Я – инопланетянин - - Страница 53

• Предыдущая
• 53/85
• Следующая

Мы ждали, Сиад – в центре прогалины, я и Макбрайт – по обе стороны от него, Фэй – шагах в двадцати от меня, у наших мешков под большим каламитом. Страха в ней не было – ни страха, ни даже испуга перед грядущей схваткой и возможной гибелью. Сосредоточенное внимание, готовность броситься вперед, метнуть копье со смертоносным ядом… Такая же решимость исходила от Макбрайта, разум его тревожили тени и призраки, а зримых опасностей он не боялся.

Тварь мчалась к нам огромными скачками. Кожные складки приподнялись, раздвинулись, и теперь я видел ее глаза – две щелки, подпертые с боков костяными щитками. Хвост волочился за ней, словно какая-то лишняя часть тела, соединенная шарниром с туловищем.

– Сиад! Бей в глаз!

– В пасть, – отозвался суданец.

– Потеряем дротик. Тварь перекусит древко.

– Понял. Помоги Аллах!

Стальной метровый стержень сверкнул в воздухе. Вопль, исторгнутый чудищем, был оглушителен; казалось, рядом с нами спускает пар старинный паровоз, а машинист, аккомпанируя, пилит рельсы. Дротик, вошедший в череп твари на ладонь, еще раскачивался, когда Сиад бросился к ней с поднятым клинком. Его движения были так стремительны, словно он каким-то чудом превратился в ноо-сферный луч; миг – и мачете взметнулось над головой, миг – опустилось, перерубая связки на задней лапе. Сиад отскочил, не пытаясь выдернуть оружие, и замер за стволом хвоща. Отличная работа! Я сам не выполнил бы лучше.

Тварь билась на земле, не в силах опереться на изувеченную ногу, прыгнуть, ухватить добычу. Я считал секунды, потом – минуты. Ее агония была нескончаемой, и Макбрайт, подняв оружие, шагнул вперед.

– Не надо, Джеф. Она издохнет. Не тратьте зря отраву Мы провели на этом месте с четверть часа, потом Сиад выдернул клинок и дротик, очистил их от крови комьями мха, а я заполнил контейнер образцами. Шкура у хвостатой жабы едва поддавалась лезвию, а костяные щитки на голове пришлось сокрушить ледорубом. Поверхностный осмотр ничего не дал – во всяком случае, каких-то новых сведений: огромное тело, мозг с кулачок, остатки экзо-скелета, рудиментарные жабры… Я закрыл контейнер с консервантом, сунул его в мешок и приказал трогаться в дорогу.

К началу сумерек, как утверждал мой шагомер, мы одолели только восемнадцать километров и трижды столкнулись с бронированными жабами. В первый раз судьба нам улыбнулась, и тварь нас не заметила; вторую и третью прикончил Сиад, действуя со все возрастающей сноровкой. Последнее чудище – самое крупное, тонны на полторы – встретилось нам у оврага с обрывистыми склонами и ручейком, струившимся по каменистому дну. Овраг, широкий и глубокий, с темными провалами пещер, был превосходным укрытием на ночь, если бы удалось его обследовать до наступления темноты. Сиад, разумеется, это знал и несколько раз порывался шагнуть к бьющейся в конвульсиях твари и выдернуть клинок и дротик. Всякий раз я останавливал его; какое-то имманентное чувство, рожденное смутным предвидением, подсказывало, что приближаться к чудищу нельзя.

Наконец жаба застыла горой окаменевшей плоти, позволив Сиаду забрать оружие. Вырвав копье из окровавленной глазницы, он ухватился за рукоять мачете, врубившегося в кость, потянул, упираясь ногой в заднюю лапу твари, и в этот момент шевельнулся хвост. Фэй вскрикнула, Джеф тоже завопил, а я метнулся к Сиаду с альпенштоком, пытаясь отвести удар.

Но не успел. Хвост изогнулся, словно змея, полуметровый бивень вошел Сиаду под ребро, тварь дернулась, отбросив безжизненное тело; затем последняя вспышка иссякла. Мы ринулись к товарищу, лежавшему на окровавленных мхах; Фэй потащила из мешка аптечку, Макбрайт выхватил клинок, чтобы разрезать ткань комбинезона, а я склонился над огромной раной.

Хватило секунды, чтобы понять: люди после таких ранений не живут. Вся брюшная полость была вскрыта от правого до левого ребра; в алой страшной яме темнели остатки печени, разорванный желудок и еще какие-то лохмотья, каша из почек, кишечника и поджелудочной железы. Наш спутник был уже мертв, спасенный от мучений болевым шоком; глаза его остекленели, язык запал в полуоткрытом рту. Я потянулся, чтобы снять с него шлем, но Джеф меня опередил: разрезал ремень у подбородка, быстро приподнял Сиаду голову и ткнул согнутым пальцем за ухом.

– Что вы де… – начал я и замер.

На губах Сиада вздулся и лопнул кровавый пузырь. Кожа его начала стремительно сереть, потом побледнела, достигнув снежно-белого оттенка; течение крови, хлеставшей будто из порванных труб, тотчас прекратилось, а вместо нее, пенясь и заполняя брюшную полость, полезла губчатая розоватая масса. Он хрипло выдохнул, закрыл глаза и вытянулся на спине, словно покойник, ожидающий, когда его положат в гроб. Но грудь его едва заметно шевелилась, ноздри трепетали, а розовый коллоид закрыл чудовищную рану и колыхался над ней в такт дыханию.

Фэй охнула и уронила аптечку. Я встал, похлопал ее по спине и отодвинулся на пару шагов, чтоб обозреть картину целиком: дохлая тварь, ее хвост и бивень, покрытый темной кровью, Макбрайт, зачем-то шаривший под ухом у Сиада, и сам Сиад, распластанный во мху, недвижный, но, несомненно, живой. Во всяком случае, живой наполовину.

«Ну, что ты скажешь, когда очнешься? Как объяснишь свои фокусы, мой чернокожий брат? – подумал я. – Или не чернокожий? И не брат?»

Его дыхание стало размеренным, и на губах больше не лопались алые пузыри.

Таких полуживых, как Сиад, мне доводилось видеть часто – можно сказать, с пугающей регулярностью. Истерзанных и окровавленных, лишенных рук и ног, опухших или высохших от голода, покрытых ранами и язвами, больных, полубезумных, обожженных, вдохнувших яд или вколовших наркотическое зелье… Жертвы войн и гангстерских разборок, апартеида и геноцида, недоедания и нищеты, собственной небрежности, религиозного фанатизма, случая, жестоких пыток… Лучше уж мертвые, чем полуживые! Трупы не столь угнетают, как вид искалеченного человека, проклинающего все и всех или молящего о милости, о помощи и снисхождении. Трупы безгласны, им нельзя помочь, а этих, попавших на смертную грань, нельзя оттолкнуть, пока не угасла или не возродилась жизнь. Одних необходимо исцелить, других – спасти от палачей или от их собственной глупости, а третьих – проводить в дорогу, сказав им слово утешения… Я сделал бы это, если бы сумел, но этих несчастных – мириады, и мне не дарована власть над их телами и душами. Я – не Старейший, я – Наблюдатель и должен слушать и смотреть. По временам – помогать, хотя бы в малом, и мучиться, коль не могу помочь.

Случается, я забываю, как примитивен этот мир и как далек от совершенства, – забываю и думаю: чего им надо? Они, казалось бы, так многого достигли: пищи и жилищ – с избытком, машины надежны и многочисленны, труд уже не изнуряет, природа щедра, и есть приоритетные цели – сохранить нажитое, ничего не разрушить, а приумножить драгоценное наследие. Добавить что-то свое к чудесам, полученным от предков: великолепные картины, умные книги, новую музыку и новое знание, дворцы, музеи, храмы, города, чистые воды, наконец, и чистый воздух… Это не фантазии о вечной жизни и полетах к звездам, это возможно в настоящем или в ближайшем будущем – мир, где нет голодных, где не льется кровь, где женщины прекрасны, старики мудры, ну а мужчины – те хотя бы пребывают в трезвости. Готов признать, что трезвый мужчина – достойная личность: вьет семейное гнездо, пишет стихи или пашет землю и не хватается за автомат.

Женщины, дети, земля и стихи… Чего еще им надо? Зачем страдания и кровь, религиозные распри и грязные игры политиков? Зачем бесконечные войны, насилие, жестокость, нелепые проекты, свалки на месте лесов, могильники, забитые ядами и радиоактивным шлаком? Зачем Чернобыль, зачем Афганистан?

Если бы только Афганистан!

Две тысячи седьмой, Иерусалим. Июльский Джихад, он же – Трехнедельная Война, как называют эту бойню в мире, где поклоняются Христу, а не Аллаху. Сражение, почти разрушившее древний город… На севере – отряды палестинцев и две дивизии наемников, люди аль'Бахра, Льва Ислама; на юге и западе – израильтяне. Тут и там – солдаты; все остальные бежали или погибли в руинах, под ливнем ракет и снарядов. ЕАСС еще не существует, НАТО уже нет, но на подходе войска ООН, сводный полк из австралийцев, шведов, испанцев и русских. Рота медиков уже здесь, они развернули палаточный госпиталь в долине Кедрона, бродят по городу, ищут раненых и гибнут под пулями сами…

• Предыдущая
• 53/85
• Следующая