Кувырок через голову - Журавлева Зоя Евгеньевна - Страница 31

• Предыдущая
• 31/34
• Следующая

Пронин знает, что Ася не такая. У нее есть уж Константин. Он, к сожалению, не ядовитый. Когда-нибудь Пронин привезет Асе кобру. Сейчас забыл захватить. В другой раз! Но все-таки Константин тоже змея. Это его извиняет. Если бы у Аси в доме не было Константина, Пронин бы себя тут чувствовал, как в глухом лесу. В Ленинграде буквально не на что посмотреть! Они с Асей пойдут в зоопарк. Но в зоопарке ядовитые змеи наверняка в отвратительных условиях. Пронин боится, что эти условия тяжело подействуют на неокрепшую Асину психику. Он-то уже ко всему привык!

— Да, могут угнетающе подействовать, — поддакнула мама.

— Вот я и боюсь, — кивнул Пронин.

Он рад, что его понимают. Все его в этом доме понимают, кроме Марии-Антуанетты. Нельзя ли на нее намордник надеть? Пронин боится, что Мария-Антуанетта в один прекрасный день его съест. Опять она на него рычит!

— Брысь, Туська! Фу! — хором кричат Ася, мама, Кирилл и папа.

Фингал испугался, что все кричат. Лезет под стол.

А Мария-Антуанетта все равно рычит и рвется к Пронину.

Это удивительно, но Пронин из Кушки — единственный в мире человек, на которого рычит кроткая Мария-Антуанетта. Она обычно всем лижет руки, дружелюбно обнюхивает новых людей, даже своих котят разрешает брать, чтобы ими полюбоваться. Фингал, например, каждое утро вылизывал котят. Как шаркнет своим языком, котенок сразу весь мокрый, от ушей до хвоста. Но Мария-Антуанетта никогда не сердилась на Фингала, ценила добрые его чувства. Кошки вообще не рычат! А вот на Пронина Туська именно что рычит, иначе не скажешь. У нее шерсть дыбом, усы распушились и даже щеки подрагивают от гнева. Так бы и кинулась, если бы Ася ее не держала.

И всегда, главное, так. Пронин ведь редко приезжает! Ну, раз — в полгода. Но Мария-Антуанетта, однажды его увидев, уже не в силах забыть. Когда бы он ни вошел, она сразу выскакивает и рычит.

— Уберите куда-нибудь эту кошку, — требует Пронин, — на меня позорит!

Куда ее уберешь? Туська любую дверь открывает.

Пронину прямо жизни не стало. Он боится дать телеграмму, что он летит. Чтобы Мария-Антуанетта заранее не узнала! Пронин хочет ее застать врасплох. Может, Мария-Антуанетта тогда не сообразит, что это — он? Она же его позорит перед друзьями! Перед Асей. Перед мамой, папой и даже перед Кириллом. Они все будут думать, что Пронин — плохой человек, раз их кошке так кажется. Ведь животные чувствуют, что у человека внутри, против этого не попрешь.

Все Пронина уговаривают, что не будут думать.

Не верит.

— Будете думать, что у меня скрытые пороки!

Нет, никто не будет. Какие у Пронина пороки? Тем более — скрытые? Он скрыть ничего не умеет. Он весь на виду.

— Я не знаю какие, а она знает! — сердится Пронин.

— Может, Туся просто не любит ядовитых змей? — вдруг сообразила Кирилл.

Пронину это не приходило в голову. О, если так, то его отношение Марии-Антуанетты — начисто не волнует. Раз она примкнула к его идейным врагам! Горько, что его противники даже в этот дом пробрались. В лице Марии-Антуанетты. Если это так, хваленая Мария-Антуанетта просто глупа, как ящерица. Пронин сам ее знать не хочет!

Тут вошла Богданова-мама.

Она долго звонила в дверь. Никто почему-то не открывает. И Фингал молчит. А слышно, что кто-то есть, голоса. И дверь, вообще-то, приоткрыта. Богданова-мама, наконец, решилась войти. Может, она не вовремя? Тут, кажется, гости?…

— Где гости? — удивился Пронин. — Никаких гостей пока нету.

— Все свои, — успокоил Богданову-маму папа.

Она бы не стала мешать, но ее Богданов прислал. Сходи да сходи. Книжку какую-то просит про лошадей, она забыла название. Он думает, что папа ему не даст. Может, папа даст Богдановой-маме? Если эта книжка не очень дорогая и ее можно выносить из дому…

— Вполне можно, — почему-то обрадовался папа. — Сейчас достану.

И сразу вытащил, со стеллажа.

А когда Ася у него спрашивала «Все о лошади», папа не смог найти. Сказал, что абсолютно не помнит, куда засунул. На этом стеллаже, во всяком случае, ее не было, Ася смотрела.

— Вадик аккуратно будет пользоваться, — пообещала Богданова-мама. Она сама последит.

— Лишь бы пользовался, — улыбнулась мама.

— Зачем эту ерунду читать? — удивился Пронин. — Что-нибудь стоящее ему возьмите. «Змеи Средней Азии», например. Лучше всякого детектива…

Он даже фыркнул, до того ему странен выбор.

— Вот еще не хватало — змеи! — засмеялась Кирилл. — Вкус надо развивать. Читать про народные промыслы. Это настоящее чтение! Диву даешься, что за мастера были на Руси, что они делали…

Пронин и на Кирилла фыркнул.

Мария-Антуанетта, которая вроде заснула, услышала и опять на него зарычала.

— Да пусть хоть про тараканов читает, — сказала Богданова-мама. — Лишь бы читал! Вдруг просит эту книжку…

— А вы говорили, Вадик ничего не читает, — весело укорил ее папа. — Наговариваете на собственного сына.

Нет, Богданова-мама не наговаривает. Она сама не знает, что с ее Богдановым последнее время сделалось. Он читает! Температуры нету. И ведь какую взял моду — в уборной почему-то читает, в ванной. В самых неудобных местах! Руки помыть не допросишься. Изнутри на крючок замкнется и читает.

— Надо же! — удивился папа.

И под одеялом привадился почему-то читать. Богданова-мама с него одеяло скинет. А Богданов сердится. Опять накроется с головой и книжку к себе затащит. Это, наверное, все-таки болезнь…

— Болезнь роста, — засмеялась мама.

Не нужно сейчас Вадиму мешать, так маме кажется. Пусть войдет во вкус. Он сам скоро поймет, что в ванной не всякую книгу одолеешь. Или под одеялом. Главное, что он этим наслаждением заразился — читать, это главное.

— Я уж боюсь помешать, — счастливо вздохнула Богданова-мама. — Сколько силком-

то заставляла!

Богданова-мама, тихонько от своего Богданова, даже лампочку посильнее ввернула в ванной. Сто ватт. Чтоб глаза не испортил. Теперь пусть читает.

Книжку аккуратно завернула в газету и ушла.

Стало тихо. Слышно, как зевает Фингал.

— Оголодал я от ваших интеллигентских разговоров, — закричал вдруг Пронин. — Может, в этом доме меня все-таки покормят?!

Котлет уже не было. Пронин — худой, длинный и вдохновенный — наворачивал борщ с докторской колбасой вприкуску и громко втолковывал Асе, маме, Кириллу и папе, что в городе у него всегда исключительный аппетит, поскольку в городе больше нечем заняться, ничего нету стоящего внимания, можно только жевать, укреплять челюсти для предстоящей научной борьбы. И хорошо еще, что вокруг — на безынтересном городском горизонте — есть все-таки родственные души, которые могут удовлетворить его аппетит и даже в какой-то мере способны прочувствовать жгучую важность назревшей проблемы защиты ядовитых змей от этого бича природы, от человека…

Кстати, по сути-то дела, неистовый Пронин был прав. Так маме почему-то подумалось, когда она наливала Пронину третью тарелку борща. Всех пора защищать. И человека. И змей.

• Предыдущая
• 31/34
• Следующая