Русская Мельпомена (Екатерина Семенова) - Арсеньева Елена - Страница 9

• Предыдущая
• 9/12
• Следующая

– Нашей Катерине Семеновой и ее штату не понравились мои советы, – пожаловался директор театра. – Вот уже с неделю, как она учится у Гнедича, и вчера на репетиции я ее не узнал. Хотят, чтобы в неделю она стала Жорж: заставили петь и растягивать стихи!

Ну да, занятия у Гнедича были совершенно не похожи на то, что предлагал своим ученикам Шаховской. Это были не репетиции и зазубривания, а скорее, вокальные упражнения, в которых Гнедич старался добиться полной гармонии между словом, интонацией и жестом. Учил с азов, по прописям – в буквальном смысле слова: приготовил для Катерины особые нотные тетрадки (те самые «ноты», возмутившие Судовщикова и Шаховского), где все слова были то подчеркнуты, то надчеркнуты, смотря по тому, где следовало возвышать или понижать голос, а между строк в скобках сделаны были замечания и примечания, например: с восторгом, с презрением, нежно, с исступлением, ударив себя в грудь, подняв руку, опустив глаза и тому подобное. Строго говоря, Гнедич в своей мето?де не был первооткрывателем: это был испытанный способ чтения стихов классической трагедии, придуманный еще Расином. Между прочим, режиссер m-lle Жорж, Флоранс, тоже размечал для французской актрисы роли, однако менее тщательно, чем Гнедич, выделяя лишь самые эффектные места, а в основном игра Жорж была просто однообразным (хотя и многозвучным) ритмическим пением, отчего интонации не всегда совпадали со смыслом речи.

Гнедич обладал безупречным вкусом и столь же безупречным музыкальным слухом. Кроме того, его вдохновляла любовь… уроки были своего рода объяснением в любви! И Катерина Семенова «постигнула различие голоса в страстях, – как напишет позднее один из театральных критиков. – Она так владеет своим орга?ном звука, что нельзя без удивления слушать, как быстро и свободно переходит она от действия одной страсти к другой. Она в точности измеряет молчанием тот перелом, который обыкновенно происходит в сердце при рождении нового чувства». Этому научил любимую актрису Николай Гнедич в своей «тайной театральной школе», как он теперь называл свое жилище.

И вот теперь настало время, когда и актеры и зрители смогли вполне оценить и старания учителя, и успехи ученицы. А заодно сравнить, какой державе принадлежит бриллиант более чистой воды: Франции или России.

В Малом (русском) театре начали одну за другой ставить те же пьесы, которые собирали полные залы в Большом Каменном театре (французском). И те же роли, в которых блистала m-lle Жорж, теперь разучивала и репетировала Катерина Семенова.

Разумеется, на русском языке.

Она появлялась в театре незаметно. Приезжала в скромной карете, входила в зрительную залу, блистающую нарядами, – и сразу терялась в окружающем блеске. Она выглядела, как богатая вдова, еще не снявшая траура, пусть не строгого, но все же ограничивающего свободу выездов, свободу развлечений, – в темном, хотя и роскошном платье, с непременной фишю[8], которая прикрывала и без того скромное декольте, со скромной сапфировой гирляндой в гладко причесанных волосах, в сапфировых же серьгах.

Цвет сапфиров совершенно совпадал с цветом ее глаз, и те, кто обращал внимание на эти редкостные глаза, мгновенно цепенел: им чудилось, что в скромной даме они узнавали знаменитую актрису Семенову! Но нет, не может быть. Что делать ей во французском театре? Неужели любоваться игрою m-lle Жорж? Не может быть. Зачем гордячке Семеновой пить чашу унижения? Ведь француженка ее превосходит во всем!

Между тем, это все же была Семенова, которая теперь не пропускала ни одного спектакля с участием соперницы. Она сидела неподвижно и безотрывно смотрела на сцену. Было полное впечатление, что прилежная ученица слушает урок.

Ну да, это тоже была школа. Продолжение уроков Гнедича.

И – подготовка к состязанию. Катерина твердо решила доказать своим прежним поклонникам, что они рановато намерены отнять у нее лавры ведущей актрисы России. Правда, она полагала, что соперничество ее с m-lle Жорж будет негласным, однако вышло так, что две театральные дивы сошлись чуть ли не лицом к лицу.

В один из осенних дней 1811 года по Москве пронесся слух: в старой столице пройдут одновременные гастроли двух знаменитых трагических актрис, Семеновой и Жорж, которые станут своего рода турниром между ними.

Журналы и газеты месяца за три начали готовить общественное мнение к этому событию и требовать, чтобы публика присуждала лавры «не по праву, принадлежащему европейской знаменитости, а по сравнению, в котором определяется степень превосходства».

Катерина Семенова прибыла в Москву заранее. Она хотела, чтобы Москва привыкла к ней, увидела ее во всем разнообразии таланта и сразу начала сравнивать с m-lle Жорж. Программа была составлена так, чтобы можно было увидеть Семенову и в бытовой драме, и в историческом представлении, и в классической стихотворной трагедии, и в трагедии, переведенной прозой. А m-lle Жорж должна была играть только в классической трагедии – причем на французском языке.

О приезде Семеновой в Москву объявили отнюдь не пышными афишами, а помещали сообщения в «Московских ведомостях» между объявлениями о продаже «душничков и лодевалана амбре»[9] или о том, что от смоленской помещицы сбежала дворовая девка «росту малого, с родимым пятном с левой стороны». Но все же публика охотно пошла на спектакли. За билетами стояли с ночи, ну а когда в начале февраля 1812 года прибыла из Петербурга m-lle Жорж, началось настоящее столпотворение.

Для француженки московские гастроли очень много значили. Она хотела укрепить здесь уверенность в себе. А уверенность эта за последнее время изрядно пошатнулась.

О, конечно, денег она заработала в Петербурге немало, а также умудрилась единожды переспать с великим князем Константином Павловичем. Однако попасть в постель императора не удалось – это раз, пришлось расстаться с Бенкендорфом – два, выполнить секретное задание Наполеона (который не просто же так позволил бывшей любовнице отправиться в Россию, а только с настоятельным требованием сеять пораженческие настроения и исподволь настраивать общество, особенно придворное общество, лояльно к грядущей войне) тоже не удалось – три. И даже безусловный успех, который m-lle Жорж имела в Петербурге, был омрачен словами великого князя Константина, которые актрисе передали «доброжелатели» после премьеры «Федры»:

– Ваша m-lle Жорж в своей области не стоит того, чего стоит в своей моя парадная лошадь!

Да, комплиментом его слова не назовешь при всем желании! К тому же эта Семенова…

Для m-lle Жорж перевели несколько отзывов об игре соперницы, взятых из петербургских газет: «Мы видели в роли Гермионы[10] г-жу Жорж, восхищались ее игрой, но еще больше восхищались игрою г-жи Семеновой, которая почти везде превзошла ее».

И вот еще это: «Девица Жорж в некоторых сценах[11] была несравненна. Семенова же была не актриса, но мать. Один из зрителей, сидевший близко от нас, не мог скрыть своего восторга. «Боже мой! – вскричал он. – Как может искусство так близко подходить к натуре!» И в самом деле, сия несравненная актриса заставляет зрителей очень часто забывать, что они в театре».

Ну и тому подобное.

Короче говоря, размышляла французская актриса, настало время поставить все на свои места. Эти русские должны усвоить, что в мире существует только одна истинная королева трагедии, и ее имя – m-lle Жорж!

Именно поэтому она выбрала для своего бенефиса ту же роль Аменаиды в трагедии Вольтера «Танкред», которую выбрала для бенефиса Катерина Семенова. Вся разница состояла в том, что русская актриса должна была играть 7 февраля, а француженка – 10-го.

В ожидании этого события соперниц наперебой приглашали в лучшие дома Москвы, а также делали им визиты. Особенно любопытно было побывать у m-lle Жорж. «Разнообразие своего дарования» она выказывала прежде всего тем, что одних принимала с манерами настоящей парижской кокотки, а вот князь Вяземский застал ее в засаленном халате, скоблящей ножом кухонный стол.

• Предыдущая
• 9/12
• Следующая