Белогвардеец - Белых Григорий Георгиевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/4

— Заговор?

— Нет, не заговор, а Коренев…

И ребята рассказали о бунте во втором отделении.

— Что же делать с ним? — развел руками Мамочка. — Викниксору рассказать — из школы Коренева выгонит…

— Не годится, — ответил Янкель. — Надо другое…

Японец поднял голову.

— Беру слово! — заявил он. — Ясно! Коренев — политический преступник… Предлагаю устроить суд… Собрать ребят и разобраться…

Так и решили. Пока ходили за Кореневым, оставшиеся распределяли роли. Председатель суда — Янкель, прокурор — Японец, свидетели — все. Мамочку решили поставить у дверей класса караулить и предупреждать о воспитателе. В момент опасности Мамочка будет петь «Чижика».

Через четверть часа пришел Коренев, вместе с ним — Кузя и Шамала и еще несколько человек.

Прежде чем войти, Коренев подозрительно огляделся и сказал:

— Если драться будете — не пойду…

— Не бойся, — сказал Воробей. — Судить будем…

— Судить? — Коренев ухмыльнулся и, поглядев на своих ребят, спросил: — Как? А?

— Вали! — засмеялся Кузя. — Судись!

Коренев прошел в угол и сел за парту. По бокам сели Шамала и Кузя. Они пересмеивались и подмигивали друг другу. Но старшеклассники хранили серьезное молчание. Вот Янкель забрался за учительский стол. Рядом с ним сели Воробей и Джапаридзе. Янкель постучал карандашом.

— Заседание суда считаю открытым! — провозгласил он. — Приступим к допросу обвиняемого…

В компании Коренева захихикали.

— Обвиняемый Коренев, — заговорил Янкель, не обращая внимания на смех, — вы обвиняетесь в том, что преследовали Цыпку, организовали травлю и подбили на восстание младшие классы… Что вы скажете в свое оправдание?

— Ничего! — хмыкнул Коренев. Янкель нахмурился.

— А за что вы избили Цыпку?

— Жид!

— Почему вы его дразните жидом?

— А раз жид? — невозмутимо повторил Коренев.

Ребята засмеялись. Смеялись и Шамала с Кузей.

— Но чем же плох Цыпка? — снова спросил Янкель. — Он даже не вор, вором-то ведь ты оказался…

— Жид! — опять сказал кривляясь Коренев и поглядел на ребят, думая, что они засмеются, но теперь никто почему-то не улыбнулся.

Коренев забеспокоился. Он некоторое время ерзал на месте, потом вскочил.

— Ну вас к черту! — сказал он. — Аида, ребята, идем отсюда…

Но никто не поднялся. К Кореневу подошел Купец и, усаживая его силой на место, сказал:

— Успеешь, не спеши…

— Силой? — крикнул Коренев, бледнея. — Силой не пускаете… — И сел.

В классе стало тихо. В двери просовывались все новые и новые ребята. Весть о том, что Коренева судят, разнеслась по всей школе. Коренев, уцепившись руками в скамейку, испуганно глядел на судей…

Бум… бум… бум… — гудело за окном, и в притихшем классе выстрелы отдавались тревожно и сурово.

— Допрос окончен, — сказал Янкель, кончая писать. — Слово прокурору.

И тотчас на середину выскочил Японец. Замахал руками, зашмыгал носом, захлебнулся в словах:

— Товарищи!.. Допрос показал нам всем, кто такой Коренев. В настоящий момент, когда Юденич окружает Петроград, чтобы раздавить революцию, Коренев и подобные ему поднимают головы… Коренев — контрреволюционер… Убеждения у него не свои, но он где-то их нахватал… Сам по себе Коренев балда и тупица…

Все засмеялись.

— Ты полегче! — крикнул Коренев.

Японец не обращая на него внимания, продолжал:

— Мы узнали из опроса свидетелей, что убеждения Коренева происходят от его мамаши, от жильца да от уличной шпаны. Сам он ничего не понимает, но кричит: «Бей жидов!» А вы, ребята, поддались на удочку… Пусть скажет Кузя и Шамала, чем был плох Цыпка. Ну?

Ребята молчали.

— Лягавым он не был?

— Не был…

— Жмотом не был?

— Не был…

— А за что же его били?

— Думали — вор, — сказал Кузя, виновато краснея.

— А вором-то вон оказался кто.

— А почем знали? — буркнул Шамала и, покосившись на Коренева, отодвинулся от него. Отодвинулся и Кузя.

— Ясно! — сказал Японец. — Это нельзя так оставить… В напряженный момент, когда наступает Юденич и вообще… Надо вынести Кореневу суровый приговор…

Японец сел на парту. В классе стало тихо. Все сидели серьезные, задумчивые. Никто не глядел на Коренева. Даже соклассники его испуганно перешептывались и украдкой качали головами, отрекаясь от своего вождя. Коренев понял, что погиб.

Пошептавшись с заседателями, Янкель встал, чтобы говорить, но в этот момент где-то совсем близко загрохотало, и долго перекатывалось эхо выстрелов. Янкель присел, а все, побледнев, замерли.

— Здорово! — выдохнул кто-то испуганно. Коренев вскочил и, хрипло хохоча, выкрикнул:

— Испугались!.. Судите, судите!.. А завтра посмотрим… Завтра вас всех выпорют за то, что большевиков защищаете!..

— Молчать! — рявкнул Янкель, вытаращив глаза, потом спокойнее сказал, обращаясь к классу:

— Ребята! Предлагаю всем обсудить и выработать приговор этому гаду. Надо, чтобы…

— «Чижик, чижик, где ты был…» — запел в дверях Мамочка.

Янкель и заседатели, сорвавшись с судейских мест, кинулись к партам, все засуетились. Доставали книги; другие, глупо моргая, стали насвистывать, да так дружно, словно стая канареек в класс влетела.

В комнату быстро вошел Сашкец. Он улыбался.

— Товарищи! — сказал он, снимая с носа пенсне и протирая его платком. — Товарищи! Поздравляю вас…

— С чем? — спросил Янкель. Сашкец надел пенсне.

— С победой! — сказал он весело. — Наши начали наступать…

— Ура! — пискнул Мамочка.

— Юденич разбит!..

— Ура! — крикнул Японец.

— Стрельна снова отбита Красной армией…

— Урра!.. — завопил Купец, хлопая крышкой парты, а за ним и весь класс закричал, заорал, заверещал… И Шамала с Кузей кричали «ура».

Едва Сашкец вышел, как Янкель снова очутился за судейским столом.

— Тише!.. — закричал он, поднимая руки. — Тише! Ребята!

Все немного притихли.

— Если мы Юденича пришили, то разве забоимся такой дряни, как Коренев? — сказал Янкель.

— Верно!.. В точку! — засмеялись ребята.

— Нечего и приговор выдумывать, — сказал Янкель. — А предлагаю на радостях просто отвалтузить Коренева.

— Правильно! — дружно подхватили все.

— Не смейте!.. — закричал Коренев, вскакивая с парты, но ему не дали докончить, и первый, кто шлепнул его, был его верный адъютант Шамала.

Били не очень больно, шлепками, с шутками, но Коренев все-таки кричал и плакал — от страха.

А Японец, забравшись с ногами на парту, доканчивая протокол заседания, торопливо записывал:

• Предыдущая
• 4/4