На коне бледном - Пирс Энтони - Страница 48

• Предыдущая
• 48/77
• Следующая

Природа пожала плечами, отчего по ее туманному одеянию пробежала очень занятная рябь. Иногда Зеленая Мать казалась полной, а иногда — чувственной; туман постоянно скрывал истину.

— У тебя еще будет время, чтобы обдумать все поподробнее. Ты преодолел эти препятствия, что под силу лишь подлинному воплощению, хотя может показаться, что ты шел наугад. Мы, инкарнации, не совсем живые и не совсем мертвые; мы — совершенно особая категория, владеющая уникальными силами. Мы занимаем свои должности, но иногда мы и есть эти должности. Мы подобны свету — и волна, и частица одновременно. — Природа взмахнула рукой, отметая эту тему. — Теперь мы наконец наедине.

— Подожди, — сказал Зейн, кое-что припомнив. — А каким образом демон мог бы драться до смерти? Он же и так уже мертвый.

— Возможно, правда, что демон не может умереть, — но если ты убьешь занимаемое демоном тело, то он больше не сможет им пользоваться и будет вынужден вернуться прямиком в Ад. На практике это одно и то же.

Зейн вернулся к другой теме:

— А почему так важно, чтобы мы оказались наедине? Мы что, должны обменяться какими-то тайными сведениями?

— Да, должны. Мы — смертные бессмертные. Мы не можем допустить, чтобы наши тайны стали известны обычным смертным, иначе нас перестанут уважать. Мы также не можем говорить об этом с Вечными, потому что лишимся своей силы.

— Какие тайны? — спросил Зейн. — Я просто выполняю свою работу.

— Насколько ты ее себе представляешь.

— А что, я чего-то о ней не знаю?

— Возможно. — Природа присела в кресло, образованное живым деревом, и ее туманное одеяние слилось с окружающим туманом. — Позволь продемонстрировать на одном не совсем удобном примере.

Природа взмахнула рукой, и внезапно Зейн ощутил мощный прилив вожделения. Ему хотелось заняться сексом, немедленно. Зейн обнаружил, что он встал — причем во всех смыслах — и приближается к Природе.

— Нет! — прохрипел Зейн. Он знал, что это — не его собственное желание, что оно навязано ему извне.

Природа лишь усмехнулась.

Зейн приблизился к ней вплотную, но заставил себя схватиться за ее душу, а не за тело. Обтянутая перчаткой рука прошла сквозь дымку тумана и сквозь плоть Природы, и пальцы Зейна вцепились в ее душу. Зейн потянул душу и частично извлек из тела.

Природа задохнулась, словно от внезапной боли. Охватившее Зейна эротическое возбуждение схлынуло так же внезапно, как и появилось. Заклинание Природы перестало действовать. Зейн разжал руку и вынул ее из тела Природы.

Природа глубоко и судорожно вздохнула, и туман вокруг нее сгустился. Ее невозмутимость несколько уменьшилась.

— Я показала тебе часть моей силы, — тяжело дыша, произнесла она. — А ты показал мне часть своей.

Зейна снова осенило.

— Я тоже имею власть над живым — в какой-то степени!

Зейн вспомнил, как реагировала его клиентка в госпитале — старая женщина, чем-то похожая на его мать, — когда он попытался забрать ее душу. Это было для него ужасным потрясением — впервые извлечь душу из живого тела.

— Да, Танатос. Никто не может помешать инкарнации, занимающейся своим делом, — даже другая инкарнация. Впрочем, нам невыгодно мешать друг другу. Личные силы каждого из нас нерушимы. Никто… — Природа на миг умолкла, бросив на Зейна загадочный и многозначительный взгляд, и глаза ее были словно два окна, распахнутые в бушующую в ночи бурю, — никто не может безнаказанно встать поперек дороги кому-либо из нас.

Откровение Природы потрясло Зейна. Он прежде не понимал, как быстро и специфично она способна воздействовать на него и как он способен воздействовать на нее. И собственная сила удивила Зейна не меньше, чем сила Природы. Но он взял себя в руки и вернулся к прежней теме:

— Итак, ты вызвала меня сюда, чтобы рассказать о чем-то и показать мне что-то, и в то же время воздвигала препятствия у меня на пути. Что на самом деле у тебя на уме?

К ней вернулось прежнее спокойствие. Конечно, Природа была необычайно выносливым и упорным существом.

— Ты встречался с другими.

— Полагаю, ты имеешь в виду другие особые фигуры — Время, Судьбу, Войну? Да, мельком.

— Мы действительно отличаемся от остальных, Танатос, мы — смертные бессмертные. И мы отличаемся друг от друга, но взаимодействуем запутанными, хотя очень существенными способами, влияя на векторы друг друга.

— Векторы?

— Не думаешь же ты, что кто-нибудь из нас полностью свободен? Так же, как векторы силы, высоты над уровнем моря, ветра, температуры, влажности и атмосферного давления, взаимодействуя, определяют, куда упадет брошенный мяч, так и различные относящиеся к делу факторы определяют, как будет идти война, или как будет двигаться холодный атмосферный фронт, или когда закончится дарованная жизнь. Это может казаться случайностью или чьим-то капризом, но лишь потому, что ни один смертный и большая часть бессмертных не в состоянии понять природу действующих сил. Мы не свободны — никого из нас нельзя считать полностью свободным, — но мы обладаем относительной свободой действий, и в этом проявляется разница тех должностей, которые мы занимаем. Каждое воплощение способно в определенной степени противиться другому, если остальные это допускают, но мы предпочитаем не делать этого без веских причин.

Зейну стало любопытно.

— Как можно противодействовать Смерти, даже если Смерть это допускает?

— Судьба может устроить подмену, обрезав нить.

Зейн почувствовал озноб — похоже, такое уже случалось.

— Судьба? Зачем это Судьбе?

— Хронос может приостановить приближение предназначенного.

— Да, но зачем?..

— Марс может подстроить раскол общества, который вообще изменит всю картину.

Природа явно не собиралась отвечать на его вопрос. Однако, похоже, сейчас стоило настоять на своем.

— А как насчет Природы? Какие хитроумные фокусы ты прячешь под своим туманом, кроме сомнительного дара вызывать вожделение?

— Покажи свою душу, — сказала Природа.

— Мою душу?!

Потом Зейн сообразил, о чем идет речь, и вытащил душу танцевавшей девушки. Тогда он машинально засунул свою сумку для душ в карман и лишь сейчас о ней вспомнил.

Природа окутала душу лоскутом тумана.

— Не надо недооценивать силу инкарнаций, Танатос. Когда удалишься отсюда, зайди в склеп и проверь эту душу. Тогда и поймешь.

Зейн положил душу на место. Никаких изменений в ней не чувствовалось. Может, Природа просто блефует?

— Ты притащила меня сюда только из-за этого?

Зеленая Мать рассмеялась, и маленькие клочья тумана поплыли в разные стороны.

— Отнюдь. Я лишь продемонстрировала на примере этой души свое преимущество, чтобы ты научился надлежащим образом и с должным вниманием относиться к тому, что я имею в виду.

— И что же ты имеешь в виду? — нетерпеливо воскликнул Зейн.

— Как ты полагаешь, какой была самая древняя профессия, возникшая среди рода людского? — спросила Природа.

Что ей теперь взбрело на ум?

— Это была женская профессия, — осторожно ответил Зейн.

— Неверно, Танатос. Женщины к такому не допускались. Древнейшая профессия — это шаманы, лекари-колдуны.

— Лекарь-колдун?! — недоверчиво переспросил Зейн. — Да что он мог сделать до возникновения современной магии?

Но, произнеся эти слова, Зейн вспомнил рассказ Молли Мэлоун о древних художниках, расписывавших стены пещер, и об их ныне утраченном умении воздействовать на души животных. Современным достижениям должно было предшествовать практическое изучение магии.

— Шаман — первый представитель свободных искусств. Вождь племени был человеком действия, а шаман — человеком ума. Ему наверняка приходилось нелегко в первобытные времена, когда и магия, и наука работали еще ненадежно, но он был настоящим предвестником будущего. От него произошли те, кто старается понять «почему», а не только лишь «как»: врачи, философы, священники, маги, артисты, музыканты…

— Все те, кто так или иначе связан с Природой, — согласился Зейн, хотя сам он был не вполне уверен, что артисты и художники действительно принадлежат к этой категории лиц. Эти профессии были более субъективны, чем прочие. — Но твое преимущество…

• Предыдущая
• 48/77
• Следующая