Ловушка для Золушки - Жапризо Себастьян - Страница 30

• Предыдущая
• 30/31
• Следующая

— Вы знали, что наследницей станет До, — сказал он. — Знали, потому что вам объявила это ваша тетка. Вы ей звонили из Парижа, когда за вами приехала гувернантка. Это написано черным по белому в завещании. Вы праздновали день рождения До, вернувшись домой, одурманили ее снотворным, заперли в спальне и устроили в ванной пожар.

— Вы совсем спятили!

— Вы предвидели все, кроме двух возможностей: во-первых, что со всем прочим вы можете потерять и память и забыть даже свой замысел выдать себя за Доменику; во-вторых, что спальня может не загореться. Да, да, она не загорелась!

— Я не желаю вас слушать! Убирайтесь!

— Знаете ли вы, чем я занимался эти три месяца? Изучал дела о пожарах со времени основания моей страховой компании. Расположение дома, направление ветра в тот вечер, сила взрыва, очаги огня в ванной — все указывает на то, что этот сволочной поджог не коснулся бы спальни Доменики! Огонь уничтожил бы только часть дома, против ветра он не мог бы распространиться. Вам пришлось разжечь его снова, в гараже, под ее спальней.

Я взглянула на него. Он понял по выражению моих глаз, что я поддаюсь его доводам. Он схватил меня за плечо, но я высвободилась.

— Отойдите, раздавлю!

— И сожжете эту машину, как сожгли первую? Так вот, на этот случай даю вам совет: не перебарщивайте, не теряйте головы, действуйте осмотрительно, когда будете пробивать бак машины. Иначе человек наблюдательный это может потом заметить.

Я рванулась вперед. Заднее крыло моего «Фиата» отбросило Габриеля, он упал. Я услышала крик мадам Иветты.

После операции я плохо справлялась с машиной, ехать быстро мне было трудно. Я видела, как сгущаются сумерки и по берегу бухты зажигаются огни Ля-Сьота. Если Серж Реппо уходит с работы в пять часов, как летом, я его уже не найду. А надо помешать ему заговорить.

На почте его не оказалось. Я опять вызвала Флоренцию. Жанну я не застала. Когда я снова села за руль, была уже ночь, было холодно, а у меня не хватило духу даже поднять верх машины.

Некоторое время я ездила взад и вперед по Ля-Сьота в надежде найти Сержа Реппо, вернее, надеялось на это одно мое «я». Второе «я» было занято мыслями о Мики и о Жанне. Не могла она так ошибиться, не могла меня обмануть. Серж солгал. Мики ничего на знала. Я — До, и убила я ни за что, за наследство, которое от меня ускользало и которое досталось бы мне без убийства. Попросту, если бы я подождала. Смешно. Надо бы смеяться. Почему же я не смеюсь?

Я вернулась на мыс Кадэ. Я заметила издали стоящие перед домом машины с зажженными фарами. Полиция. Остановившись у обочины дороги, я попробовала еще раз собраться с мыслями, составить какой-то план, еще раз продумать всю историю с пожаром.

И вот что тоже смешно. Три месяца подряд я без устали старалась доискаться истины, переворошила все, вела расследование под стать этому храброму страховому агенту, но достигла большего в этом деле, к которому он относился с таким страстным интересом, куда ни глянь — всюду была я. Я была следователем, убийцей, жертвой, свидетельницей — всем в одном лице. А что произошло в действительности, не откроет никто, если этого не откроет китайский болванчик с коротко остриженными волосами — сегодня вечером, завтра или никогда.

Я шла пешком. У дома заметила белую машину с откинутым верхом, привязанный сзади чемодан, забытый на сиденье шарф… Жанна здесь!

Наглухо застегнув пальто, нащупывая рукой в перчатки лежавший у меня в кармане револьвер Мики, я медленно пошла прочь. Я спустилась на пляж; Сержа там не было. Я снова поднялась на шоссе; его не было и там. Сев в машину, я вернулась в Ля-Сьота.

Я нашла его через час на террасе кафе, где он сидел с какой-то рыжей девушкой. Увидев, что я выхожу из машины, он с досадой оглянулся по сторонам. Я шла прямо на него, и он встал. Он даже сделал два шага мне навстречу — два последних шага шкодливой кошки. Я выстрелила в него с расстояния в пять метров, промахнулась, пошла вперед, разрядила в него мой маленький револьвер. Он упал ничком на мостовую у тротуара. Выпустив четыре пули, я еще дважды нажимала на собачку, но безуспешно. Впрочем, это уже не имело значения: я знала — он мертв.

Раздались крики, топот бегущих ног. Я села в «Фиат». Включила мотор в бушевавшем вокруг людском потоке, который, казалось, вот-вот меня затопит. Толпа расступилась перед машиной. Я говорила себе: теперь Жанну никто не тронет, она возьмет меня на руки, будет баюкать, пока я не усну, и я ни о чем не буду ее просить, скажу только, чтобы она любила меня по-прежнему. Мои фары сметали с пути шакалов, и они разбегались в разные стороны.

Жанна стояла, прислонясь к стене, в столовой виллы, спокойно ожидая, чуть бледнее, чем всегда.

Она первая заметила меня на ступеньках лестницы. Я видела только ее лицо, на миг исказившееся, затем просветлевшее и растерянное. Гораздо позже, когда меня от нее оторвали, я заметила других людей: мадам Иветту, плакавшую, накрыв голову передником, Габриеля, двух полицейских в форме, агентов в штатском и одного из мужчин, которых я видела утром у гаража.

Жанна сказала, что меня обвиняют в убийстве Доменики Лои, что меня сейчас уведут и предъявят мне обвинения, но что это сущий бред: я должна верить в нее, она не позволит им меня мучить.

— Я знаю, Жанна.

— С тобой ничего не случится, с тобой ничего не может случится. Они попытаются оказать на тебя давление, но ты никого не слушай.

— Я буду слушаться только тебя.

Они оттащили меня от нее. Жанна попросила позволения подняться со мной в спальню, помочь мне собрать вещи. Какой-то полицейский чиновник, говоривший с марсельским акцентом, сказал, что пойдет с нами. Он остался в коридоре. Притворив дверь спальни, Жанна прислонилась к ней спиной. Она взглянула на меня и заплакала.

— Скажи мне, кто я, Жанна.

Она покачала головой — глаза ее были полны слез — и ответила, что не знает. Ничего она больше не знает, знает только, что я ее крошка, ее доченька. А кто я — ей теперь безразлично.

— Ты так хорошо знала Мики, ты не могла ошибиться. Знаешь и меня… Ведь ты хорошо знала ее, правда?

Она вдруг грубо меня оттолкнула, вытерла рукой слезы и стала укладывать мои вещи в чемодан. Я села на кровать рядом с нею.

— Я кладу три пуловера, — сказала она, уже спокойнее. — Если тебе что-то понадобиться, попросишь у меня.

— Жанна! Мики все знала.

Но Жанна качала головой и твердила:

— Пожалуйста, ну пожалуйста, не надо об этом, ничего она не знала, знала бы — тебя бы здесь не было, погибла бы ты.

— Почему ты хотела ее убить? — схватив ее за руку, вполголоса спросила я. — Из-за денег?

Она замотала головой, ответила:

— Нет, нет, просто я не могла больше терпеть! Плевала я на деньги! Умоляю тебя, молчи.

Я не стала больше спрашивать. Я прижалась щекой к ее руке. Она не отняла ее. Она продолжала укладывать мои платья в чемодан одной рукой. Она уже не плакала.

— Так мне суждено остаться ни с чем, одна ты у меня. Ни наследства, ни мечты на грани сна — одна ты.

— А что это за мечта «на грани сна»?

— Да ты же сама мне об этом говорила: сказки, которые я рассказывала тебе перед сном, когда я была банковская служащая.

Они подвергли меня допросу. Заперли меня в камере при тюремной больнице. Снова жизнь распалась на две половины. Мрак моего беспамятства и режущий свет, когда меня выводили во двор на прогулку. Я видела Жанну из-за решетки в приемной больницы дважды. Я больше не мучила ее. Она была бледна и подавлена, с тех пор как узнала об убийстве Сержа Реппо. Даже улыбка, которой она пыталась меня успокоить, была бледная; Жанна многое поняла, разобравшись в том, что произошло в ее отсутствие.

Они произвели на кладбище автомобилей в Ля-Сьота экспертизу останков моей «MG», тщательно изучали жизнь Сержа Реппо. На одном из обломков бака моей «MG» они обнаружили умышленно сделанную пробоину, но так и не напали на след телеграммы на мое имя, которую получила До. Впрочем, я узнала, что шантажист надул Мики: никакой разносной книги для телеграмм не существует. Вероятно, он заставил Мики расписаться в первой попавшейся ему под руку тетради.

• Предыдущая
• 30/31
• Следующая