Солдат удачи - - Страница 6
- Предыдущая
- 6/81
- Следующая
Галера покорно скользила вниз по течению, едва пошевеливая веслами. Воины с блестящими голыми черепами стояли вдоль бортов; в надвигавшемся сумраке редкий солнечный отблеск касался то кольчуги, то острия дротика, то гладкой отполированной палубы. Предводитель – его доспех был украшен перьями и раковинами – замер на носу, всматриваясь в поверхность воды и направляя корабль резкими гортанными выкриками. Пленник, обмотанный веревкой, по-прежнему висел у мачты; его тонкие обнаженные руки, привязанные к рее, были вывернуты в кистях, черты скрыты пологом золотистой шерсти. Когда корабль проплывал под утесом, где затаились криби, он, будто ощутив на себе взгляд Дарта, поднял голову, дернул ею, отбрасывая пряди с лица, и оглядел вершины скал.
Это была женщина! Не шерсть, а золотые волосы падали ей на спину и грудь, и между ними просвечивала нежная розово-смуглая кожа; щеку пересекал рубец, и такие же шрамы от кнута или плетки виднелись на плечах, руках и шее. Но это не портило ее изысканной красоты – не больше, чем рваная грязная туника, спутанные космы, царапины и синяки, явный след жестоких побоев. Лицо ее хранило высокомерное выражение, глаза горели неукротимым огнем, и с краешка плотно сжатых губ стекала по упрямому подбородку струйка крови.
«Настоящая леди, – подумал Дарт, чувствуя, как на висках проступает испарина. – Леди, попавшая в беду! К дикарям, разбойникам, мужланам!» Его рука с растопыренными пальцами легла на эфес шпаги, потом сомкнулась на рукояти; привычным движением он вытащил до половины клинок и с лязгом загнал его в ножны.
Заметив это, Вау раззявил в ухмылке широкую пасть, а криби возбужденно загалдели. Скудость слов в их языке искупалась жестами; жесты страха, голода или покорности они понимали отлично, так же, как жест угрозы.
– Дат бить тиан острый палка, потом кусать, стать толстый, сильный? – с надеждой произнес Вау.
Это была неимоверно длинная фраза для волосатого, из целых десяти слов, выражавшая сложное умозаключение. Произнести ее был способен лишь Вау, и это доказывало, что он не обделен ни силой, ни умом и по праву избран предводителем.
– Мой бить, – подтвердил Дарт, проверяя, легко ли выходит из ножен кинжал. – Мой бить тиан, твой давать самка. Хак-самка, – уточнил он, ткнув острием кинжала в сторону галеры. Самок криби Вау предлагал ему не раз, выбирая наиболее соблазнительных и толстых, с грудями, свисавшими до живота, – и очень огорчался, что Дарт никак не хочет повалять их в травке, вблизи жилых пещер.
Вождь, приподнявшись над камнем, взглянул на привязанную к мачте пленницу и пренебрежительно скривился.
– Плохой самка, тощий! Самка криби лучше. Этот – хак-капа! Кусать!
– Не кусать! Мой! – Дарт стукнул себя кулаком в грудь и оскалил зубы, что служило у волосатых знаком крайнего неудовольствия.
– Твой, – быстро согласился вождь, с опаской отодвинувшись от кинжала. – Твой! Дат тощий, самка тощий, щенок тоже быть тощий!
Пропустив этот образчик первобытного юмора мимо ушей, Дарт следил, как корабль входит в лагуну. Теперь сильное течение не противодействовало, а помогало гребцам; чуть пошевеливая веслами, они подогнали судно к берегу, затем старший – тот, что в раковинах и перьях, – выкрикнул приказ, с носа и кормы галеры сбросили что-то темное, тут же ушедшее под воду, и с низких бортов начали прыгать воины. Трое из них отвязали пленницу и, подгоняя ее пинками, потащили к дюнам, швырнув там на песок. Предводитель снова что-то выкрикнул, весла исчезли в бортовых прорезях, затем на палубу повалили гребцы; все – в кольчугах, с дротиками и секирами на длинных гибких рукоятях. Их движения показались Дарту странными – слишком резкими для человека и более похожими на то, как перемещаются насекомые, кузнечики или богомолы. Он пересчитал их и задумчиво потер свой длинноватый, тонко очерченный нос: он не ошибся, пришельцев было никак не меньше полусотни.
– Много тиан, – прохрипел Вау за его спиной. – Хорошо! Много кусать!
Дождавшись момента, когда все путники покинули корабль, вождь оттопырил нижнюю губу, грозно оскалился и рявкнул:
– Ха-аа!
– Ха-ааа! – поддержали воинственный вопль криби. Шерсть на их загривках встала дыбом, палицы взметнулись в воздух, и лавина бурых волосатых тел хлынула к берегу.
Дарт, гибкий и длинноногий, обогнал волосатых соратников шагов на тридцать и оказался на пляже одновременно с бойцами Оша и Хо. Их натиск поначалу ошеломил тиан – пятеро или шестеро пали на землю с разбитыми головами, десяток попытался отступить к лагуне, но там их поджидали воины из группы Оша. Раздался яростный клич, взлетели дубины, сверкнули лезвия топоров, фонтаном ударили алые брызги, и прямо в воде, между берегом и кораблем, завязалась кровавая свалка. Исход ее был предрешен – криби вдвое превосходили пришельцев численностью.
Но большая часть тиан, атакованных Хо, сплотилась вокруг вождя, случайно или намеренно отгородив от Дарта пленницу. Они, вероятно, были опытными воинами: встали кругом, и половина тут же взялась за секиры, а остальные с убийственной силой и меткостью принялись метать дротики. Рев волосатых перешел в жалобный визг, несколько криби рухнули и стали кататься в песке, прижимая лапы к ребрам или распоротым животам, одни нападавшие отхлынули, другие бросились к пришельцам – прямо под удары секир с закругленными лезвиями. Этим своим оружием тиан владели с отменной ловкостью, раскраивая черепа и отрубая конечности.
Еще на бегу Дарт заметил, что их противники – не люди. Криби можно было с гораздо большим основанием счесть представителями хомо сапиенс или хотя бы их далеких предков; они являлись пятипалыми, живородящими, с заметными знаками пола и скелетом, который, если не вдаваться в подробности, весьма походил на человеческий. Тиан выглядели совсем иначе – другая раса, может быть, гуманоидная, но явно нечеловеческая. Их руки и ноги гнулись в самых невероятных местах, лица, безносые и безгубые, казались лишенными мимики, под высоким куполообразным лбом мерцали три щелевидных глаза, а слишком вытянутые челюсти напоминали крокодилью пасть. То, что он принял за кольчуги, было их собственной чешуйчатой кожей; их торс опоясывал широкий ремень, другие ремни, поддерживающие оружие, перекрещивались на груди, и, кроме этого, тиан не носили никаких одеяний.
Дарт врезался в их строй, отбив кинжалом выпад секироносца и поразив шпагой метателя дротиков. Тот упал; под челюстью, где лезвие проткнуло горло, выступила оранжевая кровь, ноги конвульсивно дернулись. Двое тиан с топорами тут же придвинулись к Дарту; сгущавшийся сумрак делал их резкие движения внезапными и слишком опасными. Он отскочил, стремительным взмахом клинка рассек ближайшему воину шею, пригнулся, когда над головой просвистел топор, ударил кинжалом. Лезвие с усилием проткнуло кожу – будто это и не кожа вовсе, а плотный и толстый колет.
Набежали волосатые из группы Вау. Часть ринулась в прореху, проделанную Дартом, часть, во главе с вождем, обошла пришельцев, отрезав их от воды. Кто-то свалился, сраженный дротиком, кто-то взвыл под ударом секиры, но в ближнем бою сила и сучковатые палицы давали криби преимущество. С победным ревом они крушили противникам кости; тиан, отступая шаг за шагом, откатывались к дюнам и умирали с холодными бесстрастными лицами. Яростная схватка кипела на песчаном берегу, под быстро темнеющим сизым небом, и на мгновение Дарта пронзила нелепость вершившегося. Что он делает тут, среди первобытной орды? За что сражается, кого убивает, кого защищает? Потом он вспомнил о пленнице и с удвоенной энергией заработал шпагой.
Чутье бывалого солдата подсказывало ему, что враги еще никогда не сталкивались с подобным оружием. Клинок, способный колоть и рубить, был для них чем-то новым, незнакомым и потому ужасным; секиры и дротики не защищали от серебристой сверкающей полосы, и каждый удар, каждый укол и выпад был смертоносен, как рухнувшая с неба молния. Шаг за шагом пробиваясь к женщине, Дарт зарубил еще четверых, с привычной сноровкой орудуя клинком; он не помнил, когда и в какой стране ему преподали это губительное искусство, но твердо знал, что является мастером, одним из лучших фехтовальщиков Земли. Временами в памяти его мелькали названия приемов и стилей, лица и титулы бойцов, с которыми он скрещивал клинок; он слышал азартные выкрики, видел колыхание перьев на шляпе, противника в окровавленном камзоле, роняющего шпагу. Впрочем, эти воспоминания были смутными, очень смутными.
- Предыдущая
- 6/81
- Следующая
