Тайны архива графини А. - Арсаньев Александр - Страница 18

• Предыдущая
• 18/42
• Следующая

Впервые в жизни я проснулась в своем поместье в отвратительном настроении. Ничто не радовало меня в это утро – ни приходившие с поклоном крестьяне, ни ломившийся под изысканными деревенскими яствами стол…

Нянюшка умудрилась выставить на него все мои любимые блюда и с отчаяньем наблюдала мое к ним равнодушие.

Я совершенно не хотела расстроить бедную старуху, но мне сегодня было не до еды.

Сразу же после завтрака я снова уединилась в своей комнате и попыталась на свежую голову разобраться с пресловутой запиской. Но опять без сколько-нибудь заметного результата.

Новости в деревне распространяются со скоростью ветра, и, узнав о моем приезде, к обеду ко мне в гости нагрянули соседи. Все это были весьма уважаемые мною милые люди, но я с трудом скрывала раздражение, и только долг гостеприимства не позволил указать им на дверь.

Разговор за столом, как и следовало ожидать, скоро перешел на тему смерти. И я отметила, что в последние месяцы ни о чем другом в моем присутствии не говорят. В первую очередь потому, что я похоронила мужа. Но и события в Синицыно, как я скоро поняла, уже не являлись тайной для моих деревенских знакомых. Я ни словом не обмолвилась о своих приключениях в Синицыно и о той роли, в которой мне пришлось там выступать в течение суток, но призналась, что знаю некоторые подробности трагедии от знакомых полицейских. Такое объяснение, учитывая профессию моего мужа, ни у кого не вызвало недоверия.

– Какое несчастье, – перекрестившись, произнесла Азалия Ивановна, обрусевшая немка, вдова нашего ближайшего соседа, пережившая не только мужа, но и своих детей и, несмотря на, мягко говоря, преклонный возраст, еще полная сил и энергии.

Ей было без малого сто лет, но она сохранила все свои крупные с желтизной зубы, очень гордилась этим обстоятельством и при всяком удобном случае демонстрировала их в чересчур широкой улыбке.

Но сегодня она почти не улыбалась. С недавних пор смерть любого человека напоминала ей о собственном возрасте и заставляла побледнеть румянец на ее морщинистых щечках.

Она большую часть жизни прожила в России, но тем не менее сохранила небольшой акцент, а отдельные слова до сих пор употребляла в совершенно неожиданном смысле, вызывая улыбки на лицах собеседников. Впрочем, свой родной язык она забыла совершенно, и лишь делала вид, что понимает меня, когда я переходила на немецкий.

– Совершенно несмышленая история, – и на этот раз рассмешила она присутствующих, скорее всего, имея в виду слово «немыслимая». – Бедный мальчик. Кому он помешал?

Мальчиком она назвала Синицына. По той причине, что называла так всех мужчин моложе шестидесяти, и это уже давно никого не удивляло.

– Без женщины тут не обошлось, – глубокомысленно заметил другой мой сосед, старинный приятель моего батюшки, в молодости служивший в гусарах и до сих пор носивший пышные усы.

Он был тезкой знаменитого Дениса Давыдова и всю жизнь старался на того походить, знал многие его стихи, в том числе и не самые скромные. И, выпив рюмку-другую, цитировал их по памяти и забористо хохотал.

– Почему вы так думаете, Денис Владимирович? – спросила я только для того, чтобы поддержать разговор.

– Не стоило бы этого говорить о покойном, но по женской части этот молодой человек был не промах, – ответил он с явным одобрением и совершенно по-гусарски провел рукой по усам.

Это высказывание явилось для меня полной неожиданностью.

Уже второй человек за последние два дня подобным образом характеризовал Павла Семеновича. При том, что ничего подобного о нем до этого я никогда не слышала.

«Что это – совпадение?» – подумала я.

– Вас послушать, Денис Владимирович, так все мужчины представляются павианами, – с иронической улыбкой произнесла четвертая участница нашего импровизированного застолья, Софья Игоревна – моя ровесница, довольно приятной внешности и неглупая, но с юности усвоившая дурную привычку обо всем говорить в ироническом смысле. Может быть, благодаря этому и оставшаяся старой девой. Мужчины просто боялись попасться ей на язычок. А в последнее время она стала курить и не вынимала пахитоски изо рта. И, на мой взгляд, потеряла большую часть своего обаяния.

С Денисом Владимировичем у них были натянутые отношения, может быть, потому что по отношению к себе Софья никакой иронии не допускала. А Денис Владимирович не упускал случая отпустить пары шуток в ее адрес и считал «синим чулком». Поэтому их разговор порой больше напоминал боевые действия.

– А по-вашему мнению, милая Сонечка, мужчины боятся женщин, как черт ладана? – прищурившись, отпарировал старик и ухмыльнулся в усы, когда в ответ на его намек та ничего не смогла сказать, а лишь презрительно фыркнула.

Подобные сцены я наблюдала каждый свой приезд. Неторопливая деревенская жизнь имеет свои незыблемые традиции и не меняется десятилетиями.

Но если в начале я досадовала на этот визит, то теперь у меня появилась надежда, что из этих разговоров я смогу почерпнуть для себя что-то полезное. Именно благодаря тому, что деревенская жизнь не богата на события, в памяти местных жителей хранится бездна сведений о жизни любого мало-мальски заметного члена общества. А Синицын был, как оказалось, здесь фигурой достаточно известной, если не сказать скандальной.

– А вы хорошо знали Синицына, Денис Владимирович? – спросила я немного погодя.

– Что хорошо – не сказал бы, – ответил старик, – но пару раз встречались. С отцом-то мы его не очень ладили. Вздорный был человечек…

– При каких же обстоятельствах?

Прежде, чем ответить, старик с довольным видом откашлялся, видимо предстоящий рассказ был не лишен для него занимательности.

– Дело давнее, тому уж лет шесть. Только не так уж часто мне приходилось быть участником в подобных… экзерсисах.

– У меня такое ощущение, что вы, по обыкновению, собираетесь рассказать что-то неприличное, – мстительно перебила его Софья, но Денис Владимирович только отмахнулся от нее, как от мошки, не заслуживающей внимания.

– Мне случалось в молодости попадать в подобные истории, но чтобы на старости лет угодить в секунданты…

– В секунданты? – не поверила я своим ушам, поскольку совершенно точно знала, что Синицын никогда не держал в руках пистолета, и представить его в качестве дуэлянта не могла при всем желании.

– Представьте себе, – подтвердил Денис Владимирович и не торопясь раскурил трубку, прежде чем продолжил. – Приезжает ко мне вечером из своего Лисицына, я уже собирался спать… Дело было осенью, а об эту пору я ложусь рано…

– Его кто-то вызвал на дуэль? – не утерпела я, поскольку знала любовь Дениса Владимировича к лирическим отступлениям, а надо ли говорить, насколько интересна мне была эта история.

– Если бы… – ухмыльнулся старик.

Некоторое время он с таинственным видом пыхтел трубкой, испытывая наше терпение, но наконец удовлетворил наше любопытство:

– Он сам рвался в драку. И непременно на самых жестких условиях. То есть требовал возобновления поединка в случае легкого ранения или промаха одного из противников.

– Господи, да с кем же он собирался драться? – воскликнула Софья, позабывшая про свою обиду и заинтригованная не меньше меня. Даже Азалия Ивановна, позабыв про угощенье, слушала рассказ своего соседа по столу, для удобства приставив ладошку к уху.

– Прошу прощения, – развел руками Денис Владимирович, – но этого я вам сказать не могу. Так сказать, дело чести, поскольку человек это известный, и вы можете расценить его поведение как недостойное… Поскольку повел он себя не самым, так сказать, героическим образом.

У меня вырвался вздох отчаяния.

Я так надеялась услышать фамилию этого человека. Она могла оказаться той единственной нитью, которая привела бы меня к разгадке двух преступлений… Но, зная упрямство старого вояки, понимала, что не вытащу из него этого имени даже под пыткой.

И все же я взяла себя в руки и спросила с самым невозмутимым видом:

• Предыдущая
• 18/42
• Следующая