Шальная графиня (Опальная красавица, Опальная графиня) - Арсеньева Елена - Страница 51

• Предыдущая
• 51/108
• Следующая

Пришлось вновь подняться в горы. Дорога, как водится, была нестерпимо дурна, но вдруг, к изумлению путешественников, представился кусок порядочной мостовой. Очень кстати навстречу попался крестьянин, ведший в поводу осла, груженного корзинами с виноградом, он-то и пояснил:

– Дорога была тут прежде такая, что ехал осман и сломал себе шею. Тогда сыновья его, по обету, вымостили это место.

Слева от дороги Алексей увидал каменный столб с грубо изваянной человеческой головой, но без обозначения лица. Он напоминал каменных баб, обильно рассеянных по южным малороссийским степям. Но Миленко принялся уверять, что эти билеги, то есть знаки, поставлены греками, жившими тут еще в незапамятные времена!

Внизу, повторяя изгибы дороги, бежала прекрасная речка – темно-зеленого цвета с синеватым отливом. Поднявшись на возвышение, путники увидали, что она с ревом и пеною ударялась в скалу, промывая в ней высокую, просторную пещеру, и, вырываясь оттуда, падала, клубясь, в долину, а потом продолжала свой неторопливый бег.

Путники остановились, любуясь редкостным зрелищем, как вдруг Миленко настороженно огляделся. Алексей прислушался – и различил сквозь шум и плеск звуки, напоминающие женский плач.

По знаку Миленко путешественники спешились и, привязав коней к деревьям, осторожно спустились по камням туда, где поворот реки скрывался в пышном орешнике и откуда уже совсем явственно слышались жалобные крики. Они схватились за оружие, не сомневаясь, что увидят османов, напавших на беззащитных крестьянок, однако зрелище, открывшееся им, было столь неожиданным, что все четверо на некоторое время остолбенели. На пологом берегу пасся оседланный конек, беспокойно прядая ушами, когда особенно громкими становились вопли трех женщин – босых, простоволосых, в одних рубахах, привязанных друг к дружке своркою, которых плетью гнал в воду молодой серб с лицом столь ожесточенным, что рот его превратился в красную ниточку, а сведенные к переносице брови напоминали ровную черту, проведенную сажей на бледном от ярости лице.

Судя по истошным «Бог ме!» [17] , которые испускали то женщины, то их гонитель, все они были сербы, а потому происходящее казалось уж вовсе непонятным. Пока путешественники таились за кустами орешника, пребывая в состоянии полнейшего недоумения, молодой серб наконец загнал своих жертв в реку, принуждая их зайти по самую шейку, причем одна, бывшая ростом пониже подруг, уже пускала пузыри, с трудом вырываясь на поверхность. Но серб был неумолим!

Больше Алексей не мог выдержать зрелища этого издевательства над беззащитными.

Будь у него пистолет, он снял бы мучителя одним выстрелом! Но пистолета не было – пришлось действовать иначе.

– Стой! – вскричал он, выскакивая из своего укрытия и громадными прыжками пускаясь вниз по камням: одному богу ведомо, как не переломал себе ноги! – Отпусти их, мерзавец, душа с тебя вон! Бог те убийо! – Это было единственное сербское ругательство, которое он знал.

Он вбежал в воду и выволок на берег серба, который просто не смог противиться Алексею: того и так силушкою бог не обидел, а в ярости она утроилась, поэтому он заодно вытащил из воды и беспомощных жертв. Подоспевшие Миленко с Юхримом и Петриком принялись развязывать испуганных до онемения женщин, а Алексей сцепился с незнакомцем, осыпая его ударами и поливая отборной бранью по-русски, по-украински, и даже французское «merde» [18] очень кстати пришло на память.

– Довольно шуметь! – наконец закричал Миленко и перехватил руку Алексея, который уже раскровенил все лицо незнакомца.

Петрик и Юхрим с трудом удерживали товарища, а Миленко ввязался в яростную перепалку с сербом, из которой Алексей, еще плохо понимавший на этом языке, мало что уяснил, но он был поражен, когда Миленко вдруг бессильно рухнул на траву и залился таким заразительным хохотом, что Петрик с Юхримом тоже заулыбались. На заплаканные женские лица взошли невольные улыбки, и даже избитый обидчик растянул окровавленные губы в болезненном подобии усмешки. Только Алексей не был расположен смеяться.

– Ты знаешь, что он говорит?! – наконец-то успокоился Миленко. – Он говорит, что одна из этих женщин – ведьма, и он хотел выведать, которая!

– Как так? – недоверчиво поднял брови Алексей – и сморщился от боли, потому что серб так ударил его головой, что рассек бровь, и каждое движение было мучительным.

– Если человеку связать руки и ноги, он непременно потонет, а ведьме черт поможет – и она всплывет, – пояснил Миленко.

Алексей уставился на него во все глаза.

– Ты шутишь?!

– Ничуть. Видишь ли, кто-то из жителей села, в котором ночевал отряд Георгия, навел на них оттоманцев. Насилу ушли! И вот этот дурень вбил себе в голову, что только по ведьмину наущению османы могли появиться так бесшумно, ударить так внезапно... А про этих трех молодок ходят слухи нехорошие, вот он и решил выведать, которая виновна.

– Но ведь две невинные должны были потонуть! – воскликнул Алексей, а незнакомец лишь плечом повел:

– Вероватно! [19]

От всей этой глупости Алексей как-то вдруг обессилел и утратил желание драться.

– Это ты – Георгий? – хмуро спросил он незнакомца и был немало изумлен, когда тот вдруг оглушительно захохотал:

– Нет! Меня зовут Арсений, я гайдук Георгия. А Георгий – то наш вожак.

О, я бы желал быть столь умен и храбр, как Георгий, столь известен. Мы ходили с ним в Печскую патриархию [20] , даже и там его имя всем ведомо. Как же ты его не знаешь? – спросил он вдруг подозрительно. – Есте ли ты сербин?

– Нет, – усмехнулся Алексей. – Я из Русии.

Арсений так побледнел, что сделался одного цвета со своей кошулей [21] .

– Ты е москов?! – возопил он с таким ужасом в голосе, что Алексей даже отшатнулся, а смешливый Петрик расхохотался.

– Во-во, – подлил масла в огонь Юхрим. – Кацап вин!

– Знаешь, как говорят османы? – испуганно частил Арсений. – «Все гяуры злы, но самый злой гяур – москов».

– А ты что – осман? Или потурчился? – вмешался Миленко.

• Предыдущая
• 51/108
• Следующая