Валентина - Энтони Эвелин - Страница 5

• Предыдущая
• 5/65
• Следующая

Прошло уже почти три часа, а Валентине не удалось выпить и бокала вина. В огромном зале, где стояли накрытые столы, было слишком много народа, и поскольку уже стало ясно, что его императорское величество больше сегодня не собирается появляться на публике, все кинулись к стульям и еде, усаживаясь, где придется.

– Тео, умоляю тебя, пойдем домой. Я ужасно устала и умираю от голода.

Граф был бледен, его лоб покрыли капельки пота, он устал и был голоден не менее, чем его жена, однако он оборвал ее:

– Не сейчас. Скоро сюда выйдет Потоцкий. Нам необходимо его дождаться.

Но им не пришлось долго ждать, поскольку они заметили, что граф направляется в их сторону. Он подошел к Валентине и поклонился.

– Пройдемте со мной, мадам. Маршал Мюрат, король неаполитанский, хотел побеседовать с вами. Извините нас, дорогой Теодор. Я приведу вам мадам, как только они закончат беседу.

– Не надо извиняться передо мной, – сказал граф. – Я уверен, моя жена найдет, что маршал является гораздо более приятным собеседником, чем уставший и немолодой супруг. Если бы я мог оставить ее на ваше попечительство, то с удовольствием приказал бы подать себе карету и отправиться домой спать.

Как только он произнес эти слова, Валентина поняла, что все было продумано заранее. Ее знакомство с Мюратом было спланировано, именно поэтому им приказали подождать.

– Можете на меня рассчитывать, – сказал Потоцкий. – Я позабочусь о госпоже Груновской. А теперь, моя дорогая, прошу следовать за мной. Мы не можем заставлять маршала ждать!

Иоахим Мюрат был гасконцем и обладал высокомерием, упрямством и темпераментом, свойственными уроженцам этой французской провинции. Он начал свою военную карьеру вместе с Наполеоном еще в Итальянской кампании 1796 года, и, присоединившись к молодому генералу, примкнув к его восходящей звезде, Мюрат и сам вознесся, как метеор. Император женил его на своей сестре Каролине и в награду дал небольшое Неаполитанское королевство.

Приближаясь к группе блестяще одетых офицеров, Валентина мгновенно выделила его из толпы. Во-первых, он был на голову выше всех остальных и, кроме того, на нем был совершенно необыкновенный мундир – сюртук и панталоны из алого бархата, отделанные золотыми кружевами, и еще на нем красовалось столько побрякушек, что слепило глаза. Его страсть к роскошным туалетам служила темой постоянных шуток, которые, однако, никто, кроме Наполеона, не осмеливался высказать ему в лицо. Император же жаловался, что, когда они находятся рядом, то за Бонапарта принимают Мюрата, а не его из-за слишком броских туалетов маршала. Но тем не менее он действительно был необычайно хорош собой, с открытой обаятельной улыбкой и жгучими блестящими глазами. Он снискал себе славу самого бесстрашного воина в мире. Его заметная яркая фигура бросалась в глаза во главе кавалеристов, и солдаты обожали его. Его альковные победы были столь же известны и многочисленны, как и победы на полях сражений, и поговаривали, что во время отсутствия Наполеона он был одним из любовников Жозефины.

Он сделал шаг вперед, чтобы поприветствовать графа и очень красивую даму, которую тот вел. Ему намекнули еще до приема, что его познакомят с графиней Груновской – самой очаровательной дамой Данцига, и Мюрат с радостью согласился. Он любил развлечения, а в данный момент император пребывал в дурном расположении духа, и затишье перед наступлением на Россию было утомительным и тягостным. Это действовало на нервы, и ему хотелось расслабиться. Как только он увидел Валентину, то почувствовал тайное желание, чтобы она оказалась одной из тех польских дам, которые считали, что ублажить французского офицера является их патриотическим долгом.

– А! Прекрасно! Просто невероятно! Мадам, я – ваш преданный слуга. – Он поклонился Валентине с преувеличенным почтением и тут же предложил ей руку. Он был не из тех, кто теряет время, а один только взгляд в эти прекрасные синие глаза убедил его в том, что следует проявить настойчивость. – Могу поклясться, что вы еще не ужинали. Правда? Я так и думал – и я тоже, черт побери. Я просто умираю от голода, да и вы, наверное, тоже. Пойдемте, исправим это положение. И расскажите мне о себе.

Взоры всех присутствующих устремились на них, когда они вошли в обеденный зал для особых гостей и заняли место за столом, приготовленным для короля неаполитанского. Валентина вспыхнула, когда на нее посмотрел сам император. Мюрат заметил это и засмеялся. Он смеялся громко и заразительно, и, несмотря на его некоторую вульгарность, он ей нравился.

– О Боже, я уже забыл, когда видел краснеющую женщину, – объяснил он ей причину своего веселья. – И вам это необыкновенно идет. Как ваше имя? Боюсь, что мой язык не в состоянии одолеть польские имена.

– Валентина, сир, – сказала она. – Когда мы усаживались, на нас посмотрел император; мне не положено здесь находиться – мое положение не столь высоко.

– Чепуха, – возразил маршал. – Ваша красота дает вам право быть даже с ним самим, если бы он не был в компании другой дамы. Правда, странно, что красивая женщина может выглядеть столь несчастной? Я бы такого не вынес. Я люблю повеселиться. Арман, перестань глазеть на нас, раскрыв рот, и налей нам немного вина! И, ради Бога, принеси нам что-нибудь поесть. Мадам умирает от голода!

Еда оказалась превосходной: цыплята в вишневом соусе, множество разнообразных пирожных и какие-то редкие фрукты. Мюрат пил и ел с огромным аппетитом, наслаждаясь едой, и заставлял ее делать то же.

– А где ваш муж? – спросил он.

Валентина развеселилась – просто невозможно было не веселиться, имея такого собеседника; многие женщины оказывались в его постели, не переставая смеяться его шуткам. Сама императрица Жозефина не в силах была устоять перед его легким и бесшабашным отношением к любви после удушающе тяжелой страсти своего блистательного супруга.

– Мой муж отправился домой, – сказала Валентина. – Он устал.

С языка Мюрата чуть не сорвались слова о необыкновенной тактичности ее супруга, однако он вовремя сдержался. Такое прелестное, очаровательное существо и, судя по всему, такое невинное – она просто испугается, если он станет проявлять слишком уж большую настойчивость.

• Предыдущая
• 5/65
• Следующая