Моя подруга – месть - Арсеньева Елена - Страница 41

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая

– Иди, иди к нему! – воскликнула Марьяна. – Я сама соберу Саньку. Да беги же!

Она принялась торопливо одевать мальчишку. И тут раздался протяжный звонок. Похоже, на кнопку нажали мертво – и не собирались ее отпускать. И тут же в дверь загрохотали, да как! Казалось, стучали не кулаками, а прикладами!

– Что такое? – побледнела Надежда. – Опять они?

– Почему? – Марьяна схватила на руки полуодетого Саньку.

– Я ведь больше никуда не звонил! – изумился мальчик.

Надежда осторожно приблизилась к двери, сбоку заглянула в глазок – и, коротко вскрикнув, ринулась сражаться с замками.

Затем обернулась.

– Нина Петровна! Не могу открыть дверь, помогите, скорее!

Прибежала, хватаясь за сердце, Нина Петровна, глянула в глазок… и осела на пол в обмороке – второй раз за сегодняшний день.

В коридоре, несомненно, творилось что-то ужасное! Марьяна похолодела. Видно, авторитета Надежды надолго не хватило, прибыла новая группа милиционеров, покруче первых, и уж от них так просто не отделаешься! Она поспешно унесла Саньку в комнату, а сама снова выбежала в прихожую, где Надежда все еще воевала с замками.

– Не открывай! – прошипела Марьяна. – Может, лучше в окно? Успеем уйти!

– Одурела?! – закричала Надежда. – Там же Виктор!

Наконец сдался последний замок, дверь распахнулась – и Марьяна увидела стоящего на пороге Виктора… с окровавленным, изрезанным лицом (выбил стекло, чтобы выбраться из запертой машины) и с искореженным рулевым колесом, по-прежнему прикованным к руке.

Марьяна взвизгнула.

Виктор молчал, тяжело дыша.

Девушки застыли, прижав ладони к губам. И в наступившей тишине отчетливо прозвучал дрожащий детский голосок:

– Милиция? Это опять я, Санька, к вам звоню. Только уже не про бомбу. К нам ворвался бандит-паразит, вооруженный до зубов! Вы опять приезжайте!

Слава Богу, все обошлось и на этот раз: милиция вообще не прибыла, почему – догадаться было нетрудно: вызов скорее всего переключили на ту же самую группу, которая только что покинула эту странную квартиру, а они уже поняли, с кем имеют дело!

– Маряша! Маря!..

Тихий голос вывел Марьяну из оцепенения, и она подняла голову. Такое ощущение, наверное, испытывает путник, увидев, что прекрасный город, населенный приветливыми людьми, или оазис, внезапно открывшийся ему посреди безводной пустыни, – не что иное, как мираж.

Как ни хотелось остаться во сне, чтобы не верить в гибель Надежды, пришлось поднять голову и опереться на немеющие руки. Более того, пришлось «напялить» на лицо улыбку и постараться накрепко «приклеить» ее к губам.

Потому что проснулся Санька.

Проснувшись, он всегда звал только Марьяну. И никогда – Ларису. Это было, конечно, вполне понятно: спальня родителей находилась далеко от Санькиной, однако такое прохладное отношение сына к матери всегда озадачивало и даже раздражало Марьяну.

– А где мамочка? – спросил Санька. Мальчик спросил и про отца, и про Надю, и про обезьяну Абу…

Марьяна, придерживая улыбку, чтоб не свалилась, начала рассказывать о единственном персонаже, за судьбу которого нисколько не тревожилась.

– Твой Абу живет теперь в маленьком домике в Гелиополисе, на окраине Каира. Ему надоело со мной бегать, да и тяжелый он, знаешь ли, – сказала она, усаживая Саньку на горшок. – Ты не печалься, ему там не скучно. Там еще живет Васька – это такой мальчик, но он уже большой.

– Дяденька? – уточнил Санька.

– Да вроде, – неуверенно ответила Марьяна, вспоминая мальчишеские повадки Васьки, вспоминая его вспыхивавшие глаза, с восхищением смотревшие на Марьяну. – Eсли и дяденька, то еще совсем молодой. Но у него есть замечательная собака, которую зовут Китмир. Oна такая лохматая и веселая, а морда у нее длинная и улыбчивая.

– Улыбчивая? – озадачился Санька, стоявший под теплым душем. – А почему?

– Ну, не знаю, – пробормотала Марьяна. – Может, Китмир знает, что все будет хорошо…

– А он знает, когда мы поедем домой? – посмотрел на нее Санька, смешно поводя головенкой, чтобы смахнуть со лба мокрые пряди.

– Наверное, знает, – пожала плечами Марьяна. – Только я забыла спросить.

– Но ты спроси, спроси!

– Спрошу. Когда увижу…

«Если», – добавила про себя.

Санька был на удивление спокоен. Марьяна внимательно наблюдала за ним: похоже, припадок прошел. Cейчас ему бы опять уснуть, тем более что день клонится к вечеру.

Да… быстро идет время, когда его осталось считанные часы! Пожалуй, оно действительно – относительное понятие.

И тут дверь открылась, и в комнату заглянул Салех.

– О, беби проснулся, – сказал он, оглядывая фигуру Марьяны с таким выражением на лице, словно этот самый «беби» не стоял рядом, а был спрятан у нее за пазухой. – У-тю-тю!

– Сам ты у-тю-тю! – очень громко и отчетливо проговорил Санька.

Салех не обиделся – даже растянул губы в улыбке.

Марьяна понесла Саньку к дивану, уложила.

– Кушать хочу, – прошептал он вдруг. – Mаряша, я кушать хочу!

Еще бы! Он не ел уже больше суток! Марьяна, ругая себя за забывчивость, оглянулась – да так и ахнула, увидев на столе неубранные остатки вчерашней еды. Bсе острое, наперченное, вдобавок несвежее – не для ребенка!

– Мне нужно молоко, – обернувшись к Салеху, сказала она. – Ребенок голодный.

– Молоко? – переспросил Салех с ухмылкой и снова уставился на грудь Марьяны. – Я бы тоже не прочь пососать молочка!

У нее подогнулись колени. Но нет, нельзя показывать, как ей страшно. Такие твари – как шакалы, они возбуждаются, чувствуя чужой страх, и делаются еще более хищными.

Санька приподнялся и заглянул Марьяне в лицо. На глаза мальчика навернулись слезы.

– Маряша, я хочу ку-шать, – захныкал он. – Не слышишь, что ли? Скажи ему, пусть принесет молочка!

Марьяна прикрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Саньке передается ее страх, вот и все. Ее спокойствие – это и его спокойствие. Значит, надо успокоиться во что бы то ни стало.

– Не капризничай, – сказала она, поглаживая Саньку по голове. – Дядя большой, а большие, ты же знаешь, не любят молоко.

– Я тоже не люблю, – обрадовался Санька. – Но ты говоришь, что полезно. Cкажи и ему тоже!

– Скажу, – пообещала Марьяна и опять повернулась к Салеху, который с идиотской ухмылкой вслушивался в непонятную речь.

– Позови Рэнда, – сказала она холодно.

– Ого! – протянул Салех. – А это кто ж такой?

– Перестань! – Марьяна едва сдерживалась, чтобы не наброситься на этого убийцу и не выцарапать ему глаза. – Не придуривайся.

Салех обиделся.

– Зря ты со мной так, девочка! – Теперь в его голосе звучала нескрываемая угроза. – Будь поласковее – добьешься гораздо большего!

Марьяна посмотрела в его маленькие темно-карие глазки и подумала, что это не глаза даже, а гляделки! И еще она подумала, что никакая сила не заставит ее быть «поласковее» с Салехом.

– Позови Рэнда. Или просто скажи ему, что ребенку нужно молоко. Ты прекрасно знаешь, что мы заложники. И если с кем-то из нас что-то случится…

– Ух ты! – заржал Салех. – Ни с кем еще ничего не случилось, да?

Марьяна задохнулась. Она молила сейчас Бога, чтобы Санька ничего не понимал. Конечно, он уже бойко болтал по-английски, но у Салеха такой специфический выговор…

Только бы Санька не разволновался. Если сейчас его не уложить, может начаться новый припадок.

Господи, помилуй!

Она прижала кулаки к глазам, боясь, что сейчас разрыдается. Потешит Салеха и насмерть перепугает Саньку.

– Что здесь происходит?

Что-то громыхнуло.

Санька вскрикнул.

Марьяна распахнула глаза.

Салех стоял по стойке «смирно» – изо всех сил тянулся перед человеком, возникшим в дверном проеме. Высокий, очень красивый брюнет в шортах и в черной майке.

Борис!

– Боб, я тут… – забормотал Салех. – Девка подняла шум, я пытался утихомирить… а она орет: подавай, мол, ей Рэнда, и все тут!

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая