Конец странствий - Бенцони Жюльетта - Страница 41

• Предыдущая
• 41/88
• Следующая

Но при звуках этого голоса Марианна, от усталости припавшая лицом к плечу Ванины, выпрямилась, и в каком-то оцепенении она и маленький человек посмотрели друг на друга. Обязанности сторожа в Сен-Луи-де-Франс исполнял Готье де Шазей.

Их взгляды скрестились только на мгновение. Марианна уже открыла рот. Она хотела что-то сказать, воскликнуть, быть может... Но странный сторож быстро повернулся к ним спиной, буркнув, что он идет предупредить аббата Сюрже, и исчез со свечой, оставив их в почти полном мраке прихожей, пахнувшей ладаном и капустой.

Тогда Марианна спохватилась. Крестный, как она поняла, не желал быть узнанным, может быть, из-за присутствия Ванины... может быть, по совершенно другой причине. Причине загадочной, а их у него всегда был полон короб, как и подобало хозяину церковного ордена, который, став тайным, не потерял свое могущество. Видимо, он пребывал здесь инкогнито. Возможно, он скрывался, но от кого? Почему?

Несмотря на истощение, любопытство Марианны, всегда бодрствующее и ненасытное, предъявило свои права и, странное дело, добавило ей сил. С какой целью римский кардинал, генерал ордена иезуитов, то есть самый могущественный человек в Церкви после Папы, если не до него, с тех пор как Наполеон превратил того в пленника, решил укрыться под скромной личиной церковного сторожа?

Конечно, сколько она его знает, Готье де Шазей относился к одежде и роскоши с примерным пренебрежением. В памяти его крестницы он навсегда сохранился в простом темном одеянии. И пурпурная мантия, в которой она увидела его в Тюильри в тот памятный день скандала, показалась ей маскарадным костюмом. Но на этот раз его черное одеяние было не только скромным, но и сомнительной чистоты.

«Да простит мне Бог! – подумала Марианна. – Но мне показалось, что крестный не бреется, не умывается. Настоящий мужик!»

Пока ей не представилась возможность проверить свои предположения, так как вместо него пришел священник в сутане, среднего возраста, с приятным лицом, над которым седоватые кудри пытались прикрыть начинающуюся лысину. Увидев женщин, сидящих в мокрой одежде на скамейке в прихожей, он воздел руки к небу.

– Бедные мои дети! – воскликнул он с заметным южным акцентом, словно принесшим частицу солнца в это мрачное помещение. – Вы тоже пришли искать здесь убежище. Но мой дом переполнен. Половина московских французов сбежалась сюда. Куда же прикажете вас положить?

– Нам не нужно много места, padre, – взмолилась Ванина. – Любой уголок в вашей церкви, например...

– Она забита. Мне пришлось запереть наружную дверь, чтобы больше никто не вошел... Еще одного добавить, и начнут задыхаться.

– Тогда здесь! Если бы я была одна, я чудесно устроилась бы на этой скамье, но моя подруга ранена, измучена... любой матрас...

Священник удрученно пожал плечами.

– Я не говорил бы вам всего этого, если бы у меня был матрас. Но я только что отдал матрас Гильома, моего сторожа, старшей продавщице мадам Обер, которая ожидает ребенка. Что касается моего...

– Я понимаю, вы о нем уже давно забыли, – сказала Марианна, пытаясь улыбнуться. – Если у вас найдется охапка соломы, нам будет достаточно. Мы артистки... И комфорт не всегда является нашим уделом...

– Наверное! Но в любом случае я не могу закрыть перед вами дверь в такую ужасную ночь... и в такую погоду. Следуйте за мной...

Они пошли за ним по коридору. С обеих сторон из-за закрытых дверей доносились разные звуки: бормотанье молитв, перешептывание, храп, всхлипывания, подтверждавшие, что жилище священника действительно переполнено.

В самом конце аббат открыл низкую дверь рядом с кухней.

– Здесь кладовая, где хранятся различные инструменты. Я найду немного соломы и думаю, что вы обе сможете устроиться. Затем я принесу что-нибудь, чтобы высушиться и согреться.

Немного спустя женщины нашли среди метел, ведер и садовых инструментов относительный уют, благодаря постеленной на пол соломе, полотенцу, чтобы обтереться, двум покрывалам, в которые они завернулись, сняв мокрую одежду и повесив ее сушиться на грабли, и дымившемуся кувшину горячего вина с корицей, выпитого ими с наслаждением при свете свечи, после чего хозяин пожелал им доброй ночи.

Перед тем как лечь, Ванина заботливо проверила перевязку. Она была сырая, но густой слой мази не пропускал влагу к ране. Сделав новую перевязку из сухого куска полотенца, она пощупала лоб подруги.

– Вы быстро поправитесь, – с удовлетворением заявила она. – После всего, что вам пришлось вынести, у вас даже нет лихорадки. Святая Мадонна! Вашему здоровью можно позавидовать.

– Для меня большая удача, что я встретила вас.

– Можно подумать! «Удача – женщина...» – замурлыкала Ванина, – и я могу вернуть вам комплимент. Я уже давно мечтала познакомиться с вами...

Заснули быстро, но сон Марианны был тревожный. События длинного и трудного дня: паника, встреча с Чернышовым, дуэль, арест Язона, вероломное нападение цыганки, ранение и, наконец, пожар дворца, бегство под ливнем – все это сильно подействовало на молодую женщину. Потеряв власть над заснувшим телом, разум ее метался, как обезумевшая птица, не находя успокоения. Страх осаждал его непрерывно, страх, против которого выступал добрый гений в виде ангела, задрапированного в огненный пеплум, со смешным украшением из перьев на голове.

Снова она увидела старый сон, неоднократно угнетавший ее. Море... Покрытое бушующим волнами море вздымает вспененную преграду между нею и кораблем, летящим на всех парусах к горизонту. Несмотря на ярость встречных потоков, Марианна отчаянно старается догнать его. Она борется изо всех сил, до предела напрягая волю, и в момент, когда она начинает тонуть, над океаном простирается гигантская рука и обрушивается на нее, чтобы вырвать из бездны. Но на этот раз море было красное, а рука не появилась. Пришло что-то неопределенное, слегка встряхнуло ее... и Марианна, внезапно проснувшись, увидела, что над нею склонился крестный и осторожно тормошит ее.

– Идем! – прошептал он. – Идем в коридор. Мне надо поговорить с тобой.

Она бросила взгляд на подругу, но Ванина, свернувшись клубочком, мирно спала и не шелохнулась, когда Марианна, вставая, зашуршала соломой.

В коридоре было темно. Только ночник над входной дверью едва рассеивал мрак. Достаточно, впрочем, чтобы убедиться, что больше никого здесь нет. Тем не менее Марианна и кардинал остались в углублении двери.

– Прости, что я разбудил тебя, – сказал последний. – Ты как будто ранена?

– О, не особенно серьезно: удар, полученный в толпе, – солгала молодая женщина, не чувствуя ни желания, ни смелости пуститься в длинные объяснения.

– Тем лучше! Потому что завтра утром тебе надо покинуть этот дом... И вообще Москву. Я не могу понять, что привело тебя сюда. Я считал, что сейчас ты в море, по пути во Францию.

Голос его был сухой, задыхающийся. В его дыхании ощущалась лихорадка, а в тоне – никакой нежности, только раздражение и недовольство.

– Я могла бы на ваш вопрос ответить вопросом, – отпарировала Марианна. – Что делает под видом сторожа кардинал Сан-Лоренцо в Москве, в момент, когда сюда идет Император?..

Даже в темноте она увидела, как молния гнева сверкнула в глазах прелата.

– Это тебя не касается! И у нас нет времени для объяснений. Уезжай, говорю тебе. Я знаю, что этот город обречен. Беги!..

– Кем обречен? И за что? Неужели вы считаете Наполеона настолько безумным, чтобы разрушить его? Это не его стиль! Он ненавидит разрушение и грабеж. Если он возьмет Москву, ей нечего бояться.

– Не задавай мне вопросы, Марианна. Делай то, что я приказываю. Дело идет о твоем спасении... о твоей жизни... Кто эта женщина с тобою?

– Ванина ди Лоренцо, знаменитая певица с очень доброй душой...

– Певица мне известна, но не ее душа. Хотя это неважно, я предпочел бы, чтобы ты не была одна, а она должна знать город. Утром... или сейчас же, ибо день вот-вот наступит, вы уйдете отсюда. Скажи ей, чтобы она показала дорогу, по которой ведут сосланных в Сибирь. В Кускове вы найдете замок графа Шереметева. Это недалеко: около полутора лье. Граф – мой друг. Скажешь ему, что ты моя крестница. Он тебя сердечно примет, и ты подождешь, пока туда приеду я.

• Предыдущая
• 41/88
• Следующая