Меч над пропастью - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/88
• Следующая

Место, которое им отвели в стане колдунов, Ивару не понравилось – его шатер торчал посреди голой вытоптанной площадки, окруженный кучами сухого навоза и грудами отбросов. У периметра стана, ближе к возам, чадили костры, и откуда бы ни подул ветер, к Тревельяну несло дымом и кухонной вонью. Обещанный же Имм-Айдаром большой шатер оказался тесной юртой, державшейся на семи шестах и крытой драными шкурами песчаных крыс. Рядом стояли еще два, совсем убогие – для слуг и самок, а между ними кипело в котле подозрительное варево. Ивар не пожелал к нему даже принюхаться, дождался, когда его люди утолят голод, и поехал осматривать лагерь. Для начала сделал круг у стоянки и убедился, что жилища Пу и Кизз-Лита гораздо просторнее, а шатер главного колдуна Сувиги просто роскошный, на тринадцати шестах, покрытый пологом из кожи яххов.

– Кажется, нас тут не уважают, – пробормотал Тревельян. – Никаких удобств, кроме дырявых шкур да старого котла!

– В начале жизни человеку нужны циновка и чаша для еды, а в ее конце – погребальный кувшин, – утешил его трафор. То было изречение Йездана Сероокого из священной книги кни'лина, весьма подходившее к случаю – конечно, если заменить кувшин котлом.

Решив, что он свое еще возьмет, Тревельян направился к дороге. Здесь, на границе лагеря, паслись скакуны и скот из кьолльских оазисов, длинноухие хффа и рогатые свиньи. Растительность в предгорьях и вдоль торгового тракта была объедена на много километров в обе стороны; яххи и хффа догрызали траву и кору с кустов, а свиньи расправлялись с корнями. Ивар подумал, что хрупкая экология этих засушливых мест восстановится не скоро – ветры пустыни уже заносили песком выпасы и жалкие струйки ручьев. По дороге непрерывной чередой тянулись повозки, шли с востока и запада, доставляя из ближних оазисов воду в огромных бурдюках, топливо и съестное. Подобно саранче, шас-га опустошили окрестность и, словно ненасытная стая саранчи, готовились двинуться к новым, еще не тронутым землям, сулившим пищу и добычу.

На краю лагеря торчала изгородь из колючих ветвей, вдоль нее разъезжали всадники, а по другую сторону забора, на выжженной светилами площадке, сгрудились пленники, тысячи две или три истощенных кьоллов. Сухие губы, запавшие глаза, посеревшая кожа, припорошенная пылью… В основном мужчины – детей и женщин, как менее выносливых, первыми отправляли в котлы. У загородки громоздился вал из трупов, а те, кто был еще жив, лежали на земле в позе покорности, согнувшись и обхватив колени руками. От этой толпы несло смертным ужасом и жутким смрадом.

Отчаяние и чувство бессилия охватили Тревельяна. Что бы он ни делал, как бы ни спешил, какие бы меры ни предпринял, эти люди были обречены. Он мог уничтожить шас-га, сжечь из лазеров, сделать выкупом за пленных – но разве обменивают жизнь на смерть?.. Он мог связаться с Кафингаром и приказать, чтобы лагерь засыпали тонны песка, похоронив и виноватых, и безвинных – но справедливо ли это деяние?.. Он мог судить, карать и миловать – но кого?.. Весы Фемиды были неподвижны.

Скипнув зубами, он проклял Спящую Воду и пастушонка Кайни, нашедшего ее, проклял старейшин Живущих В Ущельях и колдуна Ошу-Ги, проклял даскинов с их дьявольскими соблазнами. Потом пробормотал магическую формулу, дарованную ФРИК своим эмиссарам: я здесь чужой, я наблюдатель, я не поддамся эмоциям, ибо в этой борьбе нет ни правых, ни виноватых.

Наблюдатель, но не судья…

Зачем мы здесь? – спросила Анна Веронезе, и он ей ответил: чтобы творить добро. Значит, все-таки не наблюдатель, а хранитель и спаситель. Но кого хранить, кого спасать?..

Ивар покинул загон с невольниками. Мрачные мысли одолевали его; он размышлял о том, что нет с ним командора и не у кого спросить совета или хотя бы облегчить душу. Правда, в этой ситуации лучшим советчиком стал бы не дед, склонный к крутым решениям, а мудрец Аххи-Сек, осиерский хранитель. Но так ли он нужен, так ли необходим?.. Ведь Ивар догадывался, какой совет был бы получен от параприма.

Йездан Сероокий сказал: ничто не свершается без греха. А мудрец Аххи-Сек добавил бы: сверши греховное, убей немногих, дабы жили тысячи и тысячи. Стань предводителем этого воинства и уведи его в края, где оно не наделает бед, не причинит разорения – лучше всего туда, откуда явились эти люди, в степь за высокими горами. Уведи их, а пещеру со Спящей Водой затвори на семь замков и залей поверх расплавленным камнем.

– Уведи! Легко сказать, уведи! – буркнул Тревельян, всматриваясь в парившее вверху облачко. – Как же их увести, если портал односторонний? На флаере перевозить? За десять лет не управишься!

Он ехал среди палаток и повозок, шестов с бубенцами и хвостами яххов, старых кострищ и тех, где над огнем висели котлы, среди сотен воинов, сновавших туда-сюда с поклажей или разгружавших телеги; другие спали прямо на земле, хлебали варево или точили оружие, либо, собравшись в тесный круг, слушали песни сказителей. Блуждающих Языков в войске было множество, и их пронзительные голоса временами перекрывали рев животных, шелест точильных камней, звон и лязг металла. Здесь собрались воины двадцати степных племен, но Ивар узнавал лишь тех, кто относился к самым могущественным и крупным кланам: приземистых мускулистых Людей Молота и смуглых Людей Песка, Мечущих Камни с пращами у поясов, свирепых Сыновей Ррита, Зубы Наружу с их огромными челюстями, Белых Плащей в накидках из змеиной кожи, Пришедших С Края, чьи лица были светлее, а плечи поросли темным пушком. Перед Тревельяном расступались, хотя вряд ли кто-то знал о появлении в лагере нового ппаа – вероятно, принимали за вождя средней руки, нацепившего пять колокольцев на рога скакуну. Да и скакун после недавних превращений выглядел лучше некуда; всякому было понятно, что на такой животине ездит вождь или прославленный боец.

Миновав толчею, Ивар оказался у широкой прогалины, что отделяла стан от перекрывших ущелье повозок. Здесь он уже проезжал с Имм-Айдаром, но всадники эскорта заслоняли вид, и разглядеть прогалину как следует не удалось. Теперь перед ним открылась покатая луговина, где бродили десятка три откормленных яххов и, на небольшом холме с плоской вершиной, были разбиты шесть шатров: огромный, крытый шкурами горных кенгуру, и пять поменьше, но тоже весьма просторных. Над большим шатром шесты с бубенцами, хвостами и рогами возносились в таком изобилии, что Тревельян догадался: здесь обитает великий вождь, Брат Двух Солнц и Страж Очагов. Под шестами замерли рослые воины из Мечущих Камни – вероятно, телохранители владыки. Чуть дальше виднелось большое черное пятно, след отпылавшего костра; там стоял на камнях огромный котел, и к нему нескончаемой вереницей тянулись люди, тащили хворост и бурдюки с водой.

Тревельян слез со спины яхха, поглядел, как заливают воду в котел, потом, вытянув руку, ухватил за волосы пробегавшего мимо шас-га. Рожа у того была устрашающей: узкая, как клин, с пастью от уха до уха и губами, не закрывавшими внушительных зубов.

– Ты, отродье Каммы, стой!

Воин, узрев важную персону, хрипло выкрикнул:

– Хурр! Мой лоб у твоих подошв. Прикажи, и я буду…

– С камнями подождем. Я Айла, ппаа Белых Плащей, и я хочу знать, что делают эти люди. – Тревельян ткнул в сторону огромного котла. – Великий вождь готовится к пиру? Позовет лучших воинов и каждому даст печень кьолла?

Зубы Наружу уставился на него с удивлением.

– Ты с яхха свалился, ппаа Айла? Через день, на красном рассвете, великий вождь будет вопрошать богов и духов. А пир… будет пир, но не для нас, для Ррита.

– Тут без меня не обойдется, – пробормотал Тревельян, выпустив прядь сальных волос. – Иди, зубастая нечисть. Я доволен и не превращу тебя в ящерицу.

Ослепительный Ракшас скрылся за барханами, и небо потемнело. Гигантский диск Асура казался провалом в огненную преисподнюю, а облака, скользившие по его челу, – лестницей для грешных душ, которых ждут пламя, смола и вилы дьяволов. Из пустыни налетел жаркий ветер, над шатрами и повозками заклубилась пыль, и далеко на юге вспыхнули зарницы и встали черные столбы от земли до небес – должно быть, там бушевала песчаная буря. Лагерь начал затихать; опорожнялись последние котлы, разгружались последние телеги, пастухи сгоняли животных ближе к скалам, подальше от опасных песков. Тревельян направился к своему жилищу, лавируя среди палаток, шестов с бунчуками и лежавших на земле людей.

• Предыдущая
• 46/88
• Следующая