Тотальное преследование - Басов Николай Владленович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/77
• Следующая

Пощелкал настроечными тумблерами, еще разок потеребил штеккерные выводы из общегоспитальной электронной системы, которые у них в мастерской все же были. И тогда… На самом деле и это не было полноценным лодированием, потому что отсутствовала программа, которую следовало, по идее, вправлять в мозги. Но электронный мозг госпиталя был настолько велик, так насыщен всякими элементами, из которых эти самые программы можно было лепить, словно из пластилина, что… у Тома почти все получалось.

Он просто вошел куда-то, как в комнату, хотя это были совершенно необозримые базы, с объемом намного больше, чем те программы, которыми его нагружали в пансионате, но их можно было впитывать… А потом, когда Том почувствовал, что этим почти механическим, вернее, статистическим знанием пресытился, он сумел полуосознанно, как все делал сегодня, отправиться дальше по системе, чтобы найти что-нибудь еще. Может быть, такое же маловразумительное, но новое, что не перебивало в нем человеческую потребность осознавать эти знания, получать хотя бы в некоторой мере абстрактное, обобщенное представление. Это было похоже на то, как если бы он решил зубрить телефонный справочник. Нормального удовольствия, разумеется, не возникало, но… Было в этом во всем что-то еще. И его мозги, странные и свихнутые прежними лодированиями, не протестовали и против такого… справочника.

А потом Извеков очухался. Оказалось, что он лежал на кушетке, в одиночестве, в пропотевшем насквозь комбинезоне техобслуги, и голова у него болела неимоверно. Может быть, от этой-то головной боли Том и пришел в себя, и сумел даже выйти из-под нагрузки, не отдавая себе отчета, и стащил с головы шлем. Это была другая боль, вызванная не голодом по лодированию, а почти человеческая – какая, наверное, бывает у всех и от которой хорошо помогают таблетки. Да, определенно, это было совсем другое состояние, и при этом он был почти счастлив.

До конца смены оставалось еще немало времени, но Том поднялся, принял душ, хотя почти не чувствовал воды на коже, и осмотрел свое произведение еще разок. Сейчас он ничего не понимал, не знал, что и как сделал, но аппарат неким образом работал, и Том чувствовал: какие-то объемы знания он все же усвоил.

Лишь через неделю, посвященную не нормальной работе, для которой его, собственно, наняли, а именно доводке своей конструкции, у Тома стали всплывать сведения, которыми он нагрузился. Оказалось, что это – представления об устройстве и функциональной работе шлема. То есть почти то самое, что ему было необходимо, что он так давно хотел получить. Но знания теперь были вполне разумны, освоены и понятны, он мог даже критически оценить свою работу.

Выяснилось, что со шлемом Том все же слегка перемудрил, некоторые вещи следовало сделать иначе, проще и изящнее. Но притом чего-то в своем… произведении он все же не понимал. И главное, что смущало, он каким-то невероятным образом перепрограммировал весь БИОС этого устройства, сделал его практически непригодным для первоначального использования – для диагностики и попутного биополевого лечения больных.

Зато он позволял «съедать» за один сеанс нагрузку, эквивалентную примерно пяти-семи часам нормального лодирования. При этом, конечно, что-то шло не так, как на нормальной машинке, и после сеанса жутко болела голова, но с этим Томаз был готов мириться. И еще ему пришло в голову, что очень часто этой штукой пользоваться нельзя. Почему-то это было опасно, но разок в неделю можно было заходить в тот объем информации, которым располагал общий кибермозг госпиталя, и отыскивать куски знаний… «посъедобней», чтобы потом все же осознавать их, а не бредить жуткими числами или голыми формулами.

При этом с Извековым происходило что-то совсем уж жуткое. Тамара несколько раз будила его, потому что Том стонал во сне. Несколько раз она заводила с ним осторожные разговоры, мол, не увлекся ли он какими-нибудь психотропами – иногда с обслугой госпиталя такое случалось. Все же знали друг друга, и вполне реально было достать не то что какие-нибудь терапевтические «колеса», но и штуки помощнее, например, из психиатрического отделения больницы.

Как Тому удалось от нее отбиться, отшутиться, отговориться – он даже и сам не понял. Не это было для него важным, а то, что какие-то смутные, но одновременно и вполне отчетливые знания в нем накапливались, наслаивались и становились все более понятными. Наконец однажды Извеков вдруг осознал, что мог бы теперь быть совсем неплохим терапевтом и даже что-то понимает в тактике хирургических операций, причем изрядно сложных, например абдоминальных или даже неврологических.

При этом в результате усиленного размышления над конструкцией шлема, которым Том пользовался для своих сеансов, он стал так здорово разбираться в кибермедах, что… Это была ошибка, конечно, но сначала он не обратил на нее внимания. Случилось так, что Том занялся настройкой действительно очень сложной программы какого-то из «столов» и сделал все, что полагал верным и эффективным, но при этом у него осталось чуть не полгорсти «лишних» деталей.

На самом деле незаметно для себя, не отдавая себе отчета, Извеков перепрограммировал какие-то элементы этого устройства, и это не осталось незамеченным. Тот самый тип, его сменщик, с которым Тому так и не довелось подружиться, кому-то рассказал об этом, и тогда в мастерскую пришел один из сержантов космопехоты, который служил в госпитале охранником. Сержант этот довольно долго его расспрашивал. Том попытался со всей своей изобретательностью навешать ему лапши на уши, но и сам почувствовал – в чем-то, может, этот парень и был неучем, но отлично понимал, когда ему откровенно лгали.

Но и этого Извеков не заметил, пропустил мимо внимания, а ведь не следовало так-то… Нужно было сосредоточиться и незаметным внушением, как у Тома уже не раз получалось с другими людьми, изменить внутреннюю установку сержанта, его мнение обо всем разговоре. В общем, Том просто не подумал, что этот долдон пошлет куда-то наверх докладную записку о его, Тома, странном поведении и его странных способах работы. Это была вторая ошибка – или третья, если считать его неконтактность с людьми, разумеется, кроме Тамары. Но если она или все остальные еще могли ему это простить, то с космопехом получилось не так, как хотелось бы.

И в общем неизвестно, что бы и как получилось, но совершенно неожиданно для Тома, а может, и для половины персонала госпиталя к ним на лечение попал некто Магис. Как подслушал Том на медсестринском посту, известный чуть ли не повсеместно на Луне и очень влиятельный мекаф. Обычно «губки» пользовались больницами с более солидным оборудованием, но этот вдруг решил лечиться у них, в Тихуа.

Вообще-то, как Том уже понимал, «губкам» на Луне нравилось. Главным образом из-за меньшей силы тяжести, чем на Земле. И скафандры тут были облегченными, и контакт с атмосферой был почти «прямой». То есть дышали они здесь без многих и многих фильтров, необходимых «внизу», как мекафы называли материнскую для человечества планету, и помещения у них устроены были комфортабельнее. Собственно, любой город, построенный тут, более чем на две трети состоял именно из помещений, оборудованных для мекафов, для их существования, и лишь по периферии оказывался устроен для людей, их функционирования и возможности обслуживать мекафов. При всем при том, что их количество не превышало одного процента от населяющих город живых душ… Разумеется, если у мекафов была душа, в чем некоторые теологи, как ни странно, сомневались. Это Извеков тоже выяснил непонятным для себя образом, хотя теперь даже не знал, когда же именно – еще на Земле или позже, уже здесь, когда влез в медицинские базы данных тихуанской больницы.

Условия для существования, по мнению Магиса, оказались тут скудными, и он решил слегка переоборудовать свой скафандр, чуть усилить его и немного отремонтировать. Тут-то Томаза и вызвали для этой работы. Вернее, вызвали почти весь техперсонал госпиталя. Явились два десятка человек, но… Посмотрели на это сооружение, на эти сложнейшие аппараты, обслуживающие Магиса, и отрицательно завертели головами.

• Предыдущая
• 67/77
• Следующая