Мера любви - Бенцони Жюльетта - Страница 49

• Предыдущая
• 49/70
• Следующая

— Я вас умоляю, не бойтесь. Я вас держу, даже если вы поскользнетесь или оступитесь. Тут невысоко. Смелее. Подумайте о том, что, если нам не удастся убежать, мы умрем.

Она испытывала такой страх, что ничего не слышала. Глаза ее были закрыты, она ничего не видела, но воображение рисовало ей страшные картины, усиливая головокружение. Все-таки Катрин сделала над собой усилие. Сдерживая рыдания, она оторвала одну руку и, вцепившись в Готье, сделала первый шаг.

— Так… тихонько. Хорошо. Теперь согните колено, и вы почувствуете первую ступеньку. Осторожнее, как можно осторожнее. Я вас крепко держу.

Она попыталась все исполнить, как было сказано, как вдруг внезапный порыв ветра качнул лестницу. Катрин, обезумев от страха, решила, что лестница рухнула. Под ногами была пустота. Пытаясь зацепиться, она сделала неверное движение и, жалобно вскрикнув, упала, увлекая за собой Готье.

Удар о воду оказался таким болезненным, что она сразу же потеряла сознание.

К счастью для Готье, он избежал удара о лодку. Собрав все силы, юноша вплавь добрался до Катрин, которая была связана с ним веревкой, и увлек за собой ее бесчувственное тело. Беранже с легкостью, присущей его возрасту, в мгновение ока спустился с лестницы, и они втроем вытащили Катрин из воды. Женщина была без сознания, но еще дышала.

— А я уже не надеялся вытащить ее, — прошептал Сан-Реми. — Если бы вы не додумались привязать Катрин, мы бы не нашли ее в такой темноте. Что произошло?

— Я не знаю. Она была в панике и не слышала никаких советов. Было бы лучше, если бы я спустил ее на спине, но наверху было мало места для подобных трюков.

— Главное, что она и вы здесь! Теперь бежим! Нам повезло, что этой ночью в городе шумно и никто ничего не слышал…

Сан-Реми и Готье взялись за весла, а Беранже устроился на корме, положив голову Катрин себе на колени. Лодка быстро заскользила по темной воде и успела скрыться в тени моста, когда по нему с грохотом прошла разъяренная толпа. Головорезы, распевающие песенку о молодой невесте, ожидающей возлюбленного, вместо знамени несли палку с надетой на нее окровавленной головой.

Сан-Реми брезгливо поморщился.

— Я не узнал несчастного, но ясно, что эти дьяволы решили отнести его голову супруге или невесте. Город, объятый страхом, — страшный город!

Воцарилось относительное спокойствие, и гребцы принялись работать веслами изо всех сил, так как Катрин, очнувшись, стала стонать и метаться.

— Если она будет кричать, закройте ей рот рукой, — посоветовал Сан-Реми. — Не следует привлекать внимание. Никто, кроме настоятеля, не должен знать, что с нами женщина.

—  — Вы боитесь, что даже среди монахов могут быть предатели? — спросил Готье.

— В обители ведь люди находятся не только по собственному желанию. Те, кого туда заточили, могут оказаться несговорчивыми.

Беранже фыркнул. Родители прочили его в священники, но юноша поджег монастырь, куда его поместили.

Наконец беглецы приблизились к монастырю. Его громадные очертания вдруг выросли на берегу канала. Сан-Реми уверенно направил лодку к черной арке. Беглецы увидели широкий туннель и освещенную лестницу, последние ступени которой уходили под воду.

Когда лодка стукнулась о камни, мужчина, стоявший на лестнице и освещавший ступени, облегченно вздохнул и спустился.

— Ну, вот и вы! Я так боялся, что вы задержитесь и прибудете, когда прозвонят заутреню. Я хочу сам проводить гостей в приготовленные комнаты, пока в обители еще спят. Скоро монастырь проснется.

Прекрасный крест, украшенный золотом и сапфирами, блестевший на скромной черной монашеской рясе, говорил о том, что это был настоятель августинцев. Высокий, худой, с лицом, изможденным постом и молитвами, отец Киприан де Ренваль был не из тех светских аббатов, которые используют монастыри лишь для сбора дани. Его темно-зеленые глаза блестели мистическим огнем, а голос был таким, какие ведут за собой толпу и подчиняют людей.

— Вот и мы! произнес Сан-Реми. — Но не обошлось без происшествий. Госпожа де Монсальви упала с крыши в воду. Нам удалось ее вытащить, но она потеряла сознание и, кажется, страдает. Если не хочешь, чтобы твои монахи про нее проведали, ее надо поместить в укромное место. Ей необходим уход, так как я боюсь…

Он не закончил. Руки Готье, поднявшего Катрин, чтобы вынести ее из лодки, окрасились кровью. Малейшее движение причиняло женщине боль, и она, извиваясь, протяжно застонала, едва не выскользнув из рук юноши.

— Боже мой! Она ранена? — прошептал аббат.

— Нет, не ранена, — ответил Готье, — возможно, у нее преждевременные роды. Аббат задрожал.

— Преждевременные… вы в этом уверены?

— Думаю, что да… Кровь и эти схватки говорят сами за себя. Причиной послужил сильный удар о воду. Куда мне ее перенести?

Он начал было подниматься по ступенькам, но настоятель остановил его.

— Эта дама не может здесь оставаться, — тихо, но твердо сказал он. — Можно спрятать здоровую, способную контролировать свои действия женщину. Графиня же страдает и будет кричать. Монастырь не так велик, и ее все услышат.

Сан-Реми и юноши с тревогой посмотрели друг на друга.

— Что же нам делать? — простонал Сан-Реми. — Мы не можем ни оставить ее в лодке, ни отвезти обратно. Ты прекрасно знаешь, что это было бы равносильно смертному приговору.

— Я знаю, знаю, но не из-за собственной черствости не могу принять ее, она здесь не будет в безопасности.

Готье охватила ярость. Пережитый страх и усталость сделали свое дело, он потерял самообладание:

— Что прикажете делать, сир настоятель? Может быть, бросить ее снова в воду, чтобы она утонула? Это было бы так просто: в Брюгге не осталось бы заложника, и разом бы отпали все заботы. Так вот, я, Готье де Шазей, говорю вам, что вы приютите ее, пусть даже в погребе, но я должен сейчас же ей помочь. Если мы промедлим еще немного, она потеряет много крови и умрет.

Аббат с силой сжал руку юноши, который вместе с Беранже держал Катрин.

— Успокойтесь и положите даму в лодку, иначе вы ее уроните. Я, кажется, кое-что придумал.

— Что? — сухо поинтересовался Сан-Реми, рукавом вытирая струящийся по лбу пот.

— Монастырь бегинок. Это единственная женская обитель, где несчастная найдет приют и необходимый уход. Бегинки прекрасно умеют выхаживать больных.

— Ты думаешь, они среди ночи откроют нам дверь, да еще когда в городе бунт, а мы скорее похожи на бродяг, чем на честных людей? В большинстве своем это благородные дамы или девицы из богатых семей. Учитывая происходящее, они должны крепко закрыть ворота. Им самим грозит опасность, если чернь ополчится на высшие сословия, что уже началось.

— Чернь, как ты говоришь, их любит и уважает, так как монашки простым людям часто помогают. Что же касается ворот, они откроются, если я поеду с вами. Но надо действовать быстро, я должен прибыть к заутрене. Эти юноши вернутся сюда, поскольку бегинки их, разумеется, не примут.

— Мы не хотим оставлять госпожу в чужих руках, — возразил Беранже, выпятив грудь, словно петушок.

— Ей помогут, и она будет жить. Если вы на это не согласитесь — она умрет. Выбирайте, но делайте это быстрее.

Вместо ответа Готье снова поместил Катрин в лодку, сел сам и положил ее голову себе на колени. Аббат прикрепил факел к железному крюку и следом за Сан-Реми и Беранже прыгнул в лодку. Через минуту она снова заскользила по водной глади в южном направлении. Дорога была недолгой, к великому облегчению Готье, который пытался заглушить непрекращающиеся стоны Катрин.

Этот монастырь бегинок, основанный два века назад графиней Жанной Константинопольской, представлял собой огромный участок земли, обнесенный высокими стенами, за которыми виднелась густая листва. Он включал церковь Святой Елизаветы, лечебницу и вереницу белых домов бегинок, вытянувшихся вдоль обширной поляны, усаженной деревьями и цветами.

Этот монастырь в своем первозданном виде стоит и поныне (примеч. лет.).

• Предыдущая
• 49/70
• Следующая