Белые сны - Песков Василий Михайлович - Страница 21

• Предыдущая
• 21/29
• Следующая

Спросите: «Зачем же человек терпит такие лишения? Стоят ли этого крупицы знаний, добытые наукой?» Да, стоят! Восток – интересная точка планеты. Это центральное место ледяного щита Антарктиды. Как ведет себя лед? Как ведут себя ветры? Тут удобней всего ловить излучения космоса. С Востока ждут информацию ученые всего мира.

Сразу после Нового года со станции Восток выйдет санно-тракторный поезд. Он пойдет в район «белых пятен» антарктической карты. Восток будет служить перевалочной базой для этого путешествия. К Востоку подходит сейчас санно-тракторный поезд с продуктами и запасом горючего. Наш самолет везет последнее снаряжение для похода: ящики с приборами, огромную бутыль аккумуляторной кислоты, продовольствие, ящики папирос, кинокамеру, газеты и огромный арбуз, который удалось довезти из Ташкента. В самолете молодой ученый Андрей Капица. Он будет возглавить трансантарктический переход. Андрей, утомленный хлопотами, дремлет сейчас, обхватив на коленях арбуз. Дорогой подарок уже обещан по радио. Его ждут на Востоке.

Шесть часов дороги над ледяным куполом. У штурвала – опытные пилоты. Путь прокладывает штурман Тихон Михайлович Палиевский. Он то и дело подзывает к иллюминатору: «Смотри, вышли на санный след… А это – бочки». Над поездом, идущим сейчас на станцию, проносимся низко, едва не цепляя антенны радиомачт. Это своеобразный привет ребятам на трудной дороге. Над станцией Комсомольская покачали крыльями…

И вот Восток. Из толпы встречающих слышится веселый голос: «Арбуз кидайте!» Трогательная суматоха встречи. Штурман Палиевский обнимается с чехом в ярко-красной одежде. Уже в помещении станции мне рассказывают, почему так дружески встретились эти двое. В начале года чех, зимующий на Востоке, заболел воспалением легких. На самолет, летевший в Мирный со станции Молодежная, пришла радиограмма: «На Востоке серьезно болен Станислав Фишер. Принимайте решение». Ответ последовал сразу: «Летим на Восток».

В тот день самолет Ил-14 находился в воздухе шестнадцать часов. Летчики после посадки валились от усталости, но человек был спасен. После месяца лечения в Мирном он вернулся на станцию. Здоров, работает, успешно завершает зимовку со своим земляком и тринадцатью советскими полярниками.

Пятнадцать зимовщиков ведут нас в домики, над которыми развеваются флаги – советский и чехословацкий. Около домиков – тракторы и тягачи «Харьковчанка», которым предстоит дальний путь в глубину Антарктиды. К павильонам ученых по снегу ведут ходы сообщения. Станция очень опрятна, я нахожу ее даже красивой – цветные квадраты домов с узором ходов сообщения.

Самолет ждали. На столе с белой скатертью стоит все, чем может похвастать полярник. Повар Коля Докукин почти со слезой умоляет: «Еще полтарелки. Это ж наша солянка!» о маленькой комнате начальника станции (книги, карта, фотография трех ребятишек) состоялось короткое интервью. «Все здоровы. Кроме меня зимуют радисты, повар, два Механика, остальные – ученые. Работы много. Станция на год была закрыта. В комнатах, как в пещерах, наросли сталактиты. Сейчас почти все отстроено заново. Нравится у нас?.. Очень рад. У нас хорошая библиотека. Сто девять кинокартин. Самая низкая температура этой зимы – 78,4 градуса».

Начальник станции Василий Сидоров – ветеран Антарктиды – зимует в четвертый раз. На Востоке – третью зиму. Здоров, подтянут, весел. У всех ребят настроение хорошее, хотя кое-кто за зиму убавил в весе килограммов на десять-двенадцать. Сказывается кислородное голодание.

Я, забыв ненадолго о коварстве Востока, влезал на сугробы, забирался с фотокамерой на тягач. Пробежав к уже ревущему самолету, я дышал как карась на песке. Кружилась голова, давило грудь, мысли как будто в тесте увязли… Пять часов полета до Мирного прошли как в бреду. Приземлились поздно вечером. Только после крепкого чая и какой-то таблетки сумел разобрать блокнотные записи. Теперь знаю сам, что такое Восток.

Двадцать четвертого августа 1960 года метеоролог Игорь Иванов на станции Восток отметил температуру минус 88,3 градуса. Это был самый сильный мороз, известный на Земле человеку. До этого Полюсом холода считался сибирский район Оймякона.

На Большой земле мы знаем морозы, от которых речки промерзают до дна, от которых рвутся деревья, разрушаются водопроводные трубы. И это все происходит при морозах вдвое менее крепких, чем в Антарктиде. Тут, отмечая рекордную силу морозов, люди боятся поверить глазам – минус восемьдесят восемь градусов.

Мы на Востоке были не долго. Мороз в этот день подобрался к отметке «52». Пользуясь этим, ребята выбегали на снег без шапок и вели себя, как курортники, дождавшиеся наконец лета. А вот что бывает зимой, в июле и августе:

«Ртуть в термометре замерзает. Ртутный шарик становится шариком от подшипника. Но если положить на ладонь оживает. Правда, руку на морозе не высунешь из перчатки…»

«Одежду, конечно, шили сюда специальную. Одежда должна быть и легкой, и теплой, и ветром непродуваемой. Хуже всего с лицом. Делали шлемы с трубками вроде противогаза. Трубка идет под куртку, там батареями воздух греется. Ужасное неудобство. Лучше иметь мохнатую шапку до самых бровей, капюшон, плотный свитер…»

«Валерка Судаков умер вот на этой кровати. Во время работы наглотался мороза – опалил легкие. А тут как раз и полярная ночь. Самолет из Мирного не мог прилететь. Три дня – и все…»

«Я без градусника определял: мороз за семьдесят. Дышишь, а возле лица тихий шорох – дыхание замерзает».

«Металл при таком морозе становится хрупким. Серьгу у саней приваришь, дернешь трактором – опять отскочила. По трубе кувалдой ударишь – разлетается как стеклянная. Вот кабель, взгляните, чуть согнул – и сломался, а резина крошится, как чёрствая булка…»

«Я с горючим имею дело. Бензин превращается в белую кашу. Сунешь факел – он тухнет. А солярка, как патока, тянется…»

«Без ветра с морозом можно было бы ладить. А вот если мороз да с ветром… Тихон, ты помнишь под праздник гостинец из Мирного?.. На парашюте кинули нам поросенка зажаренного. До сих пор душа болит – не поймали! Понесло, понесло парашют. Антарктиде достался гостинец…»

«Где-то я прочитал: „Ко всему можно привыкнуть, к холоду – невозможно“. Это неправда. К холоду привыкаешь. Я врач и хорошо знаю: вызванная охлаждением боль – это сигнал организму: принимай меры! Постепенно сигналы становятся все слабее – организм перестроился. Под Москвой бывали дни, я страдал от мороза сильнее, чем тут. Или возьмите Европу. Мороз двадцать градусов – уже стихийное бедствие…»

«Если мороз за семьдесят – работать тяжко. Ходишь медленно, дышишь с опаской. Но работать надо: роем траншеи в снегу – пробиваем дорогу к приборам… Беспрерывно работает дизель. От него в домиках свет и тепло. Наготове запасной двигатель. Чуть первая „печка“ заглохнет, сразу вторую пускаем. Если, избави Бог, выйдут из строя все дизеля сразу – кранты всем».

«С морозом бы можно поладить. Высота! Вот что режет нашего брата „восточника“. Три с половиной тысячи метров. Воздух жиденький. Замечаете, кружится голова? Это кислородное голодание. У меня это голодание пуд весу сожрало. Вернусь – жена не узнает…»

«Выносливей человека никого нет. Вот случай был. Даем телеграмму в Мирный: „Привезите нам Волосана“ – пёс такой, может, видели? Привезли. Прыгнул из самолета, час побегал и лег. И не встает. День не встает, другой, неделю не поднимается, глаза уже с трудом открывает. Пришел самолет, отправили Волосана назад. В Мирном сразу ожил. И людей тоже приходится отправлять. А другие живут, ничего. Вот, поглядите, два хлопца: им бы гармошку да чтоб еще и подпел кто-нибудь, желательно женского пола…»

Все это я записал в беседе с людьми, зимовавшими на Востоке.

• Предыдущая
• 21/29
• Следующая