Две богатеньких малышки - Эберхарт Миньон Гуд - Страница 42
- Предыдущая
- 42/49
- Следующая
– Она оставила мне завещание. Я его читала. Все это переходит ко мне.
Племянница принялась судорожно рыться в карманах Агнес. Обнаружив какой-то листок, она внимательно вгляделась в него:
– Кажется, это начало письма. Ничего не понимаю... Ах!
Она явно собралась порвать листок, но Эмми проворно выхватила его и прочла, затем еще раз. Племянница напряженно наблюдала за ней, потом сказала:
– Но ведь это не имеет законной силы?
– Нет. Оно не подписано. К тому же, моя сестра сама способна оплатить судебные издержки.
Эмми снова и снова перечитывала недописанное письмо. Оно могло ничего не значить – но могло значить очень много:
"Уважаемый мистер Бигэм! Я хочу изменить свое завещание, которое вы составили для меня несколько лет назад. Боюсь, что я очень сильно навредила мисс Диане. Сначала я не знала об этом; свидетельства против нее были столь вескими, что я поверила. Может быть, все это и правда. Но в день убийства я видела то, что видела, и никуда от этого не деться. Я не знала, как это понимать, до тех пор, пока не пошла в театр, чтобы посмотреть пьесу мистера Дуга, увидеться с ним и поговорить об этом. Я поднялась за кулисы; его там не было, но я увидела нечто такое (дальше строка была зачеркнута, но Эмми удалось разобрать), что помогло мне понять... Я не рассказала об этом на суде, и сейчас схожу с ума от беспокойства. (Далее снова шла зачеркнутая строка; Эмми прочла и ее). Должна также сказать, что я не хотела рисковать всеми этими деньгами.
Какими деньгами? Эмми совсем растерялась.
Но я не сделала то, что должна была сделать. Поэтому, если мне суждено умереть, я хочу завещать все мои сбережения Диане Уорд на случай, если ей придется заплатить за пересмотр дела и новый суд. Не знаю, что подумают в полиции, и не хочу туда обращаться, но все же я должна сказать им, что...
На этом письмо обрывалось. Племянница Агнес, которая по-прежнему рылась в ее вещах, воскликнула: «Еще одно!»
Следующее послание оказалось гораздо короче. Оно гласило: «Уважаемый мистер Бигэм, я хочу изменить свое завещание и готова прийти к вам в контору в любое назначенное вами время».
Но и это письмо не удовлетворило Агнес. Во всяком случае, его она тоже не подписала и не отправила.
– Посмотрите сюда! – сказала племянница и протянула Эмми чековую книжку Агнес, тыча пальцем в одну из строк. В феврале Агнес сняла со своего счета десять тысяч долларов наличными. Остаток составлял примерно двадцать пять тысяч.
– Куда ушли эти деньги? – племянница сверлила Эмми требовательным взглядом. – Десять тысяч! Что она с ними сделала? Мисс Ван Сейдем, вы не представляете, как они нужны мне – все!
16
Итак, Агнес действительно знала что-то об убийстве – и скрывала это. Во время суда она, как и Эмми, уверилась в виновности Дианы, но потом ее начала мучить совесть. Она отправилась в театр, увидела нечто, укрепившее ее в мысли... в какой мысли, мучительно думала Эмми, – и решение созрело. То, что увидела Агнес в театре, окончательно убедило ее в невиновности Дианы и, следовательно, в том, что убийца Гила – тот человек, кого она подозревала. Тогда, чтобы искупить свою вину перед Дианой, она решила изменить завещание в пользу Ди, чтобы в случае смерти Агнес та могла заплатить за судебные издержки, доказывая свою невиновность. Это трагично, это трогательно – и это так похоже на Агнес...
Но вот что оставалось для Эмми полной загадкой – так это десять тысяч долларов наличными. Агнес, правда, никогда не скупилась на рождественские подарки Диане и Эмми; в всех остальных случаях она была более чем бережлива и экономила каждый пенни. Благоразумная Агнес никогда не позволяла себе излишеств; чтобы она просто взяла и отдала кому-то десять тысяч?!
– Десять тысяч, – скорбно повторила племянница.
– Может быть, она вложила их в акции, – попыталась успокоить ее Эмми. – Давайте еще поищем в бумагах.
Они перерыли все – но тщетно. Эмми едва сдержала слезы, найдя среди бумаг Агнес альбом с фотографиями малышек Ди и Эмми. Никакого объяснения исчезновению денег они не обнаружили. Племянница уверяла, что личного сейфа в банке у Агнес не было...
Наконец они сдались. Племянница сказала, что ей пора на поезд. Эмми пообещала упаковать и выслать ей все, что она отобрала, а та дала ей разрешение оставить у себя оба письма. В дверях она обернулась:
– Я доверяю вам, мисс Ван Сейдем. Десять тысяч... Но я вам верю.
В этот момент она выглядела серьезной и искренней и была очень похожа на Агнес.
Эмми перехватила Джастина, когда он собирался в клуб через десятый этаж: борьбу за девятый, видимо, все-таки выиграла тетушка Медора.
– Постой, Джастин, я хочу тебя спросить. Ты когда-нибудь одалживал деньги у Агнес?
– Я – у Агнес?! – Он уставился на Эмми, теребя шарф. – Боже упаси!
– Честно, Джастин. Примерно в феврале...
Джастин нахмурился:
– Послушай, Эмми, если я один раз свалял дурака и связался с ростовщиком, это еще не значит... Конечно, бывало, что я занимал у Агнес доллар-другой – заплатить за такси, например, – потому что у нее всегда была мелочь. Но я возвращал ей все до цента!
– Джастин, это очень важно. Пожалуйста, скажи мне правду!
– Я и говорю правду. – Его блеклые голубые глазки прищурились: – А что это за женщина только что ушла от тебя?
– Племянница Агнес.
– А-а, ну тогда ясно. Вы небось рылись в ее чековых книжках. Готов поспорить, старушка Агнес оставила кругленькую сумму. Она всегда была скрягой.
– Не всегда. – Эмми снова подумала о подарках, которые Агнес каждый год с такой любовью выбирала для них с Дианой.
– Ну, и сколько она оставила? – Взгляд Джастина снова стал острым и проницательным.
– Меньше, чем собиралась, – уклончиво ответила Эмми. – Ты в клуб?
Джастин кивнул:
– Но к обеду я вернусь. Знаешь, во вторжении Медоры все-таки есть одна положительная сторона... Послушай моего совета, Эмми; выстави Медору, но оставь ее кухарку. Перемани ее! Назначь ей большое жалование. Сделай что угодно, только не отпускай. Она творит чудеса! – Джастин поправил гвоздику в петлице и поднял бровь. – Наверно, это будет не слишком этично? Но у Медоры тоже проблемы по части хороших манер... – Он распахнул дверь и легкой походкой направился к лифту.
Разговор с отчимом не рассеял сомнений Эмми. Слишком уж рьяно Джастин возмущался, да и глаза у него бегали... Может быть, как раз в феврале ростовщик и начал требовать у него уплаты долга?
К ней снова вернулось тревожное подозрение, охватившее ее в Ницце, когда она смотрела в окно, туда, где серое небо сливалось на горизонте со свинцовым морем. Если Джастин занял у Агнес десять тысяч, если он чувствовал, что совесть рано или поздно заставит ее признаться, что она видела его в день убийства у дома Дианы... значит, у него были мотивы убить ее. Но он мог это сделать, опять с содроганием подумала Эмми, только руками наемного убийцы, составив себе надежное алиби.
Еще одно соображение потрясло Эмми: если Агнес заняла Джастину такую сумму, то прежде чем сообщить в полицию о том, что она его видела, Агнес должна была наверняка убедиться, что это именно он убил Гила; ведь если бы Джастина осудили, то ее десять тысяч были бы потеряны навсегда. Верная себе, Агнес ни за что бы не сказала ни Диане, ни Эмми о том, что Джастин остался ей должен. Да, это была веская причина для молчания. Агнес решила дождаться суда, выслушать все свидетельства, прежде чем решиться обвинить Джастина и, следовательно, рискнуть огромными деньгами. Но то, что она услышала на суде, убедило ее, что Диана и вправду виновна. Однако Агнес снова и снова обдумывала все это – и наконец ее совесть подсказала решение...
Но что она увидела в театре, с кем говорила там – все это оставалось загадкой.
Эмми позвонила Сэнди.
Он слушал так внимательно, что она точно наяву видела его пронзительные серо-зеленые глаза и чувствовала, как напряженно работает его мозг. Выслушав, Сэнди сказал всего одну фразу:
- Предыдущая
- 42/49
- Следующая
