Парадокс великого Пта - Жаренов Анатолий Александрович - Страница 64

• Предыдущая
• 64/68
• Следующая

Человек за окном методично взмахивал рукой с молотком. Изредка он отрывался от работы и бросал меланхоличный взгляд на улицу.

— Нет, не припомню, — сказал Диомидов, опуская бинокль. — Да и не место здесь предаваться воспоминаниям. Опергруппа готова?

— Они ждут звонка.

— Что ж, — сказал Диомидов. — Пора, пожалуй. А то скоро станет темно. Идите. А я понаблюдаю.

Автомат был в “Гастрономе”, метрах в трехстах от булочной. Ромашов поднял воротник пальто и пошел звонить. Отсутствовал он минут пять. Когда вернулся, Диомидова в булочной не было.

— Он рассердился на что-то, — сказала продавщица. — И убежал.

Ромашов выругался про себя и бросился к дому напротив. Дверь квартиры сапожника была раскрыта. Ни его, ни Диомидова, ни следов борьбы Ромашов не обнаружил. Машины за углом не было тоже.

Диомидов приветственно помахал Ромашову здоровой рукой. Краснолицый доктор показал им обоим растопыренную длань, что должно было означать пять минут, и вышел из палаты.

— Он узнал вас, когда вы вышли из булочной, — сказал Диомидов. — И у него был мотоцикл.

Ромашов кивнул. Он понял это потом, во время погони. Опергруппа два часа металась по Москве, пока не вышла на верные следы. Три машины и два мотоцикла вырвались на Загородное шоссе. Автомобиль Диомидова стоял на обочине в двух шагах от каменной стены старинного парка. Метрах в ста валялся мотоцикл. В двадцати шагах от него Ромашов наткнулся на труп Отто. Неподалеку, под обломками стены, непонятно почему обрушившейся, лежал без сознания Диомидов.

— Мне не хотелось его убивать, — сказал Диомидов. — Сперва я снял его с мотоцикла. Уже темнело. Пока я держал его в свете фар, он стрелял. Мне это надоело. Остановил машину. Удалось попасть в колесо. Думал, что он покалечится. Мотоцикл сделал, наверно, восемь оборотов. А он, сволочь, уцелел. Вскочил на стену. Ну и… А вы эту штуку нашли?

— Какую штуку? — удивился Ромашов.

— Да трость эту. Она же под стеной осталась. Этот Отто выронил ее, когда полез на стену.

— Мы не думали, — сказал Ромашов.

— Я так и предполагал, — заметил Диомидов. — А она осталась под обломками. Ведь из-за нее стена обрушилась.

— Я сейчас позвоню, — сказал Ромашов.

— Да, надо сделать это побыстрее. И знаете что. Позвоните заодно тому ученому. Лагутину. У меня есть для него кое-что интересное.

— Но доктор? — сказал Ромашов.

— Что доктор?

— Он сейчас придет и выгонит меня. Диомидов усмехнулся.

— Я знаю петушиное слово. Кроме того, и доктору полезно послушать. Таких вещей ни один доктор на Земле еще не слыхал. Эту штучку вкусил, видимо, только Беклемишев. Да еще те, “приносящие жертву”. Но они, бедные, ни черта не поняли.

Диомидов замолчал. Потом задумчиво заметил:

— Да и я, признаться, тоже.

Дверь открылась, и на пороге возник краснолицый. Его правая рука описала в воздухе полукруг, который можно было истолковать только в одном значении. Диомидов заговорщически подмигнул Ромашову. Тому так и не удалось узнать, какое же петушиное слово сказал полковник врачу. Когда он, позвонив по телефону, вернулся в палату, краснолицый доктор мирно беседовал с Диомидовым. На появление Ромашова он не обратил внимания.

— Все в порядке, — сказал Диомидов, вкладывая в эти слова и вопрос и утверждение одновременно.

— Да, — сказал Ромашов. — Мне удалось застать Лагутина на месте. Он уже, наверное, выехал.

Ждать пришлось недолго. Когда Лагутин в наспех накинутом халате уселся возле постели, Диомидов сказал:

— Я, пожалуй, начну с самой сути. Когда я выстрелил, эта трость, валявшаяся возле стены, вдруг вспыхнула зеленым светом. На какое-то мгновение я увидел перед собой зеленый шар…

Лагутин завозился на табуретке, устраиваясь поудобнее. Краснолицый врач с изумлением уставился на Диомидова. Он впервые слышал о том, что такое может быть. Ромашов тоже навострил уши. Он сидел дальше всех от кровати, а полковник говорил тихо. И ему пришлось наклонить голову, чтобы не пропустить ни слова из удивительного рассказа.

…Шар превратился в зеленое облако, плававшее над землей. Из него потянулись зеленые отростки. Один из них коснулся головы. Диомидов отпрянул. Но было уже поздно. Что-то мягкое, липучее обволокло мозг. И Диомидов ощутил себя кем-то другим. В то же время он чувствовал, что этот другой — он сам. Только его диомидовское “я” отодвинулось очень далеко. На первом плане жил и действовал тот — второй. Звали его Пта.

Его руки лежали на отливающем синевой грушевидном предмете. Диомидов не понимал, что это. Пта знал, что стоит перед пультом управления. Он только что включил аппарат долговременной памяти, который должен был зафиксировать все, что увидит и почувствует он, Пта. А Диомидов подумал, что этот аппарат очень похож на тот жезл, который столько лет пролежал зарытым в беклемишевском саду. Диомидов с удивлением и робостью разглядывал странную компанию кошколюдей, пытался понять, о чем они говорят. Мысли Диомидова странным образом переплетались с мыслями Пта, который думал об участниках экспедиции, о беспокойном Кти, о сомнениях, его одолевавших. Он поговорил с Кти и перевел взгляд на пульт. Прямо перед его глазами находился экран обзора. Его края были словно обожжены. В середине темнел провал, черное пятно, заметно уменьшающееся. Он знал: когда это пятно превратится в точку, установка перестанет существовать.

— Включаю защиту, — тихо произнес он и сдвинул ладони на пульте. Сверху с легким свистом опустился стержень с темным шариком на конце. По нему побежали красные искры, сплетаясь в причудливом узоре. Затем над участниками опыта возник зеленый туман, скрыл их фигуры, стал уплотняться.

Начинался опыт. Теперь никто не мог остановить его. Высшая защита позволяла только ощущать происходящее.

Это был Великий Опыт. Пта называл его прыжком в бесконечность. Он рассчитал режим работы установки, он разработал защиту, которая могла выдержать напор энергии, он поманил неизведанным. И нашлись добровольцы, те, кто жаждал знаний так же страстно, как жаждал их Пта. Но был еще парадокс: при удачном исходе опыта его участники оставались в одиночестве. Они навсегда расставались со своей цивилизацией, знания, добытые ими, не могли никому пригодиться. Такова была цена Великого Опыта. Пта утешала только мысль о преемственности цивилизаций. Они пронесут эстафету через время и передадут ее тем, кто будет после них.

• Предыдущая
• 64/68
• Следующая