Виски со сливками - Жукова-Гладкова Мария - Страница 13

• Предыдущая
• 13/76
• Следующая

— Смена курса, Наташа. У Рубена теперь есть своя частная больничка.

Надеюсь, этот сможет оплатить его услуги? — Дядя Саша кивнул на припавшего к его плечу Зураба.

— Сможет, — сказала я.

— С таким-то производством! — хмыкнул Марис.

Мы поехали в частную клинику Рубена. Нас там уже ждали. Мне доводилось бывать в наших городских больницах: года четыре назад у брата, когда ему аппендицит вырезали, и два раза у подруги, лечившейся по женской части. Но оба они лежали, так сказать, в государственной больнице (хоть и приплачивали за лечение). Там убогость бросалась в глаза во всем, я уже не говорю об отсутствии лекарств. Полчища тараканов в туалетах, больные, лежащие в коридорах, тошниловка, которую давали вместо питания… Заведение, в котором мы оказались ночью, разительно отличалось от того, что я понимала под словом «больница».

Медперсонал был исключительно вежлив и дружелюбен. Раненого мгновенно отправили в операционную. Нас проводили в специально оборудованную комнатку, где туг же предложили на выбор чай, кофе, кое-что покрепче, поинтересовались, не желаем ли мы перекусить…

Рубен Саркисович быстро заглянул к нам и сообщил, что поговорит после операции. Приятная молодая медсестра показала нам на кнопку, на которую можно нажать, если нам что-нибудь понадобится, указала, где можно помыть руки.

Я тут же отправилась в это заведение. Оно напомнило мне те, что сейчас можно встретить в самых дорогих ресторанах нашего города. Потом я прогулялась по нескольким холлам. Больше всего меня поразило, что нигде не было запаха больницы, приятно пахло или лавандой, или ландышем, или фиалкой. Запах был ненавязчивым, а очень слабым, но благодаря ему от больницы было совсем другое впечатление. Я не говорю о стерильной чистоте и отсутствии всяких мелких насекомых… Стены были окрашены в пастельные тона и не обезображены никакими идиотскими плакатами, оставшимися с времён чуть ли не Великой Отечественной войны. Портретов тоже никаких не наблюдалось. Тут мне вспомнилось, как я, навещая брата четыре года назад, с удивлением обнаружила в одном из уголков портрет Леонида Ильича, видимо, просто забытый на стене…

Когда я вернулась в отведённую нам комнату, Никитин с Шулманисом уже приняли коньяку для расширения сосудов. Предложили мне. Я отказалась, заметив, что мне ещё их везти домой, и налила себе чая с травами.

Когда появился Рубен Саркисович, он сообщил, что больной в сознании, можно перекинуться с ним парой слов, если у нас есть такое желание. Врач вынул из него две пули, которые господин попросил оставить ему на память, но раненому повезло: его спасла внушительная жировая прослойка. Никаких жизненно важных органов не задето. Будет жить.

Пообщаться с больным мы отправились втроём. При виде меня у него округлились глаза.

— Наташа?! — воскликнул он.

Это все-таки был Вахтанг.

Больше всего Вахтанга Георгиевича беспокоило, чтобы никто не узнал о его нынешнем местонахождении. Рубен Саркисович его успокоил, заявив, что в его клинике у пациентов не то что паспорт, а имя и фамилию не спрашивают, просто интересуются, как бы дорогой пациент хотел, чтобы его именовали. Можно даже называться «номер третий» или «двадцать четвёртый», по номеру палаты.

— Хочешь называться Иваном, дорогой, — будешь Иваном. Хочешь Кареном — будешь Кареном, хочешь Джоном — будешь Джоном. Мне не важно, как тебя на самом деле зовут. Ты для меня — больной. Я — врач, я тебя лечить должен. Каждый должен заниматься своим делом. У мужчины дело должно быть своё, да? Вай, что я тебе объясняю? Ты сам — мужчина.

Вахтанг очень хорошо понимал Рубена. Врач Дополнительно заверил его, что охрана у него — высший класс, сюда никто не проникнет ни под видом посетителя, ни под видом врача, накинув белый халат, чтобы доделать незаконченную работу дополнительными девятью граммами свинца, как уже случалось в государственных учреждениях, где ходят все кто ни попадя. У Рубена Саркисовича не проходной двор.

Чкадуа удовлетворённо кивнул. Мы с ним договорились, что дядя Саша, Марис и я подъедем завтра к вечеру, когда Вахтанг немного отойдёт. Разговор есть. Вахтанг кивнул, заметив, что и у него к нам разговор будет. Мы поняли, что его сильно клонит в сон, да и медсестра уже стояла со шприцем наготове, попрощались и ушли.

Мне казалось, что я только что опустила голову на подушку, когда услышала звон будильника. Я с трудом разомкнула веки и взглянула на часы: десять утра. Какой идиот мог его поставить на десять?! Этим идиотом оказался Марис. Я высказала ему все, что о нем думаю. Шулманис отреагировал на мою тираду вполне спокойно и заметил, что я могу спать дальше, а он мужчина и, как вчера правильно заметил хирург, у мужчины должно быть дело, а дело должно быть превыше всего. Для любого мужчины, не только для восточного. Мариса ждала работа.

Он уехал, а я тут же снова заснула и поднялась только около четырех.

Совсем ночь в день превратила, а день в ночь. Ну что ж, такова жизнь, как любил говаривать мой предыдущий, правда, он это всегда выдавал на французском. Он вообще говорил на нескольких языках. Нет у него, наверное, проблем в общении с чертями. В том, что он сейчас не с ангелами беседует, у меня как-то сомнений не возникало.

Я, не торопясь, встала, постояла под контрастным душем, сделала маску, выпила кофе, потом быстренько сварганила себе яичницу с ветчиной и ещё выпила кофе. Вскоре прибыл дядя Саша. Мариса пока не было.

Дядя Саша извлёк из своей бездонной сумки весьма любопытный набор подарков, в частности, три парика для моей скоромной особы, надев которые я поняла, как можно здорово изменить внешность. У Никитина были для меня также очки с простыми стёклами и какая-то странная смесь, после нанесения которой на лицо, как объяснил дядя Саша, оно делается морщинистым.

— Ну уж нет! — завопила я. — Никаких морщин! Этого ещё не хватало!

— Ну не навсегда же они появятся, — заметил полковник. — Временно. Это нужно для дела. Видишь, вот в этом паричке имеются седые волоски? Никто тебя в нем не узнает, да ещё с морщинами? Походочку потренируешь, оденешься не в твои модные шмотки, а в то, что я тут для тебя припас.

Дядя Саша извлёк из мешка пакет с одеждой. Мне стало плохо, когда я увидела, что мне предстоит надеть. Хотела возразить и закатить очередную истерику, но дядя Саша меня остановил.

— Ты с братом вчера или сегодня связывалась? — спросил он. Я покачала головой.

— Надо бы к нему наведаться, а в таком одеянии тебя никто не признает, если даже за домом следят.

— А с какой стати старуха пойдёт к молодому парню?

— Представишься одной из Детей Плутона.

— Это ещё кто такие? — удивлённо спросила я.

— Тебя что, кто-то спрашивать будет? Тебе большинство людей просто дверь не откроют. Им уже всякие Дети Солнца, Луны и прочих небесных светил надоели до чёртиков. У меня просто тут брошюрки после одного дела остались. На них написано «Дети Плутона». Вот и будешь одной дитятей.

Никитин извлёк из сумки тонкие брошюрки, напечатанные на хорошей бумаге, и протянул мне Для изучения. Я быстро проглядела содержание, чтобы, по крайней мере, усечь суть учения, которое я буду временно проповедовать.

Оказалось, что Плутон время от времени разговаривает своими детьми, уберегая их от несчастий и указывая правильный путь. Услышать его сразу практически невозможно, нужно проникнуться его учением, поверить в его силу, сделать пожертвования, слушаться старших братьев и сестёр, идти по пути, указываемом теми, с кем Плутон уже разговаривает, и ждать, пока не заговорит со мной. Я должна была представлять тех, с кем он уже общался.

— Дядя Саша, — обратилась я к Никитину после прочтения этого бреда сивой кобылы, разбавленного заумными терминами: иначе я не могла бы определить содержание брошюры, — неужели кто-то в это верит?

— К сожалению, масса людей, — вздохнул дядя Саша. — Почва-то сейчас благодатнейшая: безденежье, безработица, неустроенность, а тут даётся хоть какая-то надежда, успокоение. Рядовым сектантам к психотерапевту надо идти, а они вступают в эти общества… где верхушка делает с ними то, что вздумается.

• Предыдущая
• 13/76
• Следующая