть лишь одно средство, когда человеку тяжело и он не знает, что ему делать, и плохо твое дело, злосчастный идолопоклонник. Ибо то, что остается — это молить Господа о помощи, а этого ты не можешь.
— А он тебе часто помогает? — спросил Орм.
— Он помогает, когда я прошу его о вещах разумных, — с убежденностью отвечал брат Виллибальд, — и это больше, чем твои боги делают для тебя. Он не слышит, когда я жалуюсь по пустякам, с которыми, он считает, я и сам справлюсь; я и сам видел, как сей святой отец, епископ Поппон, когда мы бежали из Дании за море, страстно воззвал К Богу и Святому Петру о помощи от морской болезни и не был услышан. Но когда я был с остальными в башне, когда голод и жажда и мечи язычников угрожали нам и мы воззвали к Господу в нашей беде, то оказались услышаны, хотя среди нас и не было никого столь кроткого перед Богом, как епископ Поппон. Ибо тогда появились посланники ради нашего спасения, и может быть, правда, что то были послы короля Этельреда к вождям боевых дружин, но также были они посланцами Бога нам на помощь, за многие наши молитвы.
Орм кивнул и согласился, что это кажется ему достаточно разумным, поскольку он и сам все видел.
— И теперь я понимаю, почему не вышло выкурить вас из башни, — сказал он. — Наверное, Бог или еще кто-то, к кому вы обратились, велел налететь ветру и развеять дым.
Брат Виллибальд отвечал, что именно так все и было: это был перст Божий, обративший в ничто дьяволовы козни. Орм сидел задумавшись, теребя бороду.
— Моя мать стала христианкой теперь, на старости лет, — сказал он. — Она выучила две молитвы и часто к ним прибегает и считает обе хорошими. Она говорит, что это молитвы сделали так, что я остался жив и вернулся к ней домой, несмотря на многие опасности, хотя, наверное, и мы сами с Синим Языком тому тоже поспособствовали, и ты тоже, маленький священник. Теперь пришла мне большая охота самому просить Бога о помощи, если говорят, что он так помогает. Но что он требует в ответ, я не знаю и не знаю, как мне надлежит с ним говорить.
— Ты не можешь молить Бога о помощи, покуда не станешь христианином, — сказал брат Виллибальд. — А христианином ты станешь не прежде, чем примешь крещение, а креститься ты не можешь, покуда не отречешься от своих ложных богов и не обратишься к Отцу и Сыну и Святому Духу.
— Всех этих штук не надо было, чтобы говорить с Аллахом и его Пророком, — сказал Орм, хмурясь.
— Аллахом и его Пророком? — переспросил в изумлении маленький священник. — Что тебе об этом известно?
— Я повидал куда больше твоего, — отвечал Орм. — И когда я был у Альмансура в Андалусии, мы призывали Аллаха и его Пророка по два раза на дню, а иногда и по три. Могу прочитать те молитвы, если хочешь.
Брат Виллибальд в ужасе воздел руки кверху.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — воскликнул он. — Сохрани нас от козней дьяволовых и от Мухаммедова проклятого лукавства! С тобою дело хуже, чем с прочими, ибо слушать учение Мухаммеда всего хуже. Ты и теперь принадлежишь его вере?
— Я принадлежал ей, пока был у Альмансура, ибо он так велел, — сказал Орм. — Ибо это человек, перечить которому не слишком разумно. С тех пор у меня вообще не было никакого бога, и оттого; видно, мне и стало хуже.
— Удивительно, что епископ Поппон не узнал об этом, когда ты был у короля Харальда, — сказал брат Виллибальд. — Если бы он услышал, что ты признавал учение этого худшего предателя, он бы тебя немедля окрестил, с его набожностью и усердием, даже если пришлось бы позвать дюжину бойцов короля Харальда, чтобы тебя держать. Это доброе и святое дело — спасти обыкновенную душу человеческую из тьмы и слепоты, и быть может, к таковым можно отнести и норманна, хотя мне и трудно в это поверить после всего, чего я навидался, но все отцы церкви сходятся в том, что в семь раз лучше спасти того, кто предался Мухаммеду. Ибо ничто не причиняет вящей досады дьяволу, чем это.
Орм и прежде слыхал о дьяволе, и брат Виллибальд усердно принялся наставлять его и на сей предмет.
— Похоже на то, — сказал Орм, — что я раздразнил дьявола, сам того не зная, тем, что отошел от Аллаха и Пророка, и оттого пошли все мои неудачи.
— Так оно и было, — сказал маленький священник, — и хорошо, что ты начал это понимать. С тобой дело обстоит так, что хуже некуда, ибо дьявол озлоблен на тебя, а защиты от Бога тебе нет. По покуда ты поклонялся Мухаммеду — да будет он проклят! — дьявол был тебе другом, и оттого у тебя все шло хорошо.
— Я так и думал, — сказал Орм, — и оттого мне теперь так плохо. Вот что значит, когда все против тебя, когда не принадлежишь ни Богу, ни дьяволу.
Он какое-то время сидел задумавшись.
— Теперь я хочу, чтобы ты пошел к посланцам вместе со мной, — сказал он. — Ибо я желаю говорить с теми, кто могуществен перед Богом.
Епископы воротились с поля битвы, где отпевали мертвых, и теперь собирались на другой день в обратную дорогу. Старший из них устал и пошел отдохнуть, но епископ Лондонский пригласил Гудмунда к себе, сидел и пил с ним вместе, в последний раз пытаясь уговорить его добровольно принять христианство.
С самого своего прибытия в Мэлдон оба епископа изо всех сил старались склонить вождей принять Христову веру, так велел им король Этельред и его архиепископ, ибо тем самым сильно бы прибавилось чести королю перед Богом и людьми. С Торкелем им долго поговорить не привелось: он отвечал, что удача его в бою достаточно сильна, сильнее, чем у христиан, и оттого у него нет охоты заводить себе других богов. И с Йостейном вышло не лучше: он сидел молча и слушал, оперевшись руками о секиру, которую всюду носил с собой и звал Вдовьей Скорбью, и глядел на них из-под насупленных бровей, покуда оба епископа толковали ему о Христе и Царствии Божием. Потом издал смешок, швырнул шляпу оземь и спросил, не держат ли его за неразумного.
— Я бывал жрецом на большом жертвоприношении в Упсале двадцать семь зим кряду, и слушать такие речи, что пригодны лишь для детей и старух, для меня мало чести. Вот этим топором, что вы все видите, я рубил тех, кого приносили в жертву ради урожая, а потом подвешивали на священном дереве перед храмом; среди них были и христиане, и священники тоже, голые, плачущие, на коленях в снегу, так скажите мне, какая им была польза от их Бога.
- Предыдущая
- 46/114
- Следующая