Мистерии Осириса: Древо жизни - Жак Кристиан - Страница 48

• Предыдущая
• 48/73
• Следующая

Колосс был установлен на волокушу и крепко привязан веревками, которые с энтузиазмом собирались тянуть четыре ряда добровольцев. Икер вместе с техниками проверил, все ли в порядке, и не без щемящего чувства беспокойства дал, наконец, сигнал к движению.

На нарочно покрытую грязью дорогу специальные люди вылили воду.

— Тяните! — скомандовал Икер.

Волокуша медленно сдвинулась с места. Хорошо увлажненный скользкий настил облегчал усилия людей, гордых тем, что исполняют такой подвиг. «Запад радуется, — пели юноши с запада, — наши сердца счастливы, что видят памятник своему господину».

Был принят хороший ритм — не слишком быстрый, не слишком медленный. Солдаты пальмовыми ветвями обмахивали тянущих груз, чтобы освежить их.

Путь статуи Икер осмотрел сто раз, настил был выровнен идеально.

Взгляд Икера двигался от каждого места привязки веревок к каждому члену кортежа, потом возвращался к идеально закрепленному колоссу.

Внезапно писец почувствовал себя нехорошо.

Ему показалось, что прекрасная гармония вот-вот разрушится, и он не мог понять, почему, тревожных признаков видно не было. Но инстинкт его не обманывал.

Икер, обеспокоенный, стал бегать в разных направлениях, пытаясь обнаружить источник опасности, но осознал его только тогда, когда поднял голову.

Взгляд статуи изменился! Каменные глаза выражали крайнее недовольство!

— Быстро, — закричал Икер, — фимиам!

Вне всякого сомнения, статуя Ка требовала ритуала!

К счастью, один из жрецов, сопровождавших процессию, имел при себе курильницу.

Икер вскочил на колени колосса и поднял вверх руки в знак почитания. Жрец открыл курильницу, откуда стал подниматься ароматный дымок, смягчивший выражение рта, ушей и глаз статуи. Смола сосновых деревьев — аромат, «тот, что делает божественным», — окуривала камень статуи пока, лицом к дороге, юный писец читал слова молитвы, прося богов открыть им путь.

Окуривание статуи велось до самого Нила.

Путь был пройден благополучно, и в конце его радость участников и зрителей была неописуемой. Не было ни одного жителя провинции, который бы пожелал пропустить это событие. Джехути, как и обещал, устроил гигантский пир на свежем воздухе, венчавший успех транспорта.

Когда колосс был установлен перед фасадом храма, правитель провинции поздравил выбившегося из сил Икера.

— Твоя миссия выполнена, Икер! Но не забудь, что каждый иероглиф, каждый знак и каждая статуя, какой бы ни была их величина, освещает лишь один аспект тайны мироздания. Сегодня мы воздаем почести царскому Ка. А ты отдохнешь позже, потому что сейчас должен составить отчет об этом событии.

Празднества начала паводка, соединенные с празднованием установления колосса, вылились для населения в две недели отдыха, в течение которых люди ели, пили, пели, танцевали и прославляли богов. Джехути, пользуясь небывалой популярностью, по нескольку часов в день проводил в своем вечном жилище, одна из стен которого, уже полностью возведенная, будет, по его мысли, посвящена исключительной сцене перенесения колосса. Икер наблюдал за точностью воспроизведения иероглифических текстов.

Юному писцу, вне всякого сомнения, было уготовано самое высокое предназначение, но уже сейчас он стал объектом злобной зависти. Опытные чиновники, которые занимали свои посты довольно давно, жаловались на благосклонность правителя провинции к этому одинокому мальчишке, который ни с кем не дружил и весь был поглощен усердной работой. И все же никто не осмеливался нападать на него — с одной стороны, из-за покровительства, которое оказывал ему Джехути, а с другой — из-за собранной Икером информации, которая касалась многих. Разве, подводя итоги сильным и слабым сторонам хозяйства в провинции, он не заметил недостатки в работе своих коллег? Одно его слово, и на их головы падет кара. Не лучше ли было бы улестить его, но вот как подступиться? Икер проходил из кабинета в комнату, из комнаты в кабинет и ни к кому не ходил в гости. А когда он гулял с ослом, то был так погружен в свои мысли, что к нему было не подступиться.

Даже в минуты отдыха юноша думал только о работе. Оказавшись во главе корпуса техников, которые были много старше и опытнее, он понимал, что малейшая оплошность станет для него непоправимой. Однако стремление к безупречности не было вызвано лишь самозащитой; любовь питала его изнутри, была как бы внутренним огнем, освещавшим путь.

Ночью же он мечтал о ней.

Все свои усилия он совершал ради нее. Однажды он ее увидит и не станет вести себя как несведущий или неспособный. Если судьба навязывает ему такие испытания, то, очевидно, ради того, чтобы он стал рядом с ней и показал ей свои способности, выйдя в избранные писцы. Возможно, что и этого окажется мало в глазах той, которую он любил... Он должен будет открыть ей все лучшее в себе, чтобы доказать, что жил только ради нее.

Ему снились и кошмары, головы убийц, чудовища... Вопросы, на которые он не знал ответа, и необходимость отомстить тем, кто хотел оборвать нить его жизни. Оставаться в неведении и пассивности было невыносимо.

Как-то среди таких дурных снов у него возникло безумное предположение — такое ужасное, что юноша сначала отбросил его от себя с негодованием. Но мысль настойчиво возвращалась, и Икеру больше не удавалось от нее отмахнуться. Она сделала его мрачным и молчаливым, еще больше изолируя от людей.

К счастью, его осел понимал малейшие колебания состояния его души и неустанно выслушивал признания своего друга. Если Икер задавал ему вопросы, то Северный Ветер отвечал «нет», поднимая левое ухо, и «да», поднимая правое.

Своему верному приятелю» Икер мог доверять полностью. Поэтому он рассказал ему о своем мучительном предположении.

И Северный Ветер поднял правое ухо.

Врачеватель Гуа был в отчаянии.

— Две недели пиров, и ваша печень раздулась больше, чем у гуся, которого откармливают по специальной диете! С медицинской точки зрения это настоящее самоубийство.

Джехути пожал плечами.

— Я чувствую себя великолепно.

— У меня нет никаких лекарств для лечения несознательности. Если вы не будете принимать в день по двадцать пилюль для восстановления функции вашей печени, я ни за что не отвечаю.

Доктор Гуа сухо кашлянул, закрыл свой кожаный мешок и вышел из приемной, где толпились управители работ по возведению плотин и ирригационных сооружений, чьи доклады были вполне оптимистичными.

За ними вошел Икер, серьезность которого удивила окружение Джехути.

— Выйдите все, — приказал правитель провинции.

Неподвижно стоя перед Джехути, юный писец молчал и глядел ему в глаза.

— Что происходит, мой мальчик?

— Я требую правды.

Правитель провинции тяжело опустился в свое кресло и, глубоко вздохнув, положил руки на колени.

— Правды! Достаточно ли вместительно твое сердце, чтобы принять ее? Только знаешь ли ты, что такое настоящее сердце — то, которое служит храмом божественному? Все создается сердцем: оно дает нам знание, думает и замышляет. Поэтому оно должно быть широким, большим, свободно биться и одновременно быть мягким. А ты, Икер, ты выказываешь слишком большую жесткость с другими и с самим собой! Если твое сердце в смятении, оно становится тяжелым и не может больше принимать Маат. Духовная энергия в нем больше не циркулирует, и твое сознание путается.

— Господин, мое обучение писца научило меня не путать одну вещь с другой и стремиться к ясности в любых обстоятельствах. Да, я уверен, что вы не случайно так благородно ко мне относитесь. У вас есть передо мной долг, не так ли?

— Твое воображение ослепляет тебя, мой мальчик. Я оценил твои качества, вот и все. Только твои заслуги позволили тебе преуспеть.

— Я так не думаю, господин. Я уверен, что вы много знаете о тех людях, которые хотели меня убить, и что, сделав меня одним из главных писцов своей провинции, вы старались уберечь меня. Теперь я хочу знать правду. Почему именно меня выбрали искупительной жертвой, кто за это в ответе, являюсь ли еще до сих пор игрушкой в руках демона, скрывающегося в тени, где находится страна Пунт, аромат которой спасителен для доброго писца?

• Предыдущая
• 48/73
• Следующая