Газета "Своими Именами" №9 от 28.02.2012 - Газета " - Страница 29

К концу XIX — началу XX века положение крестьян в России резко ухудшилось. Скупаемый за бесценок хлеб уходил на Запад, а в деревне постоянным явлением стал голод. Власть поощряла развитие в стране периферийного капитализма и была безразлична к народным бедствиям, дворянство было занято своими сословными интересами. Вызывающе несправедливое распределение земли в пользу помещиков (каждая крестьянская семья получила ее в среднем в 350 раз меньше, чем один помещик), непосильные выкупные общинные платежи за землю, социальное расслоение в деревне делали положение основной массы крестьян нестерпимым. Вместо ограждения их от хищников, прежде всего, зарубежных, власти предпринимали меры по разрушению сельской общины и насаждению в деревне капиталистических отношений. Эта политика вызывала у крестьян резкое неприятие и отторжение, которое, после исчерпания, казалось, безмерного терпения трудового народа, вылилось в революцию 1905 — 1907 годов.

К 1917 году Россия оставалась преимущественно некапиталистической страной. 85 % ее населения составляли крестьяне, которые трудились семейно, на общинной земле, при помощи своих орудий труда. К наемным работникам относилась небольшая часть населения. Даже по завышенным оценкам она не превышала 20 %. Острота антикапиталистического накала, проявившегося в ходе Октябрьской революции и Гражданской войны, была обусловлена не столько удельным весом капиталистических отношений в экономике России, сколько их органической несовместимостью с русской традицией, с самими основаниями русской цивилизации, явной гибельностью капиталистических начал для традиционной народной жизни. Октябрь 1917 года стал ответом русской цивилизации на смертельную угрозу со стороны капитализма — ответом, облеченным в мифологию диктатуры пролетариата.

В потрясениях и противоборстве 1917–1921 годов чуждые и гибельные для русской цивилизации капиталистические отношения были народом отвергнуты. С наступлением мирных условий в деревне практически повсеместно стихийно восстановились крестьянские общины. В промышленности, на стройках и промыслах они приобретали форму поощряемого властями коллективизма. Древний, естественный принцип распределения — в меру созданного и в меру участия в создании — был Советской властью провозглашен уже в качестве посткапиталистического (социалистического) принципа распределения — по труду. Как и сами Советы, рожденные соборным, общинным жизнеустройством, принцип распределения по труду явился не отрицанием древней традиции, а ее обновлением, спасением от разложения и вытеснения капиталистическими отношениями, сохранением и продолжением в новых исторических условиях.

Но если формы капиталистического распределения — заработная плата во многих ее разновидностях и прибыль — давно и хорошо известны, то этого никак нельзя сказать о распределении по труду. Для него ничего подобного известно не было. Никаких особых экономических форм. Принцип есть, а форм его реализации нет. Казалось бы, в первые годы Советской власти, вслед за провозглашением принципа распределения по труду государственной политикой экономическая наука должна была дать формы его реализации. Но этого не произошло, хотя, имея перед глазами опыт распределения результатов труда в артелях, экономическая теория, казалось, могла бы дать их. Но не дала. Значит, на самом деле не могла. Что-то мешало. И, скорее всего, это было не вполне преодоленное западничество и руководства страны, и большей части интеллигенции. Оно, это западничество, и обращало теоретическую мысль скорее к госкапитализму и фордизму, чем к общинности и артельности. По привычке, укоренившейся в левых кругах с 80-90-х годов XIX века, в традиции и ее институтах и после революции не усматривали ничего, кроме архаики и вериг.

Так или иначе, но факт состоит в том, что особых экономических форм для реализации принципа распределения по труду экономическая наука ни сразу после революции, ни позже так и не предложила. Под конец советской эпохи они, эти формы, стали проявляться стихийно, без участия науки и даже вопреки ей. Но это — потом, а в 20-х годах прошлого века для реализации распределения по труду были приняты формы капиталистического распределения — все те же заработная плата и прибыль. (Правда, последняя с начала 30-х до середины 60-х годов не исчислялась и не упоминалась, как бы отсутствовала. Но Северного полюса без Южного не бывает: роль непрямого, отрицательного выражения прибыли, спроецированного в специфических условиях того времени на уровень предприятия, выполняла форма себестоимости.)

Надо сказать, реализация принципа оплаты по труду в форме заработной платы особых вопросов не вызывала. Заработная плата — и повременная, и, в особенности, сдельная — всегда казалась оплатой труда, платой за работу, а отсюда и до оплаты по труду, вроде, недалеко. Правда, экономическая теория отдавала себе отчет, что так только кажется, но при этом не отказывалась от формы заработной платы, и не ставила вопрос о качественно иной форме, а уходила в бесконечное, бесперспективное обсуждение вопроса о дифференциации заработной платы в зависимости от количества и качества труда. Пыталась то, что кажется, превратить в то, что есть.

Вместе с тем в последние советские десятилетия в ходе движения за коллективную организацию труда, получившего особенно широкий размах в конце 70-х — начале 80-х годов, стремление реализовать принцип распределения по труду вызвало к жизни имманентную форму этого распределения. Поскольку труд работников предприятия получает свое общественное количественное выражение в валовом доходе предприятия, то и их оплата по труду (пропорционально труду) это не что иное, как пропорциональная часть валового дохода, его определенная, заранее известная доля, определенный процент валового дохода. Именно такое пропорциональное разделение результатов труда (валового дохода) на долю работников и долевые вычеты в общественные фонды стало стихийно пробиваться к жизни то в одном, то в другом месте.

Так, в начале 1980-х годов в одном из звеньев колхоза им. Ленина Кишертского района Пермской области молодые механизаторы при обсуждении условий коллективного подряда здраво рассудили: если вам (начальству) надо, чтобы мы больше вырастили и при этом меньше затратили, платите нам твердый процент от разницы между стоимостью продукции и затратами на ГСМ, запчасти, удобрения и т. п. Все равно лучше и проще не придумаешь.

И ведь верно, что может быть проще и лучше естественных отношений, если, конечно, не клеветать на человеческую природу и не менять местами добро и зло.

Общую, коллективную оплату работники обычно делили между собой по трудовому участию. Древнее распределение «в меру созданного и в меру участия в создании», по сути, рождалось заново, в формах пропорционального валовому доходу трудового заработка и пропорциональных вычетов труда (валового дохода) в общественные фонды. После долгого и мучительного переходного периода русская, советская цивилизация тогда вплотную приблизилась к выходу за пределы отношений капитала как такового.

Новые формы организации труда возникали в сельском хозяйстве, строительстве, на транспорте, в других отраслях, как в отдельных звеньях, бригадах, цехах, так и в масштабе предприятий. С доперестроечных времен до настоящего времени пропорциональное разделение труда (валового дохода) успешно осуществляется в дагестанском колхозе (впоследствии «союзе собственников-совладельцев») «Шухты». Широкую известность получило применение пропорционального разделения труда в МНТК «Микрохирургия глаза».

Типичной для всех случаев реализации формы пропорционального заработка была резкая активизация созидательной активности работников, рост их ответственности, творческого подхода к делу, согласованности коллективных усилий. Производительность труда за короткое время возрастала в несколько раз, в некоторых случаях в десятки раз (например, в коллективе М. Чартаева за 10 лет она выросла в 64 раза). Обычные люди буквально преображались на глазах, распрямлялись, становились, как писал В. Сериков, государственными людьми, которым до всего было дело и которых хватало на все. Сказывалась не только сама по себе материальная заинтересованность в результате труда. Куда более мощное психологическое воздействие оказывало устранение отчуждения и самоотчуждения, присвоение работниками вместе с результатом труда (определенной его долей) своей человеческой, общественной сущности, раскрывавшейся во всей полноте ее проявления. При пропорциональном распределении валового дохода каждый коллективный работник становился совладельцем не только дохода от производства, но, де-факто, и самих средств производства, воспроизводимых этим доходом. Предприятие, обретая подлинную коллективность, превращалось в свободную трудовую ассоциацию производителей.