Время любить - Бенцони Жюльетта - Страница 59

• Предыдущая
• 59/63
• Следующая

И потом раздался крик, ужасный, раздирающий, который заставил Катрин выскочить из носилок. Могучий Арно разрубил голову Фараджа Одноглазого. Но молодая женщина застыла, завороженная ужасающим зрелищем: Готье, оставаясь на лошади и широко открыв рот, кричал, не переставая, и у него в груди торчало копье.

Катрин поймала взгляд Готье, она прочла в его глазах удивление, потом, как сраженный молнией дуб, нормандец повалился на землю.

– Готье! – вскричала молодая женщина. – Господи!..

Она побежала к нему, встала на колени, но Арно уже спрыгнул с лошади, бросился к нему и отстранил Катрин:

– Оставь! Не дотрагивайся…

На ее призыв прибежал Абу-аль-Хайр, осмотрел раненого и нахмурил брови. Тоненькая струйка крови текла из угла рта.

– Он еще жив, – произнес врач. – Нужно осторожно вынуть копье… Можешь ты это сделать, а я его подержу? – спросил Абу-аль-Хайр у Монсальви.

Вместо ответа Арно без колебаний содрал бинты, которыми еще были обвязаны его руки, потом взялся за древко копья, пока Абу осторожно раздвинул края раны, которую Катрин уголком своего покрывала обтирала от крови.

Дюйм за дюймом смертоносное копье стало выходить из глубин груди… Катрин задерживала дыхание, боясь, что каждый вздох Готье мог оказаться последним. Наконец копье вышло целиком, и Арно гневным жестом отбросил его далеко от себя, а врач в это время при помощи тампона, который поспешно сделала Мари из того, что ей попалось под руку, останавливал кровь, хлынувшую из раны.

Вокруг них наступила тишина. Лишившись вожака, бандиты бежали, и Мансур даже не потрудился их преследовать. Его воины, кто остался жив после сражения, подходили, образовывая вокруг поверженного Готье молчаливый круг. Мансур наклонился над раненым. Его темный взгляд встретился со взглядом Арно.

– Ты смелый воин, но и твой слуга тоже бравый человек! Если он будет жить, я возьму его к себе лейтенантом. Думаешь, ты спасешь его, врач?

Абу с сомнением покачал головой.

– Спасите его! – пылко попросила Катрин. – Он не может умереть! Только не он…

– Рана кажется глубокой! – прошептал Абу. – Попробую сделать что смогу. Но нужно его убрать отсюда. Здесь больше ничего не видно…

– Перенесем его в носилки, – произнес Арно. – Пусть меня унесет дьявол, если я еще туда вернусь!

– Ты почти голый, босой, – прервала его Катрин, – ты сам еще в опасности!

– Я возьму одежду кого-нибудь из мертвых. Я не собираюсь ходить в этих женских тряпках. Нельзя ли добыть немного огня?

Двое воинов разожгли факелы, а другие с бесконечными предосторожностями подняли Готье и перенесли его в носилки.

Поднялся ветер, завыл в ущелье как голодный волк, стало холодать.

– Нужно найти убежище на ночь, – произнес Мансур. – Идти по склону в темноте – это просто самоубийство, и нам больше нечего бояться разбойников.

Арно, который на какое-то время исчез, вернулся, одетый с ног до головы. На нем оказались белый бурнус и шлем с тюрбаном.

Ледяное дыхание горных вершин раздувало пламя факелов. С большими предосторожностями они двинулись в путь по опасной дороге. Мансур, держа лошадь под уздцы, шел впереди в поисках какого-нибудь пристанища. За ним следовали носилки очень медленным ходом, чтобы не беспокоить раненого, которому Абу с помощью Катрин и Мари оказывал помощь.

Вскоре черная пасть грота открылась перед ними. Люди и животные набились в пещеру, разожгли огонь. Катрин присела к Арно. Врач, перевязав рану, заставил Готье выпить успокоительного, чтобы тот побольше спал, но жар у него поднимался, и Абу не скрывал своего пессимизма.

– Его могучее здоровье, возможно, сделает чудо, – сказал он молодой женщине. – Но я не осмеливаюсь надеяться на это.

Опечаленная до глубины души, Катрин подошла и села возле мужа, прижалась к нему и положила голову ему на плечо. Он нежно обнял ее рукой, накрыл своим бурнусом.

– Поплачь, моя милая, – прошептал он. – Это поможет тебе.

Он поколебался немного, и Катрин почувствовала, как теснее сомкнулось его объятие. Потом, окончательно решившись, Арно сказал:

– Раньше, могу тебе признаться, я к нему ревновал… Эта верность преданной собаки, которую он всегда проявлял по отношению к тебе, эта неустанная забота, которой он тебя окружал, меня раздражали… А потом пришло время, и я понял, что ошибался. Если он тебя любил, то другой любовью, чем та, которую я себе представлял… Что-то вроде почитания святой…

Катрин вздрогнула и почувствовала, как задрожали у нее губы. Безумная ночь в Коке вдруг представилась так явственно, что ее захлестнуло волной стыда и угрызений совести. У нее возникло желание признаться немедленно в том, что Готье был ее любовником, что она была счастлива в его объятиях.

– Арно, нужно тебе сказать…

Но очень нежно он закрыл ей рот поцелуем.

– Нет. Ничего не говори. Еще не пришел час воспоминаний, сожалений… Готье еще жив, и Абу, может быть, совершит чудо, в которое сам не верит!

Большой бурнус соединил тепло их обоих тел, прижавшихся друг к другу. Если бы она договорила, что бы сказал Арно, что бы сделал? Он с презрением выгнал бы ее на холод, и ее душа бы заледенела… А ей так хорошо было здесь, рядом с ним! Он поддерживал ее своей силой, всей своей любовью, которую только он один умел ей дать.

– Я люблю тебя… – прошептала она. – О! Я так тебя люблю!

Он не ответил, но сжал ее еще сильнее, почти делая ей больно, и Катрин поняла, что он борется с искушением. Вокруг сидели воины Мансура с неподвижными, замкнутыми, таинственно-загадочными лицами, на которых мерцали отсветы пламени. Эти люди еще чувствовали усталость от недавнего сражения, но, привыкшие с детства к полной опасностей жизни, не теряли ни мгновения, чтобы восстановить потерянные силы. Кто мог сказать, что ждет их этой ночью?

Эта ночь, проведенная в сердце гор, в пещере, населенной джиннами, этими духами из восточных сказок, которые ей рассказывала Фатима, надолго врезалась в память Катрин… Высокая фигура Мансура появилась у огня. Он что-то сказал своим людям, обошел костер и сел рядом с Арно. Один из его слуг подошел, неся в сложенных ладонях финики и бананы. Мавр взял их и с улыбкой предложил рыцарю. Это был первый любезный жест с его стороны по отношению к Арно, но этим жестом он признавал его равным себе. Арно молчаливо поблагодарил его кивком.

– Настоящие воины узнаются по первому же бою, когда им приходится скрестить оружие, – просто объяснил Мансур. – Ты – из наших!

Мужчины подкреплялись, но Катрин ничего не могла есть. Все время она смотрела в сторону носилок. Абу-аль-Хайр сидел у изголовья больного. Время от времени до молодой женщины долетал стон, и каждый раз у нее болезненно сжималось сердце.

Волк завыл в горах, и Катрин вздрогнула. Это было дурным знаком…

Чувствуя подавленное состояние жены, Арно наклонился к ней и прошептал тихим голосом:

– Никогда больше ты не будешь страдать, моя милая. Тебе больше никогда не будет холодно, ты не будешь мучиться от голода, от страха! Перед Богом, что меня слышит, я клянусь устроить нашу жизнь так, чтобы дать тебе возможность забыть все, что тебе пришлось вытерпеть!

Через пять часов отряд мятежников добрался до Альмерии. Готье все еще был жив, но жизнь постепенно покидала его огромное тело.

– Ничего нельзя сделать, – в конце концов признался врач. – Можно только продлить его мучения. Он должен был уже умереть ночью, если бы у него не было такого исключительного здоровья. Между тем, – добавил он, – он и не старается выжить.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Катрин.

– Что он больше не хочет жить! Можно подумать… да, можно подумать, что он счастлив, что умирает! Никогда не видел человека, который бы с таким спокойствием готовился к собственной смерти.

– Но я хочу, чтобы он жил! – вскинулась молодая женщина.

– Ты здесь ничего не сделаешь! Думаю, он уверен, что его земная миссия окончена с тех пор, как ты нашла своего супруга.

• Предыдущая
• 59/63
• Следующая