Я – инопланетянин - - Страница 37
- Предыдущая
- 37/85
- Следующая
– Во-первых, никакой огласки и никаких фотографий на память. А во-вторых, месяц – и все пойдет под нож бульдозера, кроме, разумеется, коллекции. Это, знаете ли, сокровище… уникальный зоопарк… Все прочее, как я сказал, под нож, затем – новые корпуса, современное оборудование, лучшие специалисты, беспрецедентные меры безопасности. Производство сывороток и вакцин… Для России, Индии и ВостЛиги. Гигантские рынки, огромные прибыли…
Казин на секунду закрыл глаза, сосредоточился и изрек тоном профессионала:
– Да, предвижу, что прибыль будет, предвижу с полной ясностью. Значит, говорите, новые корпуса и лучшие специалисты… А что с прежним персоналом?
Я передернул плечами.
– Команчи пленных не берут.
– Это, Арсен Данилыч, не годится! К чему плодить обиженных? От них – слухи, сплетни, пересуды, болтовня… Ежели дойдет до щелкоперов, не оберемся лиха!
Изобразив глубокое раздумье, я вытащил сигарету, покатал в ладонях, бросил в пепельницу, потом с недовольным видом пробурчал:
– Ладно, трудоустроим! Но это, скажу вам, проблема, да и средства немалые: ссуды на жилье, рабочие места, возможно – лечение… Но так и быть, трудоустроим, расселим и вылечим! Само собой, под подписку о неразглашении.
Брови мага шевельнулись, сошлись на переносице и снова разошлись, будто две мохнатые гусеницы, танцующие краковяк. Наигравшись в эту игру, он произнес:
– Кажется, вы пришли по адресу. Даже не кажется – наверняка! Осталась, голубь мой, пара маленьких вопросов, совсем пустяковых… Первый: я не заметил в вас особого таланта убеждать. Ну, а второй… сами понимаете…
– Начнем со второго? – вымолвил я, и Казин согласно кивнул. – Есть предложения насчет борзых щенков или каких-нибудь цифр?
– Щенки предпочтительней. По ним я буду судить о ваших талантах и возможностях.
В тот день энергия бурлила во мне; я был в ударе, а значит, способен на маленькие чудеса. Кроме того, переговоры шли к концу, и это тоже вдохновляло; как говорили латиняне, quod potui, feci[38].
Я наклонился к магу, приставил ладони к ушам и, понизив голос, пробормотал:
– Тут не?..
– Никакой прослушки, можете быть спокойны, любезный.
– Я забочусь только о вашем спокойствии, сударь мой. Мои пальцы шевельнулись, потом забегали по столу, вычерчивая рядом с компьютером невидимый узор из прямых и волнистых линий, что складывались в переплетенные кольца, окружности и эллипсы, гауссианы и спирали, пятиугольники и звезды. Казин, то поигрывая бровью, то теребя отвислую губу, следил за моими манипуляциями с заметным удивлением; в какой-то миг пренебрежительная усмешка скользнула по его лицу, но тотчас же он нахмурился и громко засопел.
– Насколько я понимаю, вы собираетесь изобразить Пентаграмму Власти. Но вы – любитель, не профессионал. Вот тут ошибка… еще здесь и здесь…
– Никаких ошибок, – заметил я, кончая свои труды. – Это Пентаграмма Власти, завещанная мне отцом. Истинная Пентаграмма, прямо из древнеегипетских захоронений.
Маг хмыкнул и оскалился в ухмылке.
– Так это и есть ваши борзые щенки? Вы что, серьезно? Не делайте из меня идиота, любезнейший! А заодно – из себя!
– Серьезнее не бывает. – Я поднял руку, вытянув два пальца. – Клянусь Гермесом Трисмегистом, покровителем магов, алхимиков и астрологов! Все совершенно серьезно, голубь мой. Коснитесь Пентаграммы, и к вам заявится дьявол.
– Пожалуйста, раз вы настаиваете… – Все еще усмехаясь, он хлопнул ладонью рядом с компьютером и вперил в меня насмешливый взгляд. – Ну?
– Что – ну? Дьявол уже здесь.
Я вытащил из пачки сигарету, сунул в рот и прикурил от пальца. Казин поморщился.
– Фокусничаете?
– Отнюдь. – Я помахал сигаретой, разгоняя дым. —
Но если это вас не убеждает, попробуем что-нибудь другое. Хотите оказаться в преисподней?
Его ухмылка стала шире, но тут же сменилась воплем ужаса. Мы висели над жерлом вулкана Колима, что в Западной Мексике; в адском котле внизу перекатывалась и бурлила лава, лизала стены кратера огненными языками, зловеще потрескивала и шипела словно хор из тысячи чертей; откуда-то из глубины, из знойной пропасти, доносился грохот орудийной канонады, а небо над нами застилала непроницаемая бурая пелена. Тут и там, срываясь с раскаленных склонов, кружили дымные смерчи, в коих фантазия рисовала то фигуры демонов, терзающих добычу, то искаженные мукой физиономии грешников; жаркий воздух дрожал, чудовищные лики гримасничали, таяли и возникали вновь – пепельные, полупрозрачные, озаренные багровым светом, напоминавшим реки крови.
То еще зрелище! Вдобавок едкие пары и жар… Я мог не дышать какое-то время и регулировать теплообмен, но магу приходилось туго. Щеки его набрякли и посинели, глаза выпучились, вопли перешли в вой, затем – в жалобный хрип; он сучил ногами, будто старался взбежать по незримой лестнице, не замечая, что лестницы нет и что никакой опоры вообще не существует. Как быстро ужас превращает человека в животное, думал я, причем не в трепетную лань, не в перепуганную кошку, а просто в червяка… В нечто низшее, не способное думать или хотя бы воспринимать реальность адекватно, в тварь, которой управляет даже не понуждающий к бегству инстинкт, а только страх перед физической гибелью…
Я мог продержать его в огненном жерле минуты три-четыре, но этот срок великоват – мой подопечный в самом деле стал бы червяком. К тому же не тратить зря энергию – закон для Наблюдателя, и я, освободив частицу силы, телепортировал нас в тихий кабинет, в кресла у широкого стола, к портрету президента и копиям древних барельефов. Боги Египта и Шумера взирали на нас с высокомерием, но президент поощрительно улыбался.
Щеки Казина постепенно бледнели, глаза возвращались в свои орбиты. Наконец он вздрогнул, наклонился, снял башмаки, швырнул их в угол и, пошатываясь, проследовал к гипсовой плите с изображением Энлиля. За ней скрывался бар; мой хозяин, хлебнув из первой подвернувшейся бутылки, принялся копаться в нем, испуская хриплые стоны и проклятья. Вытащил виски, водку, коньяк, недовольно сморщился, добрался до рома шестидесятиградусной крепости, разлил по стаканам. Мы выпили. Ром, конечно, не секвойя, живой энергии в нем нет, но все же он поддержал мои силы, смыв легкую усталость после пространственного перемещения.
– Ну и ну… – просипел Казин, массируя шею и затылок. – Ну, твою мать, гипнотизер!.. Такого дара внушения я не…
– Это не внушение, – прервал я его. – Взгляните на свои ладони – кажется, там есть ожоги? На левой, у большого пальца, и на правой, у запястья.
Маг обозрел волдыри, покачал головой и буркнул:
– Чушь, ерунда! Известно, что видения влияют на психику, а та – на физиологию. Стигматы, раны, ожоги и все такое… На это не купишь, гипнотизер!
– Ваши туфли я тоже загипнотизировал? И ваш пиджак?
Он покосился в угол – туфли еще дымились, потом осмотрел мелкие дырочки от искр на пиджачных рукавах. Я был спокоен; страх из его ментальной ауры исчез, Казин меня не боялся, не собирался звать охрану, вышвыривать вон или устраивать допросы третьей степени. Он, очевидно, соображал, чем можно поживиться. И наконец сообразил.
Стаканы были наполнены снова, мы выпили на брудершафт, и не прошло и получаса, как вдрызг подружились. Признав, что я владею несомненным даром убеждения, Казин принялся выпытывать, какие другие таланты мне присущи. Может, я умею прогнозировать кризисы?.. А если не кризисы, то хоть перемещения в высших эшелонах власти?.. Или способен насылать инфаркт с помощью магии мумбо-юмбо?.. А если не инфаркт, так хоть диабет или чахотку?.. Или, скажем, адские видения – но так, чтоб башмаки не просто дымились, а пылали ярким пламенем?..
Ответы были уклончивы, однако Казин начал сватать меня в помощники, суля кремлевскую синекуру или приличные должности в Думе либо в правительстве. Я, не обижая прямым отказом, напирал на то, что имею частный и доходный бизнес и что таланты мои не очень надежны, хотя по временам как будто пробуждаются, переливаясь в коммерческий эффект. Потолковав о коммерции и покончив с ромом, мы уговорили бутыль «Курвуазье» и сошлись на том, что я согласен поставлять прогнозы – по три-четыре в год и, разумеется, по самым важным случаям. Я до сих пор их поставляю, поддерживая рейтинг Казина. Он все еще на прежнем месте; меняются правительства и президенты, но Пал Сергеич сидит, где сидел, дурит головы вышестоящим лицам и слушает то, что я нашептываю в ухо.
38
Что мог, я сделал (лат.).
- Предыдущая
- 37/85
- Следующая