Кафедра - Житков Андрей - Страница 17
- Предыдущая
- 17/85
- Следующая
— Иди, я сказала, подхалим! Иначе я больше не буду с тобой встречаться.
— Все понял! — Митя поцеловал ей руку и стал быстро спускаться по лестнице.
У подъезда на скамейке сидела старушка с палкой. Она с ног до головы оглядела Митю.
— Это вы в кабине сидели, молодой человек?
— Ну я! — с вызовом сказал Митя. — А это вы по лифту палкой колошматили?
— Кому надо, тот и колошматил, — сказала старуха.
— Не стыдно: людей потревожили, а сами никуда не поехали. Зачем, спрашивается?
— А чтоб вы в кабине не сидели!
— Ну уж нет, бабуля, теперь я всегда у вас в лифте сидеть буду! — гордо сказал Митя и зашагал восвояси.
Вечером приехали тесть с тещей — навезли внучке подарков. Женщины секретничали на кухне, а Митя с тестем потихоньку попивали коньячок в гостиной, закусывали лимоном и обсуждали итоги футбольных матчей. В футболе Митя разбирался как свинья в апельсинах, но трансляции заставлял себя смотреть регулярно, чтобы при случае ловко “подыграть” родственнику, в конце концов, он должен быть им благодарен: полгода назад Викины родители отдали им свою квартиру, а сами переехали жить на дачу, верно решив, что дети не должны жить с родителями. Не должны — это точно. Митя знал, что тесть не одобряет его научной карьеры — нищенская зарплата, пользы людям никакой, разве что собственные амбиции потешить. Сам-то он всю жизнь проработал в Инторге, потом с друзьями создал собственную фирму. Предлагал после окончания МГУ работать у себя, но Митя отказался — весь день под неусыпным оком, да и потом, не дай бог, разозлится на что-нибудь. Тут уж никаких “кораблей” не попускаешь! А канал у Мити был надежный, второй год работал. Правда, неудовольствие свое тесть высказывал за глаза, Вике. Но, как говорится, муж и жена -… А куда ему еще с его специальностью? Переводчиком с английским? Их по всей Москве как собак нерезаных, не протолкнуться. В свободное плавание, на репетиторство, на курсы, на уроки? Ну, так он освоится на кафедре, и все у него потихоньку появится. Абитуриенты каждый год поступают, и всем надо сочинения писать. И потом на кафедре с иностранцами рано или поздно появляется возможность поработать за границей. В общем-то он любил своих родственников. Они в его семейную жизнь не лезли, уму-разуму не учили, а так — коньячку попить за приятной беседой — милое дело.
— Напился? — спросила Вика, когда родственники уехали.
— Да нет, ты что! — пьяно улыбнулся Митя. — Это мы так, по-родственному.
— А я тобой по-родственному курнуть хотела. А потом любовью заняться.
— Курнуть — это можно, — Митя полез в тайник на антресолях, достал из него фарфоровую трубку и жестяную коробочку с крошками гашиша. Раньше, еще до беременности, до свадьбы они с Викушей частенько на досуге баловались этим делом, но потом Вика отказалась, более того, запретила и ему, сказав, что он своим дурацким обкуренным видом будет плохо влиять на ребенка. Он не возражал, ушел в “подполье”. За год это была первая просьба жены, и она его удивила.
Они сделали всего по три затяжки, после чего, голодные и радостные, занялись любовью на паласе в гостиной, и Митя совсем перестал думать о Насте.
В понедельник он проснулся от пиликанья будильника, приподнялся на локте, нажал на кнопку, с удивлением посмотрел на пустую подушку рядом с собой. На улице монотонно шумел дождь. “Вика кормит Дашку, а на дворе дождь”, — подумал Митя, закрывая глаза. Он прислушался к себе и понял, что на душе как-то тягостно и нехорошо, будто с перепою. “Наверное, что-то случилось в этом мире, — подумал он. — Кто-то сбросил на город бомбу или застрелил собаку на помойке”. Когда по утрам на душе было неспокойно, он всегда придумывал какие-нибудь глупости и произносил их про себя. Иногда помогало. Сегодня — не сработало.
Он встал, умылся, позавтракал и пошел на работу. Сегодня Крошка Цахес по прозванию Ольга Геннадьевна, будет требовать от него рекламный проспект для иностранцев — хочет разослать его по заграничным университетам в надежде, что народ потянется. Может и потянется, но не скоро, потому что он его не допечатал — Зою Павловну ходил навещать. Нет, этого он ей, конечно, не скажет, он себе не враг. Лучше уж наврать, что в университете не было электричества.
Кафедра была открыта. Митя вошел и замер — за его лаборантским столом сидел незнакомый чернявый молодой человек с бородкой клинышком. Он разговаривал по телефону. Увидев Митю, он приветственно поднял руку.
“Наверное, это “чурка”, “урюк”, “мусульманин”, “Шарфик”, “Раш”, — сразу подумал Митя. Он не ошибся.
— Ну все, Верочка, — сказал молодой человек в трубку и положил ее на рычаг. Он встал и подал руку. — Рашид.
— Дмитрий. Столько уже наслышан, что не терпелось познакомиться, ничего, если сразу на “ты”?
— Ничего, — кивнул Рашид. — У нас, Дмитрий несчастье — Зоя Павловна умерла.
— То есть как это? — не сразу понял Митя. Он мотнул головой, думая, что ослышался, сел на стул.
— Ночью. Остановка сердца. Вчера ее все навещали. Я ходил, Игонина. Зося была в ударе. Шутила, смеялась, даже прогулялась с нами по коридору. Говорит, врачи велели. В общем, если хочешь, иди. Все равно сегодня никакой работы не будет. Я на телефоне, всех обзваниваю.
— Погоди-погоди, — Митя сглотнул набежавшую слюну. Новость все еще не укладывалась в его голове. — А где все?
— Я почем знаю? — пожал плечами Рашид. — Разбежались, как крысы. Занятий нет. Маркуша в запое, как обычно. Интересно, он когда-нибудь бывает в другом состоянии?
— Наверное, редко, — сказал Митя безразлично. — Что же теперь будет?
— Геннадьевна обещала подъехать. Надо какие-то деньги от университета выписывать. Венок заказать. Суета…
— Что же теперь будет? — повторил Митя. — Я должен поехать к Насте.
— К дочери? Валяй. Там уже какие-то родственники приехали. Бывший муж, сестры. Я туда звонил. Может, что надо?
— Да-да, — автоматически кивнул Митя. Он уже собрался выйти с кафедры, как вдруг вспомнил о просьбе Зои Павловны взять из ее стола папку. — Слушай, меня тут Зося просила взять кое-что.
— Бери, мне-то что? Дочери отдашь.
- Предыдущая
- 17/85
- Следующая
