Овернские влюбленные - Эксбрайя Шарль - Страница 23

• Предыдущая
• 23/31
• Следующая

— А это что за пузырек?

— Микстура.

— Вы заболели?

— Да нет же! Что за странная мысль!

— Чего здесь странного? Кто ж еще принимает микстуру?

— Да, конечно… У меня иногда немножко саднит горло… Это… это смягчающая микстура… А вы, наверное, подумали, что это что-то другое, да? Признайтесь!

— Я? Да ничего я не подумала! Почему вы вдруг так разозлились, Франсуа? У меня тоже побаливает горло, но я же не злюсь из-за этого на весь белый свет!

— Простите меня, Соня… но я так разочарован… Вы и представить себе не можете, как мне больно…

Тихий стук в дверь оборвал защитительную речь Франсуа.

— Вы ждете кого-нибудь еще? — с тревогой спросила Соня.

— Никого, кроме вас. Не волнуйтесь, кто бы это ни был, я живо отправлю его восвояси.

Лепито вышел и быстро закрыл за собой дверь. Перед ним стояла вдова Шерминьяк.

— В чем дело? Я занят!

— Вот именно, что занят! Кто эта Иезавель?

— Простите?

— Я хочу знать имя этой женщины! Зачем она сюда явилась?

— Но, мадам Шерминьяк, вы, кажется, теряете рассудок?

— О, прошу вас, не пытайтесь сбить меня с толку! Вы напоминаете мне покойного мужа — тот тоже как придет, бывало, в стельку пьян, так начнет уверять, будто это у меня в глазах двоится и что я же не стою на ногах!

— Я весьма сочувствую пережитым вами страданиям, но, умоляю, отложим этот разговор на потом.

— А если я скажу этой воровке все, что я о ней думаю?

— Довольно, мадам Шерминьяк!

— Нет, мсье Лепито, не довольно! Когда человек почти обручен, он не имеет права так себя вести!

Франсуа решил, что эта маленькая негодяйка Мишель по дороге обо всем рассказала вдове. Должно быть, когда Соня поднималась по лестнице, они обе сплетничали в квартире домовладелицы. Но в таком случае каким образом мадам Шерминьяк проведала о приходе Сони? Впрочем, решил молодой человек, с этой загадкой можно разобраться и попозже. Сейчас гораздо важнее поскорей отделаться от навязчивой вдовы, а для этого надо успокоить ее насчет своих отношений с Соней.

— Умоляю вас поверить мне, мадам Шерминьяк. Эта дама пришла ко мне по делу, и я не хотел бы, чтобы об этом узнал мой хозяин. Ему может не понравиться, что я работаю не только для его конторы. Что касается той, с кем я почти обручен, то успокойтесь, я нисколько не намерен изменить ей… Она одна занимает мое сердце!

— Вы мне клянетесь?

— Клянусь!

— Ох, Франсуа, — нежно проворковала вдова, — и когда же вы официально объявите ей о своей любви?

— Как только наберусь мужества…

— А стоит ли тянуть, Франсуа? Если ваша нежность взаимна (а я в этом нисколько не сомневаюсь), то вам мгновенно пойдут навстречу! Не понимаю, ну что вас останавливает!

Не будь у него сейчас Сони, Лепито непременно спросил бы у вдовы, не стыдно ли ей с таким упорством лезть в чужие дела. Но нужно было любой ценой избежать скандала.

— Она богата, а я беден…

— Какая разница, если она вас любит?

— Если бы я мог быть в этом уверен, — лицемерно вздохнул клерк.

— Но раз я вам это говорю, то не стоит сомневаться! — радостно произнесла вдова.

Неожиданно, так что Франсуа не успел отстраниться, она наградила его звучным поцелуем и, напевая романтическую песенку, удалилась. Лепито ошарашенно смотрел, как она прыгает через ступеньку и пляшет на каждой лестничной площадке. На мгновение ему даже показалось, что мадам Шерминьяк вот-вот оседлает перила и таким образом спустится вниз. «Да, — сказал себе молодой человек, — видимо, ближе к пятидесяти годам на некоторых овернских вдов находят этакие странные помрачения».

На вопрос Сони, кто приходил, Лепито ответил, что это якобы один его знакомый, за которого он обещал похлопотать, когда мадемуазель Мулезан или мсье Вермель уйдут на пенсию. Приятель-де хотел выяснить, не решился ли наконец кто-то из стариков уступить место.

Франсуа так разволновался, что почти без сил опустился на диван. Соня решила, что начинающего соблазнителя удручает ее холодность, и ласково погладила его по лбу.

— Ну-ну, прогоните эти мрачные мысли… Нельзя же получить все сразу… Знаете, то, что я пришла сюда, и так чудо! Ради вас я рискую своим добрым именем! Вы думаете, я бы пошла на это, если бы не испытывала симпатии к некоему Франсуа Лепито?

Клерк мгновенно пришел в себя и попытался обнять Соню, но та опять увернулась и при этом случайно уронила флакон Мишель. Франсуа подхватил его на лету и хотел снова поставить на камин, как вдруг заметил, что пузырек наполовину пуст. Молодой человек оцепенел от страха.

— Только этого не хватало! — с ужасом произнес он.

— В чем дело? — удивленно уставилась на него мадам Парнак.

— Это вы… выпили то, что… было в пузырьке?

— Пока вы отделывались от незваного гостя, у меня пересохло в горле — вот я и отхлебнула вашей микстуры. Вы ведь говорили, она смягчает горло. Мне не следовало этого делать?

— Нет, не следовало… и вы даже не догадываетесь, до какой степени не следовало! — побледневшими губами прошептал бедный влюбленный.

— Послушай, малыш, ну что за трагедия, если я отпила немного микстуры?

— К несчастью, это именно трагедия, — чуть не плача похоронным тоном проговорил он.

Соня схватила молодого человека за руку и, смеясь, потащила к дивану.

— Пойдемте, я хочу послушать, что мы стали бы делать в Венесуэле.

— О, вы знаете, Венесуэла очень далеко…

— Что это с ней случилось? Только что была рядом. Неужто она так отдалилась за эту пару минут?

— Вы даже не представляете себе, насколько… Мы вечно мечтаем о всяких путешествиях, а потом в конце концов начинаем жалеть о родном доме.

— Что это на вас нашло, Франсуа?

Не мог же он признаться мадам Парнак, что жаждет сейчас только одного: чтобы она поскорее ушла и отправилась на тот свет где угодно, но никак уж не здесь.

— Нам надо быть очень осторожными, Соня, — постарался как можно убедительнее произнести не на шутку встревоженный Франсуа. — А что, если ваш муж…

— Минуту назад вы хотели уехать со мной в Венесуэлу! Нам надо обсудить все… подробнее… Я думаю, часика нам вполне хватит, а?

— Боюсь, вам придется уйти раньше…

— Что это с вами, Франсуа? Вы что, хотите, чтобы наше первое свидание стало последним?

— О, умоляю вас, не говорите так! Не говорите так!

Соня никак не могла понять столь резкой перемены в своем воздыхателе. Он зачем-то стал показывать ей цветы, трогательно расставленные по всей комнате.

— Как вы думаете, сколько времени они еще проживут?

— Цветы? Не знаю и знать не хочу.

— Пять-шесть дней, не больше, а потом начнется угасание… С каждой минутой эта красота будет все больше вянуть… Порой спрашиваешь себя, стоит ли жить дальше…

Молодую женщину вдруг охватила смутная тревога, и она подозрительно уставилась на Лепито.

— Но цветы по крайней мере оставят в памяти воспоминание о свежести и красоте, не тронутых тлением, — продолжал молодой человек. — Умереть молодым! Не это ли лучший выбор, если мы хотим оставить живыми прекрасные воспоминания?

— Франсуа… мне что-то страшно… я чего-то боюсь…

— И вы правы, любовь моя… Послушайте, вот если бы вам сказали, что через полчаса вы умрете, разве это вас не обрадовало бы?

— Обрадовало? Да вы с ума сошли, честное слово! Я вовсе не хочу умирать!

Лепито грустно вздохнул.

— Увы, черная гостья уводит нас, не спрашивая согласия… У вас и в самом деле нет желания умереть, Соня? Я бы сохранил о вас самые нежные воспоминания, и осенью, когда желтеют и осыпаются листья, я бы ходил молиться над вашей надгробной плитой…

Беспокойство мадам Парнак мгновенно сменилось яростью. Она никак не могла понять причин омерзительной комедии, которую вдруг вздумалось разыгрывать Франсуа, и это доводило ее почти до исступления.

— Человек может, конечно, вести себя нелепо, но всему же есть предел! Прощайте! Мы больше никогда не увидимся!

— Увы! Я в этом не сомневаюсь! — простонал Лепито, провожая ее до двери.

• Предыдущая
• 23/31
• Следующая