Заклинатель джиннов - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 37

• Предыдущая
• 37/85
• Следующая

Телевизор, что ли, включился? Сплошной полтергейст… – пробормотал я, вытер вспотевший лоб, встал и проследовал в гостиную. Телевизор в самом деле был включен. Включен и безмолвен, как покойник на собственных похоронах: шум прекратился, едва я шагнул в комнату. В нефритовой зелени экрана темнели буквы, слагались в слова, слова-в фразы… знакомые фразы…

Сергей Невлюдов – теплый сгусток – константа 309.6.

Живое существо – концепция непонятна.

Человек – концепция непонятна.

Личность – концепция непонятна.

Пояснить непонятные концепции.

Не знаю, кем Он там являлся, двухголовым пришельцем с Антареса или жабой из Магеллановых Облаков, но Он продемонстрировал свою власть. И свою настойчивость. Он непременно желал добиться ответов.

Но что я мог Ему сказать?… Какими словами?… Любое мое объяснение было б ущербным и ложным; многие люди умнее меня копались в подобных вопросах, а что откопали? Религию, философию, психоанализ – что угодно, только не истину, не четкие определения. Их, вероятно, не существовало; была лишь словесная игра, где одно понятие подменялось другим, столь же расплывчатым и неясным. Однако суперпозиция понятий, тот пестрый конгломерат, что именуется «литература», мог дать представление о жизни, личности и человеке. О человечестве в целом, включая Сергея Невлюдова, теплый сгусток, константу 309.6…

Дельная мысль, подумал я; то, что не опишешь математически, не объяснишь ни графиком, ни чертежом, следует постигать интуитивно. Был некий гений, который логикой гармонию поверил – но все-таки раньше была гармония! Книги, картины, театр… Лабиринт людского величия и глупости, потусторонний мир, где бродят герои и злодеи, иррациональный хаос, на коем возведен научный храм… Единственная возможность познания человека – для того, кому неясно, что есть жизнь и человек… Неужели мой марсианин ее упустил? Или пытался реализовать, да ничего не понял?…

Вернувшись к Тришке и подождав, пока не утихнет сердцебиение, я коснулся клавиш. Белладонна приоткрыла левый глаз, потом – правый; в отблесках мигавшей в коридоре лампы ее зрачки сужались и расширялись, а радужинки отливали то бирюзой, то сапфиром. Мигание света, очевидно, беспокоило кошку; она фыркнула и снова зажмурила веки.

Я написал:

Предложение: временно прервать контакт.

Запрашиваемая информация очень обширна и оценивается в 10(12)-10(14) байт.

Запрашиваемая информация лежит по адресу…

Немного поколебавшись между Библиотекой Конгресса США, Британским музеем и прочими книгохранилищами, я дал адрес Публички, вызвал каталог файлов и сбросил в свое послание ту его часть, что относилась к худлиту. Письмо получилось огромным, на восемнадцать мегабайт, и мне пришлось заняться вивисекцией: только Европа, только двадцатый век, только проза и только авторы, рекомендованные для школьного чтения. Сделав выборку, я переслал ее на сервер и не успел глазом моргнуть, как появился ответ:

Контакт временно прерван.

Предложение: Сергей Невлюдов – теплый сгусток-ждать.

Срок ожидания – темпоральный отсчет 36000000000000.

– Теплый сгусток ляжет спать, а ждать придется Тришке, – пробормотал я, дезактивировав компьютер. Потом по думал, что надо бы навестить Михалева, и бросил взгляд на часы. Два сорок ночи, неподходящее время для звонков… Свяжусь с ним утром или отправлюсь без звонка – по выходным Глеб Кириллыч сидит в своей берлоге и пьет с гостями чай. А также иные напитки, того же цвета, но более крепкой консистенции…

С мыслью о Михалеве я улегся спать, но приснилась мне отчего-то Захра. Нагая, смуглая, манящая… Я был с ней в саду, в сказочно-ярком саду, где ветви цветущих магнолий свисали над прудами с хрустальной водой, а извилистые тропки тянулись к зарослям сирени и шиповника. Она убегала, пряталась, а я ее ловил. Всю ночь, до самого рассвета.

Но так и не поймал.

Утром, покормив Белладонну и созвонившись с Глеб Кириллычем, я отправился к нему в Графский. Этот переулок, застроенный старинными домами, соседствует с Фонтанкой и библиотекой Маяковского, так что лет десять назад, когда я готовился к тестированию в американском учебном центре, я был у Михалева частым гостем. Много, много воды утекло с тех пор… Я уже не юный студиозус, обуреваемый мечтами о краях заокеанских, да и Глеб Кириллыч не тот резвый бонвиван, коему всегда под пятьдесят и ни минутой больше. Но эти перемены, впрочем, не так уж печальны, грустно иное – то, что воды времени уносят от нас самых дорогих и близких, и эта утрата, увы, невосполнима…

Был воскресный день, середина февраля, погода выдалась отличная, какая бывает в зимнем Питере дважды, а то и единожды в месяц – небо цвета серо-голубого шелка, полупрозрачные кружева облаков, бодрящий морозец и полное безветрие. По этой причине народ зашевелился: частный бизнес у метро, включая нищих и торговцев жвачкой, пивом и лотерейными билетами, шел с редкой активностью, а к поездам бесконечным потоком стремились родители с детишками, шумные компании подростков и бодрые старушки с сумками метр на полтора, спешившие, судя по их деловому виду, на рынок, покупать или торговать. Пробравшись сквозь эту толпу, я втиснулся в вагон, занял позицию подальше от дверей и погрузился в раздумья.

Сергей Невлюдов – теплый сгусток – константа 309.6… Вполне приемлемое определение человечества, учитывая, что постоянная температура тела – самая общая наша характеристика, вкупе со способностью к мышлению. Впрочем, мыслит не всякий из нас, но даже у последнего кретина, если он не подхватил простуду, термометр покажет тридцать шесть и шесть. Это по Цельсию, а по Кельвину, то есть в шкале абсолютных температур, получится как раз та самая константа 309.6, что позволяет сделать несколько немаловажных выводов. Во-первых, мой синекожий пришелец сумел каким-то образом измерить температуру у землян и убедился, что она постоянна в пределах незначительной погрешности. Вряд ли он отлавливал толпы моих компатриотов, чтобы засунуть им градусник под мышку или в иное место, а это значит, что измерения велись дистанционным путем. Во-вторых, он имеет понятие о метрической системе, знает, что такое градус, но, будучи созданием цивилизованным, отсчитывает эти градусы не от точки замерзания воды, а от абсолютного нуля. Следовательно, отдает предпочтение мировым константам перед локальными условиями Земли, и это вполне разумно: Вселенная велика, и наша планета – лишь крохотный атом в гигантском кристалле мироздания. В-третьих, форма человеческого тела ему неясна или вовсе безразлична, иначе с чего бы именовать людей «теплыми сгустками»? Возможно, сам он очень велик в сравнении с нами, что-то вроде мыслящего облака Фреда Хойла[28], и мы для него – крохотные точки, мельтешащие на земной поверхности подобно растревоженным муравьям? Или он намеревался противопоставить себя и нас, и термин «сгусток» имеет другой смысл; скажем, он не рассматривает людей в отрыве от окружающей среды и хочет подчеркнуть, что мы – всего лишь сгущение молекул? А он, выходит, нечто иное? Но может ли это быть! Ведь все в природе, кроме полей, суть атомы, молекулы и плазма, абсолютно все, от звезды до амебы!

Не будем измышлять гипотез, сказал я себе, просачиваясь к выходу на станции «Владимирская». Нет, не будем, ибо за первым, вторым и третьим следует четвертое. А именно: Сергей Невлюдов – теплый сгусток – ждать… срок ожидания – темпоральный отсчет 36000000000000… Странное число, не так ли? Но если вдуматься и представить, что это наносекунды, то срок вполне приемлемый – десять часов. Столько времени нужно моему пришельцу, чтобы порыскать в файлах Публички, просканировать несколько тысяч томов и уяснить, что теплые сгустки – существа разумные и чрезвычайно многогранные, обуреваемые сонмом идей и мириадами чувств. Предположение, что время отсчитано не в наносекундах, казалось мне маловероятным; пришелец уже познакомился с нашей системой мер и, очевидно, имел понятие о темпе функционирования «сгустков». Микросекунды означали бы, что он обратится ко мне примерно через год… Слишком значительный срок для плодотворного диалога!

• Предыдущая
• 37/85
• Следующая