Самое-самое - Эллин Стенли - Страница 2

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая

Артур был настолько ошеломлен, что не мог сформулировать вопрос — а он так хотел его задать, — ведь надо было оставаться в рамках вежливости.

— И что же потом? Они вас.., вы?..

— Хотите сказать, арестовали, бросили в тюрьму и тому подобное? Чарли Принс посмотрел на него с сожалением. — Конечно, нет. Знаете, как все эти компании реагируют на такую рекламу? Когда мой отец предложил им хорошие деньги, на этом все и кончилось.

— И вам вообще ничего не сделали? — спросил Артур, преисполненный благоговения.

— Не совсем, — признался Чарли Принс, — что-то, конечно, должно было случиться, особенно после моего последнего фокуса — отец тогда вскипел, как старый чайник. Но ничего страшного. Просто с тех пор я живу на переводы.

— На что? — спросил Артур.

— Да на переводы. Помните, как раньше в Англии: паршивых овец из хорошего стада отправляли куда-нибудь в Австралию, чтобы от них избавиться, а потом назначали им содержание, при этом оговорив, что оно будет регулярно приходить лишь в том случае, если они станут держаться подальше. Вот со мною так и случилось. Сначала мой старик просто хотел выкинуть меня на улицу без единого цента, но у женщин в моей семье добрые сердца, и его убедили поступить по-другому. Мне назначили ежемесячное содержание — как оказалось, примерно половину того, что требуется, — но остаток жизни я должен провести, не видя ни своей семьи, ни ее окружения. А оно, должен вам заметить, ой-ой-ой!

— Значит, вам и в Нью-Йорке нельзя жить, ведь так?

— Я сказал, что должен держаться подальше. Это значит, могу жить где угодно и сколько угодно, лишь бы никто из членов моей семьи и трех миллионов их знакомых ничего обо мне не слышали. Посылаю семейному адвокату открытку с указанием своего адреса и первого числа каждого месяца получаю перевод.

— Что ж, — промолвил Артур, — после всего, что я сейчас узнал, должен сказать: ваш отец поступил чрезвычайно порядочно по отношению к вам.

— По правде говоря, он вообще-то неплохой старикан, — вздохнул Чарли Принс. — Но есть у него какая-то проклятая, прямо патологическая страсть ко всяким подлипалам — а я не такой. Понимаете, о ком я? Обо всех этих юных карьеристах, все вроде и при них, но искры никакой.

Если б я стал таким — все было бы в ажуре. А я не стал. И вот теперь совсем как Исмаил <В Библии — сын Авраама и Агари, изгнанный Саррой из дома. — Здесь и далее примечания переводчиков>: деньги придут еще через две недели, а меня даже в гостиницу не пускают...

Артур почувствовал необъяснимое волнение.

— В гостиницу?

— Так бывает, когда не платишь. У них же такой закон, или правило, или что там еще. Вышло все по-идиотски, но к чему я клоню? В ответ на мою исповедь не можете ли вы дать мне взаймы? Ни много ни мало, так, средне. Я отвечаю, что первого числа отдам вам все, и даже с процентами. — Тон Чарли Принса стал теперь умоляющим. — Да, готов признать, не всегда я жил честно. Но деньги всю жизнь отдавал.

Собственно говоря, — пояснил он, — потому-то и погорел, очень уж отдать долг хотел.

Артур смотрел на безупречную одежду Чарли Принса, видел его непринужденную осанку, слушал плавные переходы из одной тональности в другую его голоса, звуки которого были так приятны для слуха, и причина волнения вдруг стала понятна.

— Послушайте, — спросил он, — так где вы сейчас живете?

— Нигде, конечно, с тех пор как меня выкинули. Но не беспокойтесь: первого числа мы здесь встретимся — и вы получите все сполна. Я с вами так откровенен, неужели не видно, что мне нужно верить?

— Я не об этом, — сказал Артур. — А просто — вы не хотите у меня пожить? Я вам одалживаю, вы оплачиваете счет, забираете вещи — и едем ко мне. У меня прекрасная комната, дом старый, но вполне ухоженный.

Миссис Марш, моя хозяйка, много болтает и чересчур суетится, но сами увидите, дом у нее в порядке. И очень дешево — сэкономите кучу денег.

Он вдруг оборвал свою речь, обнаружив, что страстно пытается что-то продать, а Чарли Принс смотрит на него с недоумением.

— Что такое? — спросил Чарли Принс. — Так вы тоже без гроша?

— Нет, я вовсе не про то. Чтобы одолжить вам, у меня хватит.

— Тогда откуда такое желание жить вместе? И именно со мной?

Артур собрался с духом.

— Хорошо, я отвечу. У вас есть то, что мне надо.

Чарли Принс прищурил глаза.

— Да неужели?

— Послушайте, — продолжал Артур, — у меня ведь никогда не было того, что у вас, это же заметно. Как хотите, но заметно. И я точно знаю: со всеми этими молодыми людьми — ваш отец их обожает! — вы бы так не разговаривали, как со мной. Но мне на это наплевать. Мне интересно другое: что же именно делает вас таким, что делает такими вас всех? Будто хорошая семья и деньги глянцем тебя покрывают — и на всю жизнь. Вот что мне надо.

Чарли Принс удивленно на него посмотрел.

— И вы думаете, если поселиться в одной комнате, часть этого таинственного глянца — или как его там? — покроет и вас?

— Ну, это уж моя забота, — ответил Артур. Он достал чековую книжку и ручку и положил их на стол перед собой. — Итак? — спросил он.

Чарли Принс стал внимательно изучать книжку.

— Признаться, я понятия не имею, на что иду, — ответил он, — но все-таки иду.

Как оказалось, они стали прекрасными соседями. Самая полная совместимость бывает между хорошим рассказчиком и хорошим слушателем, а так как Чарли Принс больше всего любил беззаботно черпать из бездонного колодца смешных историй и воспоминаний, а Артур стал лихорадочно заинтересованной публикой — в выходившей окнами на улицу комнате второго этажа дома миссис Марш воцарилась идиллия.

Конечно, в большой бочке меда обнаружилась и ложка дегтя. Временами Чарли Принсу казалось, что он нашел в Артуре слишком уж хорошего слушателя — из-за ненасытного аппетита Артура к деталям. Рассказчик приходил, например, в замешательство, когда в описании путешествия на яхте, прежде чем дойти до сути, он должен был привести размеры яхты, рассказать о ее строении, порядке работы, а потом и вообще превратить рассказ в лекцию о сравнительных достоинствах различных малогабаритных судов. Или когда пропадала суть занимательного эпизода из жизни молодой девушки — рассказчик повстречал ее в каком-то ресторане, потому что нужно также было подробно объяснить, что говорят метрдотелю, как заказывают, как дают чаевые, как одеваются по каждому случаю и так далее ad infinitum<До бесконечности (лат.)>.

Чарли Принс был наблюдателен и с грустью заметил, что Артур стал искусно входить в его собственный образ. Голосовые модуляции, отбор слов, их употребление, манера сидеть, ходить, стоять, жесты, мельчайшие нюансы в выражении лица — все это Артур старался перенять;

Чарли Принс же чувствовал себя довольно неловко — ведь ему приходилось наблюдать себя в живом зеркале.

Что же касается Артура, то больше всего его поразила открытая им незрелость Чарли Принса и его маленького мира. Из всех своих наблюдений Артур сделал невеселый вывод о том, что Чарли Принс и ему подобные нырнули из детства в юность — и там остались. Нет, они могли расти и дальше, делаться выше, значительнее, но умственно и эмоционально — это был предел. Нахватались взрослых слов и манер, а что за ними? Но об этом Артур, конечно, не распространялся.

Его волнение особенно возрастало, когда дело близилось к деньгам.

Первого числа каждого месяца миссис Марш с улыбкой входила в комнату с дорогим конвертом, адресованным Чарли Принсу. Прежде чем открыть, Чарли Принс подносил его к свету, и становились видны контуры кусочка бумаги — чека на пятьсот долларов, подписанного Джеймсом Ллевеллином.

"Семейный адвокат, — пояснил однажды Чарли Принс и с досадой добавил:

— Одного отца мне было мало, так старик Ллевеллин играл роль второго и с самого детства”.

Для Чарли это были не деньги. Для Артура же чек был Ключом. Ключом к волшебному саду, недостижимому для него. Ключом к комнате Синей Бороды, вход в которую ему был запрещен. Ключом к Энн Хортон. Желаемое оплатить им было нельзя, но отпереть дверь — можно.

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая