Холодное, холодное сердце - Эллиот Джеймс - Страница 40

• Предыдущая
• 40/69
• Следующая

— И...

— И — что?

— Как его зовут? Какие есть о нем сведения? Что он здесь делает? Откуда вы знаете, где его искать? И все прочее.

— Я не знаю, какое имя он носит сейчас.

— Каково его настоящее имя?

— Вам нет необходимости это знать.

— Почему бы мне не решить самому, что мне надо знать?

— Так не пойдет.

— В самом деле?

— Послушайте, Гримальди. Я готов с вами сотрудничать в той мере, в какой могу, но не разыгрывайте со мной крутого парня и не пытайтесь выжать из меня то, чего я не могу сказать. Если я, в свою очередь, нажму на вас, вы станете рядовым регулировщиком, разъезжающим на мотороллере. Я и так уже рассказал вам больше, чем имею право, поэтому перестанем спорить, чья штука длиннее, и объявим перемирие.

Гримальди пошел на попятный.

— О'кей, но я должен знать, зачем он сюда приехал, только тогда я смогу начать поиски.

— Он был замешан в похищении бумаги для печатания денежных знаков. У нас есть основания полагать, что в его распоряжении есть клише для изготовления фальшивых банкнот. Если это так, он приехал лишь для того, чтобы получить отпечатанные деньги; после этого он сразу же улетучится. Поэтому у нас мало времени. Найдите место, где печатаются деньги, и он в наших руках.

— Сколько еще ваших людей действует в районе, который обслуживает мой полицейский участок?

— Ни одного.

— Вы знаете кого-нибудь из его знакомых здесь?

— Только одного, и мы с Хаузер проследим за ним.

Гримальди пристально посмотрел на фотографию.

— Давно она снята?

— Три года назад.

— Он продолжает носить очки, бороду, усы?

— Вчера вечером был без них.

— Вы видели его вчера вечером?

— Около семи часов. Он столкнул нашу машину с дороги в Вирджинии.

— Не хотите рассказать об этом подробнее?

— Нет, — ответил Калли.

— Я знал, что вы так скажете. Ну, ладно, но только, пожалуйста, ведите себя тихо. Если найдете его, позовите меня. У вас нет тут никаких юридических прав, и я не хочу никаких перестрелок из вестернов в самом центре Брайтон-Бич.

Гримальди повернулся к Хаузер.

— Будь осторожна, Джули. Эти русские — крепкие орешки; колумбийские картели и ямайские группировки, с которыми нам до сих пор приходилось иметь дело, по сравнению с ними просто ребятишки, поющие в хоре. Им помогают накачивать мышцы прежние советские олимпийские чемпионы-тяжелоатлеты, и они сейчас усиленно занимаются вывозом наркотиков, в том числе и героина из бывших советских республик. Парни они умные и крутые, и убить для них все равно что муху прихлопнуть. В этом году на мне висит восемнадцать нераскрытых убийств. Большинство из них были совершены днем, и никто ничего не видел. Мы пробовали расследовать эти убийства, но везде натыкались на закрытые двери. Никто из них не хочет, чтобы его записали в «стукачи», как они называют осведомителей. Ко всему прочему никто из полицейских не знает русского языка; я сам учился на курсах русского языка, но без особого успеха. Единственная фраза, которую мне необходимо было запомнить по-русски: «Я ничего не знаю», потому что этой фразой они отвечают на все вопросы.

Недавно я допрашивал одного из русских. Кое-кому из его друзей не понравилась его компания, и они вывернули ему ногу, как крендель. Я допрашивал его об одном человеке, которого мы подозревали в убийстве. Он засмеялся, показал на свою скрюченную ногу и сказал: «Вы что, поступите со мной хуже, чем они?» Большинство из них побывали в советских тюрьмах, наши тюрьмы для них как загородные пансионы. Они пережили КГБ и ГУЛАГ, не боятся ни нас, ни кого-нибудь другого и прибегают к насилию с большей легкостью, чем любой псих или наркоман, каких тебе или мне приходилось встречать. Почти все наши ребята их побаиваются этим людям ничего не стоит вырезать или перестрелять всю семью полицейского.

— Картина ясна, — сказала Хаузер.

— Даже не думайте справиться с ними сами, — сказал Гримальди, вручая ей свою визитную карточку. — На обороте — телефон моего радиопейджера. Сообщайте мне о каждом пустяке.

Гримальди посмотрел на Калли.

— Вы не хотите ничего добавить об этом парне?

— Хочу. Все, что вы сказали, относится и к нему в еще большей степени, чем к другим. Никакого сравнения с психами, с которыми вам приходится иметь дело. Он ни за что не дастся вам в руки, поэтому забудьте о всяких ваших правилах. Стреляйте первыми, и стреляйте на поражение, я гарантирую вам, что его не удастся захватить живым.

— Вы знаете этого парня?

— Лучше, чем хотелось бы.

— Тогда ответьте: он сотрудник ЦРУ или бывший сотрудник ЦРУ?

— Нет, он не сотрудник, — вмешалась Хаузер.

— Но вы-то сотрудник ЦРУ, верно? — настаивал Гримальди.

Калли ничего не ответил.

— О'кей, не хотите сказать, не надо. Обойдем это, как вы сказали, молчанием.

— Хорошо. Потому что я все равно ничего не отвечу.

— Никакой пальбы. Как только вы узнаете что-нибудь новое, позвоните мне. Договорились?

— Договорились, — ответил Калли, зная, что вряд ли им представится возможность выполнить эту просьбу. — Так же поступайте и вы.

Хаузер накарябала на листке номер своего радиотелефона и вручила его Гримальди.

— Телефон у меня в сумке. Я буду вместе с Калли.

Гримальди взял листок.

— Помни, Джули. Не играй ни в какие игры с этими людьми. — И с этими словами он повернулся и пошел обратно к киоску.

— Ты была хорошим полицейским? — спросил Калли у Хаузер, когда они покинули причал и возвратились к машине.

— Думаю, да.

— Почему же ты ушла?

— Это долгая история.

— Расскажи мне о ней.

— Как-нибудь в другой раз. — Ее тон не оставлял сомнения, что тема исчерпана.

— О'Крюгер? — сказал Калли.

— Что?

— Гримальди назвал тебя старушкой О'Крюгер.

Хаузер улыбнулась.

— Я полуирландка, полунемка.

— Плохое сочетание. Напился в стельку и с песней «Залив Гэлуэй» вторгся в Польшу.

Из окна кафе на Брайтон-Бич-авеню был хорошо виден вход в ресторан «Гардения» на другой стороне улицы. В этот воскресный день ресторан открылся довольно поздно, всего полчаса назад, и Калли с Хаузер сидели в ожидании, пока он достаточно наполнится. В почти пустом ресторане их появление неизбежно привлекло бы к себе излишнее внимание.

Когда Калли и Хаузер вышли из кафе и стали пересекать улицу, направляясь к ресторану, над головой у них загрохотал сабвей, в темное ущелье улицы посыпался сноп искр. По обеим сторонам улицы на витринах были подняты железные жалюзи, и тротуары заполнились тучными, ширококостными мужчинами и приземистыми, плотно сбитыми женщинами. У всех был ярко выраженный славянский тип лица, все были в кричаще ярких полиэстеровых одеждах и лакированной коже; все несли полные сумки свежих фруктов и овощей и разнообразные продукты из ломящихся от изобилия магазинов, которых они никогда не видели у себя на родине.

Казалось, они находились в замкнутом этническом мирке, негостеприимном ко всем посторонним; это впечатление усугублялось грубыми, гортанными звуками русского языка, едва ли не единственного, на котором здесь разговаривали. Калли мог бы поклясться, что находится в прежнем Советском Союзе, в Москве или в Киеве, или в приморской Одессе, если бы не обилие товаров в магазинах и непрерывный поток машин.

Владелец ресторана, он же и управляющий, своими блестящими глазами и круглым розовощеким лицом походил на херувима и казался воплощением дружелюбия и приветливости. Он приветствовал Калли и Хаузер, когда они вошли в «Гардению». Вытатуированные на тыльной стороне его пальцев буквы говорили, однако, о его принадлежности к Организации.

Ресторан представлял собой длинный узкий зал, заполненный уже на три четверти; в нем стоял шум и разносились характерные, русские запахи; отовсюду слышалась оживленная русская речь. Заметив пустой столик в углу около двери, Калли показал на него кивком головы. Переодетый херувим отвел их к этому столику и жестом подозвал официанта с внешностью палача, который тут же подошел, дал им меню и наполнил водой стаканы, после чего, не говоря ни слова, исчез.

• Предыдущая
• 40/69
• Следующая