Всадники смерти - Абнетт Дэн - Страница 41
- Предыдущая
- 41/63
- Следующая
— Я чувствовал, что ты сегодня придешь, — сказал Антал Билидни. — Я видел облако, похожее на тебя.
— Яха! Вот я и пришел, Антал Гаспарыч! Вот я и пришел!
— Я не был уверен. Облако было похоже на тебя, но ты ехал на белом коне, которого я у тебя никогда не видел. — Антал улыбнулся Герлаху и указал на Саксена: — Теперь я понимаю.
Снятие осады с Либлии не обошлось для роты без потерь. Двое лансеров — Птор и Чагин — убиты, а Сорка, ветеран отряда Билидни, был тяжело ранен топором в бедро. Все понимали, что рана смертельная. Почти у всех всадников были легкие резаные и колотые раны. Самая серьезная была у Кветлая, он получил удар мечом вдоль по руке и предплечью. Молодой воин с гордостью демонстрировал глубокую кровоточащую рану.
Кислевиты построились, чтобы направиться в станицу, где местные жители подняли страшный гвалт и грохот. Они гремели сковородами и горшками и радостными криками приветствовали своих освободителей. Лучники Антала собрали все стрелы, какие можно было найти — даже сломанные, и древки от пик кьязаков, ведь дерево было в степи на вес золота, и поскакали впереди лансеров к городским воротам. Тела Птора и Чагина обернули в саваны и уложили на седла их лошадей, а Билидни лично вел за собой лошадь Сорки, который едва удерживался в седле.
Многие лансеры, войдя в город, поднимали вверх руки, приветствуя какофонию, устроенную горожанами. Но Билидни, казалось, ничего не слышал и не замечал. Все его мысли были о смертельно раненном друге, который ехал позади него.
Пиршество, устроенное в честь победы над кулами, не отличалось великолепием, но было щедрым, учитывая, какой урон нанесла осада припасам станичников. Пели грустные песни в память о погибших товарищах, настроение у всех было мрачное.
Герлах слышал, как многие лансеры, да и лучники тоже, говорили, что «путешествие» закончилось, на этот год, по крайней мере, точно. Хотя в степи еще только наступало лето, казалось, все они были согласны с тем, что в этом году им уже ничего не удастся достичь. Лучше возвращаться в родные станицы и помочь своим убирать урожай и подготовиться к суровой зиме.
Герлах сел в стороне от всех остальных. Они праздновали победу в зале на вершине возведенного скифами храма. Зал был очень древним. Крышу меняли не один раз, здание расширяли, но стены главного помещения и колонны, поддерживающие потолок, оставались нетронутыми. Зал построили сотни лет назад, а может, и тысячи. Местами дерево почернело, но это была не сажа от костров, а следы настоящих пожаров, колонны были испещрены зарубками и следами от гвоздей.
Герлах провел пальцами по деревянной колонне. Свет костра выхватил из темноты едва заметные следы сусального золота на старом дереве — крупинки золота въелись в потрескавшуюся древесину и в дырочки от гвоздей.
Эти колонны, понял Герлах, когда-то были золотыми. Их оковали тонкой золотой фольгой с рисунками, изображающими символы и фигуры богов тех, кто оковывал эти колонны. Колонны стояли здесь со времен скифов, с тех пор как был возведен курган. Здание зала разрасталось и не раз перестраивалось вокруг основного помещения. Колонны сохранили на себе следы последующих изменений, так же на лице человека остаются морщины — следы минувших лет. Зал был старше всех великих соборов и замков на родине Герлаха.
Так приходит и угасает величие, оставляя после себя едва заметные глазу следы. На этих бескрайних просторах господствовали народы настолько сильные и богатые, что они могли позволить себе обивать дома листами золота. Но они исчезли, оставив после себя холмы, похожие на могилы.
Глубоко в душе Герлах понимал, что Империя наверняка тоже исчезнет. Он вырос с верой в то, что Империя, милостью Сигмара, вечно будет Империей, и был готов положить за это всю свою жизнь. Но все тщетно. Империя неминуемо падет. Возможно, ее падение уже началось. Даже если великие армии его родины поднимутся и выбьют северян со своей земли, Империя падет на следующий год или через год. Придет время, и она падет.
Все, что мог сделать солдат Империи, — это попытаться отсрочить неизбежное.
В это призвание и верил Герлах. Сражаться с мраком до тех пор, пока есть свет, нуждающийся в защите.
К нему подошли Вейжа и Витали. Лансеры забеспокоились, что он ушел из круга и сидит в одиночестве. Они принесли кумыс и очень хотели выпить с Герлахом за их общую славную победу.
— Мы снова хорошо воевать вместе, Вебла! — сказал Витали.
Герлах кивнул и выпил с кислевитами перебродившее молоко. Казалось, оба лансера чрезвычайно горды его успехами на поле боя. Он вселял в роту уверенность в победе, высоко держал знамя и еще отлично дрался и лишил врагов знаменосца.
В действительности успехи Вейжа и Витали были гораздо значительнее. Они всегда были рядом, оберегая жизнь своего знаменосца, и каждый из них уничтожил намного больше кьязаков, чем Герлах.
— Почему на лице Веблы грустный взгляд? — спросил Вейжа.
— Я слышал разговоры, — ответил Герлах. — Вы все твердите о возвращении домой. Так, будто вы все уже сделали.
— Вебла будет очень нравится круг Йетчитч! — заявил Вейжа.
Витали, как всегда, оказался понятливее младшего товарища и уловил настроение Герлаха.
— Ты не хочешь ехать, Вебла? — спросил он.
Герлах покачал головой.
— На Йетчитч когда-нибудь нападали? Я хочу сказать — не кьязаки, а войско курганцев.
Нет, на их памяти — ни разу. Йетчитч — достаточно отдаленная станица, ее жителям угрожают только банды разбойников да редкие вылазки варваров.
— Значит, вы отправитесь домой, и, когда вернетесь в Йетчитч, ваша станица будет такой же, какой вы ее оставили. Вы перезимуете дома, а следующей весной вернетесь сюда, узнать, не идет ли здесь война и можно ли еще здесь добыть славу?
— Яха! — сказал Вейжа.
— Варвары атакуют мой дом. Вот именно в эту минуту. Я еще не выполнил мой долг.
— Шо?
— Вебла еще не сделал свое дело.
Кислевиты помрачнели, они размышляли над словами Герлаха. Им трудно было волноваться за южные города и селения, которые они никогда в жизни не видели. Так же и Герлаху было плевать на область, пока он не постиг величия этого края и не узнал душу его людей. И вот, кажется, впервые Витали и Вейжа проявили сочувствие. Они успели привязаться к Герлаху, считали его своим товарищем и теперь разделяли его печаль.
Главным отличием кислевитов от народов Империи был кислевский фатализм. Витали и Вейжа были согласны с тем, что в дом Герлаха пришла беда, но они ничего не могли с этим сделать. Не то что они были настолько бессердечны, чтобы сказать свое «это неважно», но все же достаточно далеки, чтобы просто вздохнуть и пожать плечами. В Кислеве люди верили, что ими руководит судьба. В Империи — что сами создают свою судьбу.
Герлах оставил лансеров с их печальными мыслями и кумысом и отправился искать Билидни. Но ротный бодрствовал у постели Сорки, и его нельзя было тревожить. Герлах прошел через зал, кивая тем, кто его приветствовал. Он заметил Кветлая. Юноша слишком много выпил, возможно, чтобы заглушить боль в раненой руке, и теперь, покачиваясь, сидел у костра.
Неподалеку Герлах увидел Максима и Бородина в компании Антала и атамана Либлии — крепкого, дородного старика по имени Севхим. Они пригласили Герлаха к себе и предложили ему чашечку кумыса и миску с соленой рыбой.
Возбужденный молодой Антал засыпал Герлаха вопросами об Империи, где еще ни разу не был. Язык он знал плохо и постоянно сбивался, поэтому ему помогал Бородин.
— Я знаю, вы все думаете о возвращении домой, — сказал Герлах, когда череда вопросов, наконец, иссякла.
Максим кивнул.
— Это лучшее мы делать, — сказал он, выискивая языком остатки еды между зубами, отчего на его впалых щеках появлялись бугры.
— Лучшее?
Максим пожал плечами.
— Здесь мало можно сделать, — ответил за Максима Бородин. — Нас побили и заставили бежать. Мы постарались… перегруппироваться и сделать еще одну попытку, но… — он обвел рукой зал, — ничего нет.
- Предыдущая
- 41/63
- Следующая
