Кокон Кастанеды - Брикер Мария - Страница 24
- Предыдущая
- 24/54
- Следующая
К купе подошел оперативник Вениамин Трофимов.
– Как там проводница? Что-нибудь выяснил, Вень? – ласково спросила Елена Петровна и потрепала опера по русой кучерявой голове.
Вениамин подобных ласк не любил и скривил физиономию. Елена Петровна усмехнулась, она знала, как он отреагирует, но все равно удержаться не смогла.
– Очухалась наконец-то. Говорит, что в этом купе ехали монахиня и некий гражданин, подданный Германии, Николай Владимирович Чуйков. Вернее, они попутчиками просто были.
– Ты говоришь, монахиня?! Она – монахиня? – охнула Елена Петровна и внутренне перекрестилась.
– Во как! – обернулся Палыч. – А я думаю, чем так странно пахнет от ее волос. Ладаном от нее пахнет! Слушайте, а как же теперь со вскрытием быть? Господи, прости меня, грешного! – Судмедэксперт торопливо закрыл покойницу покрывалом, отскочил от полки и замер с озадаченной физиономией.
Некоторое время все молчали, размышляя над проблемой.
– Мы же убийцу ищем, святую миссию выполняем, – философски изрекла Елена Петровна. – Палыч, возьми себя в руки!
– Не могу, она Христова невеста. Нельзя, – уперся судмедэксперт.
Елена Петровна выпучила глаза, чтобы высказать все, что она думает по этому поводу, но в последний момент промолчала – впервые она видела судмедэксперта таким растерянным.
Палыч смущенно топтался на месте, интенсивно потел и ждал ее решения.
– Ладно, в морг тело отправим, а там видно будет, – сжалилась над ним Елена Петровна.
– Спасибо, – проблеял Палыч.
– Не за что. – Елена Петровна болезненно поморщилась, растерла ноющую спину. Спина разболелась ночью, сказались последствия вчерашнего скалолазания и холодного подвала, в котором она провела несколько часов. Поэтому сегодня она кофту шерстяную напялила. А под кофту – старую блузку, не снимешь теперь. Как она перед Варламовым в старой блузке покажется? Вдруг он еще там, на платформе? Или, может, снять пока кофту, а потом снова надеть?
– Вам не жарко? – отвлек ее от размышлений Трофимов.
– Не жарко, – передумала снимать кофту Елена Петровна. – Что там с опросом остальных пассажиров? Ребята нарыли что-нибудь?
– Ничего, совсем ничего. Пора отпускать всех. Волнуются, устали, ругаются.
– Отпускай, – махнула рукой Зотова и направилась в начало вагона.
Проводница увидела ее и опять разрыдалась. Начинается, недовольно подумала Елена Петровна и попыталась ее успокоить. Но это никак не получалось. Проводница ныла, размазывала косметику по щекам и вытирала слезы рукавом униформы. Исчерпав запас словесных микстур, Зотова не выдержала, прикрикнула на проводницу и хлопнула по столу ладонью с такой силой, что стаканы в серебристых подстаканниках заплясали. Женщина вздрогнула и реветь перестала.
– Я понимаю ваше состояние, Вера Константиновна, – вновь смягчилась Елена Петровна, – но вникните: дело не терпит отлагательств. Плакать потом будете, а сейчас мне от вас нужна информация. Пожалуйста, успокойтесь и отвечайте на мои вопросы. Четко и подробно.
– Я, гы, с им, – всхлипнула проводница.
Елена Петровна схватила со стола стакан и подсунула под нос неврастеничке:
– Выпейте воды!
Проводница с благодарностью кивнула, сделала глоток.
– Я с ним тра…ха…лась! А он… – икнула Вера Константиновна.
– С кем? С Холмогоровым? – оторопела Зотова.
– Да нет же! С убийцей, с Чуйковым этим.
– Он был в вашем купе? – оживилась Елена Петровна.
– Да, что мне теперь за это будет? Я ведь не знала, что он убийца! Не знала! Хотя он мне сразу не понравился. Еще в Берлине. Мерзкий тип!
– Поэтому вы его приголубили, – усмехнулась Зотова.
– Приголубила, приголубила, да! – обиделась Вера. – Я ж не знала! Я ж не предполагала! Он шампанское принес, коробку конфет. Я вообще-то не пью, водку только. Сначала он в вагоне-ресторане долго ошивался, в ресторане Холмогоров был, он следил, видно, за ним. После накушался по самое не хочу, на подвиги потянуло. Хотелось ему! Я таких сразу просекаю, уродов. Сразу, понимаете? Ненавижу! Командированные козлы! Один такой жизнь мне поломал, романтических соплей на уши навесил три килограмма, до сих пор стряхиваю. Я только работать начала. Молодая была, дура. И вдруг он нарисовался. Красивый, богатый. Каждую неделю в загранку мотался и все в мою смену попадал. Стихи читал, на коленях стоял, сувенирчики дарил, дешевку всякую, замуж звал… Наивная, поверила. – Веру Константиновну понесло не в ту степь, но Зотова терпеливо слушала рассказ проводницы о трагической любви: чувствовала, что, пока Вера не выговорится, получить от нее нужную информацию не удастся. Впрочем, финал истории был Елене Петровне известен заранее – переспав с одним из пассажиров по большой и светлой любви с первого взгляда, Вера осталась с ребенком на руках.
– Так вот, – выдохлась проводница, – теперь одна ращу дочку.
«Что и требовалось доказать. Теперь Верочка мстит: спит с командированными козлами не бесплатно, а за деньги», – подумала Елена Петровна и спросила:
– Почему вы решили, что Чуйков – убийца?
– А кто же еще мог убить? – искренне удивилась Вера. – Он ведь в купе с монашкой ехал. Как бабушку жалко, жуть! И Холмогорова он убил.
Зотова расстроилась: никаких улик и доказательств. Выходит, зря она мучилась, слушая россказни о несчастной любви проводницы Верочки. Эх, сколько она подобных историй за свою жизнь выслушала – не перечислишь. Впрочем, женщину было жаль.
– И все же на основании чего вы сделали вывод, что именно Чуйков убил монахиню и журналиста? – еще раз спросила Елена Петровна устало.
– Мне его поведение сразу подозрительным показалось. Не успел в вагон зайти, как пристал ко мне с просьбой, чтобы я его в другое купе переселила. Денег предлагал. Думаю, он хотел к Холмогорову поближе переехать, чтобы можно было легче его пришить. Но не вышло, все было занято, и он вернулся к себе.
– Насколько я знаю, Холмогоров ехал один. Почему вы не предложили Чуйкову перебраться в его купе?
– Потому что Холмогоров два места выкупил. Богатенькие так часто делают. Купе целиком выкупают, чтобы никто им не мешал. И Чуйков мог бы в комфорте ехать, один, а не с монашкой-католичкой, если бы не пожлобился.
– Католичкой?
– Ага. – Проводница положила перед следователем билет, по которому ехала старуха.
Елена Петровна страстно надеялась, что монахиня умерла сама, как утверждает Палыч. Расследование убийства гражданки другой страны, да еще монахини! Ужас! Только этого ей не хватало. Пожалуй, это даже хуже, чем расследование насильственной смерти известного тележурналиста. Но в любом случае придется фээсбэшников вызывать, расстроилась Зотова. Будут лезть во все дырки, какая неприятность, однако. Хотя… можно будет подпрячь их к поиску подданного Германии Чуйкова. Да, засветился мужик, и так глупо засветился, что с трудом верится в его причастность.
– Кто-нибудь из пассажиров еще вел себя странно? – хмуро поинтересовалась Елена Петровна.
– Да нет вроде. Спокойные пассажиры попались. Бывает, смена так пройдет, что хоть в петлю лезь. Нажрутся, понты начнут кидать. Гоняют меня, как козу. Придираются. Песни ночью орут, базарят – не успокоишь. В этот раз никто не бузил, сидели все по норам.
– Вера, подробно распишите, кто в каком купе ехал, поименно, на какой станции вошли, на какой вышли, как себя вели, что делали во время пути.
Проводница охотно придвинула к себе книгу отчетности, в которой лежали билеты. Зотова нарисовала на листе бумаги план седьмого вагона, перенесла в таблицу имена и фамилии пассажиров, уточнила время, место посадки и выхода каждого, расспросила Веру об их поведении, чтобы позже сверить показания проводницы со свидетельскими показаниями самих пассажиров, с которыми она уже пообщалась. Вера с жаром откликнулась на ее просьбу, и Елена Петровна отметила, что характеристики, данные проводницей, психологичны и во многом сходятся с резюме, которое Зотова составила на каждого человека, ехавшего в седьмом вагоне. Вера, к удивлению следователя, четко определила и род занятий каждого. Ей бы детективом работать или психологом, а не ублажать избалованных командированных, подумала Елена Петровна.
- Предыдущая
- 24/54
- Следующая