Кафедра - Житков Андрей - Страница 6
- Предыдущая
- 6/85
- Следующая
— Должность особого значения не имеет, можно и лаборантом. Через месяц я должна работать на базе.
— Девушка, вы чего-то, видимо, не понимаете, — Александр Антонович высвободил руку. — Я — проректор по науке, и все проверки ваших документов пойдут через режимный отдел, а не через меня. Будь вы мне родной дочерью, и то я ничего не смог бы сделать. Да и что за дурацкие просьбы! Делать мне больше нечего! Что мне ваш Бадаев? Начальник тоже, блин, нашелся!
— Бадаев предупреждал, что вы, скорей всего, начнете валять дурака, — девушка опять взяла его под руку, прижалась к Александру Антоновичу всем телом и произнесла на ухо громко, оглушая его: — У вас замечательная докторская диссертация. Особенно она понравилась японским милитаристам, готовящим захват северных территорий на Дальнем Востоке.
— Вы с ума сошли! — закричал Александр Антонович сердито. — Что за ахинея?
— Вы прекрасно знаете, что за ахинея, — сказала девушка спокойно и повела его по дорожке в сторону летнего кафе.
Да, он прекрасно знал. Более того, догадывался, что Бадаев рано или поздно припомнит ему его старые грехи, нанесет удар ниже пояса. В свое время, семь лет назад, когда он писал докторскую, в которой рассматривались проблемы защиты спутниковой электроники от жесткого излучения, у них в университете стажировался японский профессор. Переводчиком у профессора и был этот самый Бадаев. Естественно, был он не просто переводчиком и кроме основных функций исполнял еще и надзирательную, наверняка докладывая каждую неделю где-нибудь на Лубянке или в каком другом месте, что за научные разработки особо интересуют Ацуси Андо. Впрочем, тогда в тонкости общения с иностранными гостями Александр Антонович не вникал — был слишком поглощен своей наукой. С японцем он быстро сдружился, благо что оба имели общие научные интересы, довольно неплохо знали английский и ни в каких переводчиках не нуждались. Ацуси стал частым гостем в доме у Александра Антоновича, очень уж ему полюбилась русская кухня — то на пельмени, то на пироги заглянет — и однажды, в пылу научного спора, Александр Антонович совершил глупость, нет, не глупость даже — преступление, за которое до недавних пор можно было запросто схлопотать расстрельную статью, — он показал японцу схемы из второй главы диссертации. На черновиках, естественно, пока что еще не стояло грифа “сов. секретно”, они не были сшиты и скреплены печатью, все это появилось позже, когда материалы отдали в секретную часть для печати, но даже младенцу было ясно, что Александр Антонович глупо проболтался. Он быстро опомнился, убрал черновики, перевел разговор на другую тему, полагая, что япошка никому третьему не взболтнет, но через несколько дней Бадаев дал ему понять, что знает о случившемся. То ли он на профессора “жучков” понаставил, то ли хитростью выпытал у него о черновиках, Александр Антонович не на шутку испугался: он ждал ареста, обыска, крушения карьеры. Ничего. Профессор уехал. С Осакским технологическим институтом был заключен долгосрочный договор. Скоро на стажировку стали приезжать студенты и аспиранты. Их курировал опять-таки Бадаев. Мило общался с Александром Антоновичем. Пожимал руку, пошучивал и пил чай, никогда не напоминая о случившемся. Потом он куда-то исчез и больше не появлялся. Режим ослаб. Японцев допустили до некоторых рассекреченных технологий. Все эти годы, карабкаясь по крутой служебной лестнице, Александр Антонович помнил о случившемся, ждал, что случайно показанные схемы “всплывут” в специализированных журналах, а вместе с ними рано или поздно “всплывет” и Бадаев с какой-нибудь необычной просьбой. Помнил и ждал, ждал и помнил. Некоторые положения диссертации получили внедрение. Теперь технологические данные могли быть получены из других источников. Схемы так и не появились, Андо, скорей всего, забыл о них после второй рюмки водки с блинами. Но Бадаев все-таки “всплыл”. Дождался! Просьба была более чем странная. Неужели они не могут все сделать по своим каналам, тихой сапою? И к чему вся эта поспешность? Хотя с другой стороны — что тут особенного — пристроить безработную девушку в секретный цех, каких по Москве сотни — пускай себе сидит за компьютером, в игрушки играет. Все равно ничего важного узнать ей не дадут.
— Нужно три месяца, — упрямо сказал Александр Антонович.
— Нет, — покачала головой девушка. — Вы должны сделать все, чтобы через месяц я сидела на своем рабочем месте. Иначе — стоило бы к вам обращаться. Кстати, может быть, вы, как любезный кавалер, угостите девушку бокалом вина и ореховым пирожным?
Александр Антонович оглянулся на бугая, который плелся шагах в пяти от них. “Зачем он им сдался? Боятся, что бить их девку буду, насиловать? Убегу? Нет, здесь все нечисто”, — впервые Александр Антонович подумал о том, что тот, семилетней давности случай с японцем вполне мог быть классической подставой, и Андо с Бадаевым заодно, играют в один ворота. Вопрос — в чьи? И что за странная игра? Неужели все это -“эфэсбэшные” штучки в стиле дешевых американских сериалов? Если так, то Александр Антонович нужен им как специалист, его следует беречь, холить, лелеять и сдувать пылинки. Нет, но каково — семь лет выдержки! Проректор слегка приободрился и впервые посмотрел на свою спутницу с интересом — стильная девица. Ей бы не лаборанткой, а где-нибудь в “Интуристе” под богатыми клиентами работать.
Александр Антонович посадил девушку в пластиковое кресло, а сам отправился к прилавку. Себе взял пива, девице — бокал белого вина и пару пирожных. Бугай уселся за соседний столик и стал глазеть по сторонам.
— Ну ладно, если уж мне все-таки придется заниматься этим делом, как вас зовут?
— Лина, — сказала девушка, поднимая бокал.
— Очень приятно, — слукавил Александр Антонович.
В небольшой общежитской комнатке, разгороженной на две равные части платяным шкафом, стояли кровати и стол. Стол был накрыт клеенкой, уставлен пустыми банками из-под варений и солений, бутылками, стаканами. Митя сидел открытого окна, вдыхая аромат кремовых роз со стола зав.кафедры. Уже часа два Маркуша вел с с хозяйками комнаты — двумя простыми на вид девушками Мариной и Светой — душещипательные разговоры о загубленной жизни русского поэта, читал свои откровенно плохие стихи, постоянно переставляя и перевирая строчки, иногда пускал скупую мужскую слезу, бил кулаком по столу и матерился. Когда стихи кончились, он начал петь. Все из классического репертуара русской пьянки — “Черный ворон” и “Ой, мороз, мороз…” К девушкам Марине и Свете Маркуша поначалу вовсе не собирался. Он вел Митю к своей, как он говорил, бабе, которая готова пойти за ним в каторгу, в Сибирь, на эшафот, а еще у нее есть подружка, которую он тоже мечтал трахнуть, но нет-нет, он ее Мите отдаст, как лучшему другу… Маркуша минут пятнадцать ломился в дверь своей возлюбленной, пока, наконец, не вышли разъяренные соседи и не сказали, что девчонки, досрочно сдав сессию, перед практикой разъехались по домам — одна в Нижний, другая в Питер. Митя данному обстоятельству обрадовался и решил, что на этом похождения двух кафедральных ловеласов закончатся, но не тут-то было: Маркуша заявил, что у него куча запасных вариантов, и, действительно, на седьмом этаже, на кухне он выцепил Марину, которая готовила ужин и пригласила их к себе — “посидеть”. Знала бы она, во что все это выльется! Марина со Светой, хоть и были девушками приятными во всех отношениях — не носили “кислотных” курток, не курили ядреной анаши, желая показаться “крутыми”— никаких желаний у Мити не вызывали — пьют водку, ходят в домашних халатах, шоркая стоптанными тапками по полу — ну где им сравниться с прекрасным видением! Ему хотелось домой, к жене, и он все время уговаривал себя: “Еще две минуты и встаю. Все-все, встаю. Еще минута. До тридцати досчитаю и встаю…”
- Предыдущая
- 6/85
- Следующая
