Страшная сказка - Арсеньева Елена - Страница 44

• Предыдущая
• 44/87
• Следующая

– В апреле – мае, – шепнула она. – Вы понимаете?

Он быстро кивнул и успел еще прошептать в ответ:

– Серега что-то знает! – как доктор с огорченным лицом повернулся к ним:

– Не напасешься на этого оболтуса! Моя фельдшерица на больничном уже месяц, так Серега у нас тут подвизается. Сколько бутылок перебил, ужас! Иди двор подметай, это для твоих крючьев самое подходящее занятие!

Серега отправился в ссылку с такой готовностью, что у Родиона возникло невольное сомнение, а не раскокал ли он бутылку нарочно, чтобы иметь возможность беспрепятственно сбежать.

– Извините, поскольку я не профессионал, я тоже удалюсь, пожалуй. Ваши профессиональные ароматы, честное слово, не для меня, – пробормотал Родион, выходя в коридорчик. Во-первых, надо было последить за этим, безусловно, интересным мужичком, а во-вторых, его и впрямь мутило от запаха денатурата.

Он толкнул дверь – и чуть не сбил с куцего крыльца Серегу, который хлопал по карманам с потерянным видом человека, ищущего вчерашний день.

– Закурить не найдется? – хрипло спросил он, но тут же осекся при виде Родиона.

В принципе Родион не курил. Но он давно усвоил, что лучшего способа установить контакт с незнакомым человеком, чем угостить его куревом, просто нет. Ну, скажем, это второй лучший способ. Что касается первого, Родион не сомневался, что дело дойдет и до него.

Он вынул портсигар, Серега мгновение поколебался, потом протянул руку, однако тотчас отдернул ее:

– Что за сорт?

– Это не сигареты, а сигары. Да вы берите, они неплохие, честное слово.

Родион поднес зажигалку, посмотрел на озадаченное выражение Серегиного лица.

– Какой-то вкус такой… Черт, не пойму.

– Очень крепко? – поинтересовался Родион. – Это с непривычки. Слыхали, что советуют знатоки? Если сигара кажется вам слишком крепкой, смягчите ее вкус глоточком коньяку.

– Ну если только коньяку! – хохотнул Серега, явно оценив шутку. – Оно, конечно, сейчас неплохо бы…

– Прошу. – Родион откинул полу куртки и вынул из внутреннего кармана плоскую фляжку. Снял крышечку – она же играла роль стаканчика. Потом отвинтил пробку. Набулькал щедро, чуть не по самый край.

Серега как завороженный смотрел на темно-коричневую волшебную жидкость.

– «Дербент»? Или «Дагестан»? – спросил он, принюхиваясь с видом знатока.

– «Ларсен».

– Это коньячный спирт, что ли?

– Да вы пробуйте, пробуйте, – Родион призвал на помощь чувство юмора.

Серега принял содержимое стаканчика одним глотком.

Родион отпил прямо из горлышка. Коньячный спирт – он, конечно, дезинфицирует посуду, но не до такой же степени. После Сереги стаканчик надо было промывать по меньшей мере денатуратом.

– Ну как?

– Да не понял, – пожал плечами Серега.

– Хорошо, но мало? – догадался Родион. – Повторим? А? Давайте?

– Не откажусь.

– Ну, по второй.

Они выпили и по второй, и по третьей. Поскольку воздержание на сей раз было в интересах Родиона, в том смысле, что он хотел побольше оставить Сереге, он едва прикладывался к горлышку. И ругал себя снобом, снобом, снобом… В самом деле, сейчас сошел бы и коньячный спирт, и какая-нибудь «Рябина на коньяке». И «Денатурат на коньяке» тоже отлично пился бы.

Наконец Родион убрал фляжку. Серега проводил ее эйфорическим взором, а когда вновь поднял полные признательности глаза на собутыльника (вернее, софляжника), невольно отпрянул, увидев перед собой пятисотрублевую купюру. Родион держал ее двумя пальцами, и бумажка трепыхалась на ветру, словно маленький флажок неизвестного, но очень счастливого и богатого государства.

– Это… что? – сдавленно спросил Серега.

– Будем считать, что она выпала из вашего кармана. Я хочу сказать: мы будем так считать, если вы ответите на пару моих вопросов.

– Насчет чего? – быстро, жадно спросил Серега.

– Насчет той собачки, которая тут у вас содержалась в апреле месяце прошлого года.

Серега посмотрел на него глазами испуганной, более того – невинной лани:

– Ка… какой собачки?

– Да ладно, – сердито сказал Родион, вдруг остро вспомнивший, что этот «Ларсен» покупался в дьюти-фри, за цену символическую, а в магазинах что в Нижнем, что в Северо-Луцке его ни за какие деньги не сыскать, может, только за самые несусветные. – Чего пинжака валяешь? Видно же, знаешь что-то насчет той собаки, у которой было бешенство. Вот и скажи мне все, что знаешь. И деньги твои!

Мгновение Серега с тоской смотрел на пятисотку, потом сунул руки в карманы с видом страдальца, проходящего последний круг ада:

– А чего ж вы свою дамочку не спросите? Она вам путем и ответит, что ей от той собаки нужно было да зачем. И денег никаких платить не придется!

– Ком си ком са? – обрадовался арабчонок. – Вери гуд! Ком цу мир, битте!

Они тут не стесняли себя знанием какого-то одного языка – бодро шпрехали на трех сразу: на английском, французском и немецком, причем такая неудобоваримая смесь была почему-то гораздо более понятна всем туристам. К сожалению, в отличие от Эмиратов или Египта, великий и могучий еще не был вполне освоен аборигенами, однако Егор вчера сам слышал, как в сувенирной лавчонке приказчик из кожи вон лез, заманивая двух русских дамочек:

– По-смот-реть, мадам! Про-сто так! Ха-ля-ва!

То есть Мавритания твердой поступью шла по пути прогресса.

У самого же Егора походка была куда менее твердой, пока его вели к высокорослому чалому коньку с длинной гривой, в которой отчетливо проблескивали белые пряди. То ли гривы коням здесь мелировали по мировой моде, то ли арабский скакун уже поседел от долгих лет жизни.

Егор и разочаровался (подсунули, дескать, какого-то одра, не удастся показать себя настоящим ковбоем), и втихомолку вздохнул с облегчением: уж с этим Пашо?й (арабчонок, тыча пальцем в конягу, сообщил: дескать, хиз нэйм из Паша?, он как-нибудь поладит. Однако рожа, в смысле – морда у коня была какая-то угрюмая, а когда он вдруг оскалился, показав желтые зубы, смутное беспокойство закралось-таки в душу Егора.

Вскочил он верхом довольно лихо, правда, малость струхнул, вдруг вознесшись так высоко над землей, и никак не мог нашарить ногой стремя, оказавшееся слишком коротким. Инструктор удлинил его, поставил на железную опору кроссовку Егора, жестами показал, как обращаться с поводьями. Предполагалось, что всадник это уже знает (ком си ком са!), поэтому инструктаж был беглым и коротким. То есть Егор сам собой, методом научного тыка постиг, что если ты тянешь за левый повод, то коняшка поворачивает отнюдь не влево, а вправо. И наоборот. Натягиваешь поводья (так и подмывало назвать их вожжами!) – конь стоит. Ослабляешь, ткнув в бок (пяткой надо тыкать, чувствительнее получается), – идет. Понукают его, выкрикивая: «Зит, зит!» – что означает: шевели задницей, скотина.

Впрочем, Паша? частью тела шевелил без всяких понуканий. И еще как шевелил! Этот пожилой, старый, можно сказать, конь, лишь покинув территорию ипподрома, начал вести себя как невинная кобылка, которую впервые ведут на случку. Нет, будто престарелая расчетливая кокетка!

Путь группы всадников пролегал через поселочек, полный мотоциклов, осликов, детворы, собак, индюков и женщин с полуприкрытыми лицами. Очевидно, всем был дан строгий инструктаж на тему поведения с богатыми туристами (предполагалось, что пятьдесят баксов, которые человек отдает за два часа верховой прогулки, у него не последние на счету или в кошельке). Все обитатели деревушки дисциплинированно жались к заборам, глушили моторы машин и мотоциклов, даже животные и птицы вели себя подобающе. Поэтому всадники спокойно проследовали бы по каменистой дороге через деревню – если бы не начал выступать Паша?.

Дорога была довольно просторная. Однако поближе к обочине валялась пластиковая бутылка из-под пепси-колы. Большая такая двухлитровая бутылка – пустая, понятное дело. Завидев ее, Паша?, который только что послушно следовал за инструкторским коньком, вдруг бесконтрольно (Егор, ободренный смиренностью этого четвероногого существа, позволил себе малость расслабиться) свернул к обочине и с силой наступил на бутылку копытом.

• Предыдущая
• 44/87
• Следующая