Империя - Негри Антонио - Страница 74

Крестьянские и пролетарские выступления в зависимых странах также вынуждали реформировать местные и международные политические структуры. Десятки примеров революционной борьбы — от Китайской революции 1949 г. до войны во Вьетнаме и от Кубинской революции вплоть до многочисленных освободительных движений в Латинской Америке, Африке и арабском мире — вывели на первый план требование пролетариата о повышении заработной платы, которое различные социалистические и (или) националистические реформистские режимы вынуждены были удовлетворить и которое немедленно дестабилизировало мировую экономическую систему. Идеология модернизации, даже в тех случаях, когда она не означала "развитие", породила новые устремления, выходившие за рамки установившихся отношений производства и воспроизводства. Неожиданный рост цен на сырье, электроэнергию и некоторые виды сельскохозяйственной продукции в 1960-х и 1970-х гг. явился симптомом наличия этих новых устремлений и растущего давления пролетариата на уровень заработной платы. Последствия этих революционных выступлений имели не только количественное выражение, но также определяли качественно новое явление, характеризовавшее интенсивность кризиса. В течение более чем ста лет практика империализма ставила все формы производства во всем мире под контроль капитала, и эта тенденция только усилилась в переходный период. Эта тенденция также с необходимостью создала потенциальное, или виртуальное, единство мирового пролетариата. Это виртуальное единство никогда не реализовалось полностью как политическое единство в мировом масштабе, но тем не менее оно имело значимые последствия. Иными словами, в данном случае нам представляются наиболее важными не редкие примеры осуществленного на практике и осознанного объединения трудящихся, а объективное совпадение революционных выступлений, которые накладывались одно на другое как раз потому, что, несмотря на свои радикальные различия, все они были направлены против мирового дисциплинарного капиталистического режима. Эта увеличивающаяся частота совпадений определила то, что мы называем "накоплением революционных выступлений".

Это накопление подрывало традиционную стратегию капитала, который долгое время опирался на иерархическую структуру международного разделения труда с тем, чтобы заблокировать всякую попытку образования достижения единства трудящихся в мировом масштабе. Уже в XIX веке, когда европейский империализм еще. не потерпел сокрушительное поражение, Энгельс сожалел о том, что английский пролетариат был поставлен в положение "рабочей аристократии", поскольку его интересы оказались более связанными с существованием системы британского империализма, чем с положением многочисленных трудящихся колоний. В период заката империализма четкое международное разделение труда, безусловно, оставалось, но преимущества, которые давал национальному рабочему классу империализм, начали уменьшаться. Ставшие обычной практикой, выступления пролетариата в зависимых странах сделали невозможной применение старой империалистической стратегии переноса кризиса из метрополии на зависимые территории. Было более не реально опираться на давнишнюю тактику Сесиля Родса, заключавшуюся в том, чтобы избегать опасностей внутренней классовой борьбы в Европе путем переноса экономического давления на все еще мирные зависимые владения, управлявшиеся при помощи жестоких, но эффективных методов. Пролетариат, сформировавшийся на империалистической почве, был теперь сам организован, вооружен и опасен. Таким образом, существовала тенденция к объединению мирового или многонационального пролетариата в одном общем наступлении на дисциплинарный капиталистический режим[397]. Сопротивление и почин пролетариата зависимых стран стали символом и примером для пролетариата господствующих капиталистических государств. В силу этого сближения выступления трудящихся во всем капиталистическом мире ознаменовали конец разделения на Первый и Третий миры и возможность политической интеграции всего мирового пролетариата. Сближение этих выступлений вывело на международный уровень вопрос о преобразовании кооперации трудящихся в революционную организацию и создании подлинного политического единства.

Объективное сближение и аккумулирование выступлений протеста сделали оценку ситуации с точки зрения теории Третьего мира, которая раньше могла приносить ограниченную пользу, абсолютно бессмысленной. В нашем понимании этот подход основывается на признании того, что важнейшее противоречие и антагонизм мировой капиталистической системы заключается в противостоянии капитала Первого мира и трудящихся Третьего мира[398]. Возможность революции, таким образом, относится всецело к странам Третьего мира. Эта точка зрения прямо или косвенно высказывалась во множестве теорий зависимости, экономической отсталости и сторонниками "мир-системного" анализа[399]. Ограниченные преимущества концепции Третьего мира заключались в ее противостоянии идее Первого мира, евроцентристскому мнению о том, что нововведения и изменения всегда исходили и могли исходить только из Европы или Америки. Однако такое зеркальное противоположение одному ложному утверждению вело лишь к другому, столь же ложному утверждению. Мы считаем концепцию Третьего мира неадекватной, поскольку она игнорирует нововведения и антагонизмы труда в Первом и Втором мирах. Более того, и это имеет наибольшее значение для нас в данном случае, подобная концепция не учитывает реальное сближение движений протеста по всему миру, как в господствующих, так и в зависимых странах.

По мере того, как слияние выступлений протеста по всему миру подрывало капиталистические и империалистические возможности дисциплины, экономический порядок, который господствовал в мире в течение почти тридцати лет, золотой век американской гегемонии и капиталистического роста, начал постепенно угасать. Форма и содержание капиталистического регулирования международного развития на послевоенный период были директивно определены на конференции в Бреттон Вудсе, штат Нью Гемпшир, в 1944 г.[400] Бреттонвудская система была основана на трех основополагающих принципах. Ее первой особенностью являлась всеобъемлющая экономическая гегемония Соединенных Штатов Америки над всеми несоциалистическими странами. Эта гегемония обеспечивалась стратегическим выбором в пользу либерального пути развития, основанного на относительно свободной торговле и, в большей степени, на сохранении золота (около трети мировых запасов которого принадлежали США) как гарантии могущества доллара. Доллар был "столь же ценным, как и золото". Во-вторых, эта система нуждалась в соглашении о валютной стабилизации между США и остальными ведущими капиталистическими государствами (в первую очередь европейскими, а затем уже Японией), касающемся традиционных территорий европейских империалистических держав, в которых ранее господствовали английский фунт и французский франк. Преобразования в ведущих капиталистических странах могли быть, таким образом, профинансированы за счет положительного сальдо торгового баланса в США и гарантированы валютной системой, ориентированной на доллар. Наконец, Бреттонвудская система навязала установление квази-империалистических отношений между США и всеми зависимыми от них несоциалистическими странами. Экономическое развитие США, а также стабилизация и преобразования в Европе и Японии были гарантированы Америкой постольку, поскольку она в результате своих отношений с зависимыми странами накапливала империалистическую сверхприбыль.

Система американской валютной гегемонии была принципиально новым явлением, поскольку если контроль над прежними международными валютными системами (особенно британской) был сосредоточен в основном в руках частных банкиров и финансистов, то Бреттонвудская система делегировала контрольные полномочия ряду правительственных и регулирующих организаций, включая Международный Валютный Фонд, Всемирный Банк, и в конечном счете Федеральной резервной системе США[401]. Таким образом, Бреттонвудская система может рассматриваться как валютное и финансовое выражение господства модели Нового курса в мировой капиталистической экономике.