Алая нить - Энтони Эвелин - Страница 11

• Предыдущая
• 11/92
• Следующая

Была музыка, танцы, многие мужчины напились, другие, собравшись небольшими группами, говорили о делах. Было жарко, солнечно, как на старой родине, и голубые волны океана набегали на берег.

Специальные поставщики привезли из Нью-Йорка лучшие итальянские блюда, тончайшие итальянские вина и французское шампанское. Две комнаты особняка отвели под выставку свадебных подарков. Альдо Фабрицци преподнес зятю «кадиллак» стального цвета с пуленепробиваемыми стеклами и бронированными пластинами вокруг ходовых частей. Украшенный белыми лентами автомобиль ждал молодых у дверей.

Оба отца сидели рядом, глядя, как их дети кружатся на открытом воздухе, в первых рядах танцующих, под звуки оркестра, играющего свадебный вальс. Фабрицци был маленького роста, коренаст; в молодости он занимался боксом, и походка его до сих пор сохраняла пружинистость, как у человека, привыкшего двигаться по рингу.

– Хороши, – сказал он Луке Фалькони. – Ваш мальчик и моя девчушка. У них будут красивые дети.

Лука Фалькони кивнул. Он был доволен. Просто счастлив от того, как все устроилось, и еще счастливее от того, что его сын нашел подходящую жену и наконец остепенится. Война повредила Стивену Фалькони во многом. Он вернулся к ним чужим человеком. Они гордились его медалью, но сердились за то, что он рисковал жизнью, чтобы получить ее. Зачем нужно было переводиться в пехотный полк и лезть в самое пекло под Римом? Но так или иначе он вернулся и начал исполнять свои обязанности. Прекрасный организатор, знает толк в том, как делают деньги.

Первым качеством он был обязан армейской службе, вторым – высшему образованию.

– Он будет хорошим мужем, – заверил Фабрицци Лука. – Он не бегает за бабами. Не играет в азартные игры. Вы же знаете моего сына – у него вообще нет пороков.

– У него нет пороков, – согласился Альдо Фабрицци. – Кроме того, что он любит работать день и ночь. Но моя Клара научит его играть. Ему, наверное, будет везти.

– Кстати, об игре и удаче, – сказал Фалькони. – Как насчет того, чтобы открыть новое казино в Неваде?

– Там игрой занимается Муссо, вы же знаете. – У Фабрицци была привычка дергать себя за нижнюю губу, когда он задумывался о делах.

– Вместе мы сильнее Муссо, – возразил Фалькони. – Какого черта отдавать ему весь лакомый кусок? Подумайте. Он не так молод, а его сынок по уши погряз в наркотиках. Больших хлопот он нам не доставит.

Фабрицци кивнул.

– Я подумаю над этим. Поговорим завтра. Пойду-ка я лучше потанцую со своей с женой.

Фалькони налил себе немного шампанского. У Фабрицци страсть к полногрудым блондинкам. Его маленькая пухленькая жена сумела родить ему только одну дочь. Если она и знала о его женщинах, то помалкивала.

Хорошо бы подкинуть эту мысль Стивену. Азартные игры – это огромные деньги, которые будут умножаться, расти. Пора уже дать пинка Тони Муссо и посмотреть, что из этого получится. Может быть, он просто свалится.

– Я так счастлива, – шептала Клара Стивену, кружась вместе с ним в танце. – Ты ведь любишь меня, Стивен? – У нее были красивые глаза, влажные от любви к нему.

– Ты же знаешь, – ответил он и привлек ее к себе. В ней было все, чего только может желать мужчина. В том числе и страсть. Эта страсть тлела на протяжении всего их сватовства. Стивен не давал ей прорваться.

Он купил превосходный каменный дом на Восточной Пятьдесят второй улице с потрясающим видом на Гудзон. Его отец строил им виллу в Палм-Бич – это был его свадебный подарок. И теперь обе семьи, объединившись, расширят круг своих деловых интересов.

Клара получила неплохое образование, а для него это имело значение. Он не мог бы жениться на девушке, если бы ее не интересовало ничего, кроме дома и bambini[5]. Клара любила ходить на концерты, в театры. Она разбиралась в современной живописи, в которой он ничего не смыслил, но если она захочет иметь картины, пусть покупает.

Он желал ее. Ни один мужчина не мог бы не пожелать Клару, и он прижимал ее к себе все сильнее, пока вальс не сменился популярной песней Синатры. После возвращения с войны у него были женщины. Профессионалки. Они ничего не ждали от него, кроме чека или норковой шубки. Ничто не могло заполнить пустоты в его жизни, даже поглощенность работой, что отнимала у него все время. Пустота была внутри. Он искал смерти. Он чувствовал облегчение, уничтожая тех, кто убил его любимую, и за это его наградили. Вернувшись домой, он никому не рассказал о происшедшем. Ему по-прежнему снилась эта жуткая пыльная пустыня с запахом паленых трупов в воздухе, и он просыпался весь в поту.

Он крепко прижимал к себе молодую жену и надеялся, что любовь к ней разрастется и заполнит эту пустоту.

На первую часть медового месяца они сняли дом в Бока-Ратон. Слуг тщательно подобрали. Это были люди Фалькони, и дом охранялся днем и ночью. На побережье полно врагов. А потом они полетят в Европу, где телохранители уже не нужны. Клара с детства привыкла, что вооруженные люди сторожат ее отца и следят за каждым ее шагом. Таков образ жизни в семье главаря мафии. В детстве Клара даже немного гордилась этим.

Они обедали на террасе. Стивен поднял бокал.

– Carissima, ты очень хочешь есть?

– Я хочу тебя, – ответила она. – И мне ничуть не стыдно. Я не хочу есть, милый. Я хочу, чтобы ты взял меня.

Ему не нужно было раздевать ее, чему-то учить. Она сбросила одежду и стояла перед ним, сверкая обнаженным белым телом. В охватившем его порыве страсти она превратилась вдруг в Другую женщину, другой голос вскрикнул под ним, и, сам того не осознавая, он произнес ее имя: «Анжелина». Кровать с шелковыми простынями превратилась в пыльную землю Сицилии, и давнее солнце вновь обожгло его спину.

«Анжелина». Окаменев, она лежала рядом. Он гладил ее грудь, что-то шептал по-итальянски, но она не могла ни пошевелиться, ни произнести ни слова. Ей было больно там, в глубине, но эта боль была радостна, потому что она слила их воедино. Когда он излился в нее, она ощутила яростное и примитивное удовлетворение – и эмоциональное и сексуальное. И тут она услышала чужое имя, он повторил его дважды в миг наивысшего удовлетворения.

«Анжелина». Стивен уже спал, одной рукой прижимая ее к кровати. Она сняла его руку и выскользнула из постели. Во рту было солоно от слез. Голая, она дрожала от холода, пот высыхал на теле, и саднило в нежном интимном месте, лишенном теперь того, чем полагалось дорожить и гордиться всякой порядочной девушке. На постели было немного крови – доказательство того, что она стала женщиной. Ей бы гордиться этим. Она натянула через голову новую ночную рубашку и снова легла в постель. Боль нарастала в ней; наконец она отодвинулась на самый край постели и разрыдалась, уткнувшись в подушку.

Утром, когда он проснулся и привлек ее к себе, она застыла и отодвинулась.

– Я тебе сделал больно, carissima, – прошептал он. – Прости меня. Сейчас будет иначе. Иди же ко мне.

Он попытался обнять ее одеревеневшее тело, успокоить, лаской вызвать ответную реакцию. Она повернулась к нему; лицо ее было бледно, под глазами большие темные круги.

– Расскажи мне об Анжелине, – сказала она. – Ночью ты дважды назвал ее имя. Расскажи мне о ней.

Я обязан это сделать, убеждал себя Стивен. Я обидел и унизил ее и должен теперь уладить наши отношения. Она теперь моя жена. Я постараюсь, чтобы она поняла.

Он вывел ее на террасу, на свет восходящего солнца, и, держа за руку, рассказал о том, что случилось на Сицилии семь лет назад. Клара слушала, не спуская с него глаз, отмечая каждую его интонацию. Она увидела боль в его глазах, когда перед ним ожил кошмар разбомбленного госпиталя. Заговорив о часах с пятнами ее крови, он отвернулся.

– Ты женился на ней, – сказала Клара. – Ты обвенчался с ней в церкви.

– Она была беременна от меня, – повторил он. – Что я еще мог сделать?

• Предыдущая
• 11/92
• Следующая