История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич - Страница 26

• Предыдущая
• 26/138
• Следующая

После кончины митрополита Антония Сибирь два года не имела архиерея. И вот туда направили Арсения Мацеевича, дав ему титул митрополита Тобольского.

Всем в Сибири заправляли губернаторы да воеводы. «Русские священнослужители, – писал иностранный путешественник, заехавший в середине XVIII века в Тобольск, – почти совершенно необразованны, все предаются пьянству и почти не имеют чувства чести».

Мацеевич с успехом опровергает это утверждение, всячески пытается поднять авторитет церкви в Сибири, и это ему отчасти удаётся.

А когда ему исполнилось 45 лет, Мацеевича переводят в Ростовскую епархию и назначают членом Синода. Он и здесь продолжает отстаивать достоинство церкви, составляет для императрицы записку о том, что мирским людям нельзя захватывать церковные имения, и вообще, «Церковь содержать надо без скудности и обиды».

Арсений видел, например, причину бедности своей епархии не в крепостной экономике, не в корысти правителей, а в отношении светской власти к церкви.

Новый правитель России Пётр III воспитывался в немецком духе и православия не любил. Стали сразу ограничиваться права церкви, увеличили сбор с монастырских крестьян, провели секуляризацию церковных имений, передав их в ведение Коллегии экономии.

День 21 марта 17б2 года стал радостным для крестьян: они получали в свою собственность землю, которую обрабатывали для духовных властей. Духовенство лишилось деревень и осталось без средств к жизни. Все сборы с крестьян для духовенства запрещались. Из духовенства никто не смел поднять голос против непредсказуемого императора. И только митрополит Ростовский Арсений «пришёл в келию, уединился и писал к Его Императорскому Величеству прошение, которое состояло из книг пророческих и Священного писания, весьма жалостно и плачевно, острого и высокого рассуждения; и отправлено оное с схимоиеромонахом Лукою в Петербург, которое и вручено было Его Величеству в собрании генералитетства и прочтено с остановкою секретарём, и государь был в великом азарте, а оной схимник Лука от страху лишился ума, был послан в Невский монастырь, где шесть недель находился под караулом и возвращён с указом, чтобы быть безысходно из кельи…»

Император покричал, потопал ногами, но Арсения не тронул. А тот пишет второе прошение – уже Екатерине. Царица понимала, что с духовенством надо дружить, и Сенат подготовил доклад, где предлагалось возвратить деревни, а вотчинных крестьян обложить по рублю в год с души, половину этих денег отдавать духовенству, а другую половину – в казну, на содержание инвалидов. Арсению этого недостаточно. Тем более, что крестьяне не хотели опять идти под монастырское начало. Возникали бунты.

Арсений сетует на правительство: «Приходит время, как видно, уже и до того, что все монастыри и домы архиерейские опустеют, когда уже не только настоятели, но и сами архиереи, не яко пастыри, не яко пленники, и пуще пленников, имеются; понеже от них до последнего куса требуют ответа, а власти их апостольской и дел… и в полушку не ставят». Архиереи под наблюдением. А смотрят за ними люди – «иные насяду и в Бога веруют». Арсений недоволен указом Екатерины: в монастырь наприсылали столько инвалидов, что их нечем всех кормить.

Словом, Арсений ратовал за полную независимость церкви. Екатерина же в этом увидела, как она писала Вольтеру, «нелепое начало двоевластья». Она послала Синоду укаг призвать к ответу Арсения за оскорбление Царского Величества и превратного толкования Святого писания.

Арсения привезли в Москву и посадили под караул в Симонов монастырь. Назавтра императрица писала генерал-прокурору: «Нынешнюю ночь привезли враля, которого исповедывать должно, приезжайте уже ко мне, он здесь во дворце будет».

При «исповеди» Арсения были прокурор, Шешковский. А разговор пошёл такой, что Екатерина будто бы зажала уши и велела ему «закляпить рот».

В апреле 1763 года состоялся суд над Мацеевичем. Ему предложили ответить на следующие вопросы: 1) с какого предприятия и умыслу писал он оскорбительное для Её Величества доношение; 2) не было ли с кем сношений и совета по этому делу; 3) не разглашал ни о своём деле между другими; 4) почему дерзнул возражать на указы.

Арсений отвечал с осторожностью. Но суд решил «ар-хиерейства и клобука его лишить и сослать в отдалённый монастырь под крепкое смотрение, и ни бумаги, ни чернил не давать там».

Арсения оставили в монашестве и сослали в Ферапонтов монастырь на Вологодчине. Ещё в Москве его лишили знаков архиерейского сана, мантии, клобука, панагии и посоха. Арсений, введённый в присутственную камеру Синодальной конторы, снимая митру, говорил, что «носил её не в означение суетной славы и любочестия, но в ознаменование венца тернового, на главу Сына Божия возложенного, и так, преобразуя все знаки архипастырского достоинства, возвратил их лику искупителя, как драгоценный залог своего служения».

Арсения отправили в Карельский монастырь Архангелогородской епархии. Он и там говорил монахам:

– Ныне и пива сварить не из чего. Пётр хотя и определил от монастырей вотчины отнять, но рассудил за благо оставить. Прежние цари награждали церковь деревнями и прочим, ныне же не только наградить не желают, но все разграбили… Таких насилий нет и у турок И турки свои мечети награждают, а у нас ныне, как Содом и Гоморра…

Такие речи не могли остаться без внимания, и скоро последовал донос, что бывший митрополит говорит, будто «государыня наша не природная и не надлежало ей российского престола принять».

В Петербурге завели следственное дело. Арсения признали виновным, как теперь бы сказали, в антигосударственной пропаганде. Его велено было расстричь и, по лишении монашества, одеть в мужицкую одежду, потом, назвав Андреем Вралём, сослать на вечное поселение в ревельский каземат под караул иноземцев. Бумаги, бересты и чернил не давать и не допускать к нему «ни под каким видом не только для разговоров, но и для посмотрения никого, и так его содержать, чтобы и караульные не только о состоянии его, но ниже и о гнусном имени не знали».

Прозвище Враля придумала сама импераратрица. В проекте указа о вине Арсения князь Вяземский предложил назвать его Андреем Бродягиным. Но Враль Екатерине понравился больше.

А народная молва о святом митрополите росла и росла. Слух и легенды о нём поддерживались духовенством.

В начале 1772 года страдания Арсения кончились. Он умер в каземате, и только надпись, начертанная его рукой на сырой стене, говорила об уединённых размышлениях: «Благо, яко смирил мя еси, Господи».

Он был первым в русской истории, вставшим за свою церковь против государственной власти. А уж прав ли был, не прав – что нам теперь судить?

Сколько прошло времени, а имя Салтычихи сохранилось тоже в истории. Это удивительно. Видно, пример женской жестокости вызывает неиссякаемое любопытство во всех поколениях.

В школьных учебниках Салтычиху подавали как пример безнравственности помещиков, пример их отношения к своим крепостным. Это неверно. Ибо, как видится сегодня, Дарья Николаевна Салтыкова, скорее всего, была не совсем нормальной.

Следствие по её делу шло целых шесть лет и установило, что Салтыкова за десятилетие погубила более ста человек, преимущественно женщин. Впадала она в ярость только по одной причине – за плохое мытьё одежды или полов. Сама Салтыкова била девок скалкою, палками, вальком, а гайдуки лупили розгами, кнутом, плетьми. Наказания кончались смертью.

Иногда Салтыкова доходила до того, что у одной крепостной подожгла волосы на голове, другую облила кипятком и брала раскалёнными щипцами за уши. Девку велела загнать в октябре кнутом в воду по горло и там держать.

Всё это происходило или в московском доме, или в подмосковном селе Троицком. В Москве её дом стоял на углу Кузнецкого моста и Лубянки.

Когда священник не соглашался хоронить убитых, Салтыкова погребала их в лесу близ своего имения, а управляющий подавал сведения, будто они в бегах.

• Предыдущая
• 26/138
• Следующая