Жестокость и воля - Зверев Сергей Иванович - Страница 41
- Предыдущая
- 41/66
- Следующая
Холодильные установки со сверкающими квадратными дверцами занимали пространство вдоль стен. В воздухе витал едва уловимый цветочный запах.
Заметив, как его гость начал принюхиваться, Максим Максимыч объяснил:
— У нас вентиляционные установки гонят воздух с ароматизатором. Его меняют каждую неделю. Сегодня вот пахнет сиренью.
Максим Максимыч прошелся вдоль холодильников, похлопывая рукой по крышке.
— Вообще-то во всем мире лучшими считаются английские холодильники. У нас немецкие, но они тоже ничего. Если надо, сюда можно сотню человек запихнуть.
— Значит, у вас тоже умирают? — задумчиво произнес Константин, поглядывая на хромированные детали холодильника.
Несмотря на то что этот морг никоим образом не напоминал об ужасах смерти, Константин, находясь здесь, почувствовал какой-то мистический страх.
Даже кладбище не вызывало у него таких чувств. Все-таки там умерших от живых отделяет слой земли, а здесь они рядом. Протяни руку — и можешь дотронуться. И смерть настигла их только что, кажется, она все еще здесь, прячется за дверью с косой в руках.
Заметив, как Константина передернуло, Максим Максимыч постарался успокоить его.
— Ко всему можно привыкнуть, особенно если ты избрал для себя медицинскую стезю. Это моя мама так говорит. А папа ей возражает — это не стезя, а путь на Голгофу. Он тоже врач, но зубной. А мама — хирург. Представляешь, какая у меня семейка?
Константину оставалось только покачать головой. Странная вещь. За свою жизнь Константину приходилось не один раз видеть трупы. Кое-кого он отправил на тот свет собственноручно. В этом не было никакой мистики, никакой тайны.
Сейчас он, живой, вдруг оказался в загробном мире, и от этого неприятно похолодело в животе.
— Тяжеловато здесь как-то, — поморщившись, сказал он.
— Ничего, — весело откликнулся Максим Максимыч, — иногда даже скучно. Умирают все-таки не каждый день. Когда вскрытие производят, тогда интереснее. Ассистируешь, смотришь, учишься.
— Чему учишься? Как правильно вскрывать?
— И этому тоже. Знаешь, у нас есть такая профессиональная шутка: вскрываем щадящим разрезом от подбородка до лобка, оставляя пупок слева.
Он весело рассмеялся. Константин этого юмора не понял.
— Ты какой-то напряженный, — сказал Железняков. — Расслабься, никто тебя здесь за палец не укусит. Хотя такие случаи бывали. Не у нас, конечно, в других моргах. Моим однокурсникам повезло меньше. Они в старых больницах подрабатывают, где моргам далеко до нашего. Рассказывали, как однажды привезли зимой пьяного, думали, что замерз. А он отошел и очнулся как раз в тот момент, когда санитар мимо проходил. Этот мнимый покойник санитара за руку цап. Тот, конечно, в обморок. Что, нагнал я на тебя жути?
— Какой-то ты слишком веселый, — угрюмо проговорил Константин. — Как будто на базаре дыни продаешь.
— Это у нас самозащита такая. Если все серьезно принимать, близко к сердцу, быстро умом двинешься. Ты лягушку когда-нибудь на уроке биологии вскрывал?
— Нет.
— Неважно, это почти то же самое.
— А тебе самому приходилось кого-нибудь вскрывать?
— Пока нет, не доверяют. Наш патологоанатом — спец будь здоров. Раньше в Склифе работал, в клинике Склифосов-ского.
— Неуютно тут у вас, — сказал Константин, испытывая острое желание уйти.
— Пойдем, провожу.
— Ты один здесь сидишь? — спросил Константин, с облегчением направляясь к выходу.
— Работы немного, один человек вполне справляется.
— Как же ты сюда попал?
— По блату. Мои родители когда-то учились на одном курсе с главврачом центра.
— С Мокроусовым?
— Да, с Владимиром Андреевичем. Он, конечно, человек серьезный. С отличием закончил Первый мединститут, стажировался в Штатах, потом ездил в Японию, Германию и еще Бог знает куда. До сих пор лично проводит самые ответственные операции. Специализируется на травмах позвоночника. Между прочим, Мокроусов раньше работал в Четвертом главке Минздрава.
— Что это такое?
— Ты не знаешь?
— Понятия не имею.
— Это ж знаменитая Кремлевка. Врачи Четвертого управления лечили весь ЦК и Совмин.
— Ясно.
Только в вестибюле Константин почувствовал, как его начинает покидать неприятный таинственный страх. Распрощавшись с Максим Максимычем, он решил больше не продолжать поисков. Видно, не судьба, по крайней мере сегодня.
В тот самый момент, когда он снял с себя белый халат, дверь лифта открылась и оттуда вышла она. Панфилов сразу узнал ее, хотя брюнетка выглядела почти неузнаваемо, в халате и шапочке. Самое главное, лицо ее украшали огромные очки в металлической оправе. В руках она держала какую-то папку.
Константин оцепенело смотрел на нее, опомнившись лишь в тот момент, когда она прошла мимо, не обращая на него никакого внимания.
— Подождите, — он бросился за ней. Она внимательно посмотрела на него через стекла очков.
— Это вы?
— Да, — радостно выдохнул он. — Мы теперь не в транспорте. Разрешите с вами познакомиться?
Глава 17
День для Чернявого и его людей выдался неудачный. Накануне вечером в кафе «Олимп» они набрались так, что некоторых пришлось развозить по домам в бессознательном состоянии. Михута, в обязанности которого входили охрана и присмотр за главарем, потащил шефа к себе домой.
Чернявый в этот вечер, как всегда, не пил, но выжрал недельный запас «колес». Когда Михута, сам изрядно поддавший, буквально на плечах втащил Чернявого в квартиру, тот неожиданно встрепенулся и начал размахивать руками.
— Я, бля, всех этих козлов урою! — кричал он. — Где мои братишки? Щас поедем «обезьянам» дупла чистить.
Михута едва успел захлопнуть за собой дверь, как Чернявый вырвался из его объятий и стал метаться по квартире. Видно, под кайфом ему что-то померещилось, и он рыскал по всем углам, заглядывая то на кухню, то в туалет, вопя:
— Они тут, суки, козлы вонючие! Опять прикандыбали меня винтить! Да я их щас всех в землю закопаю!
Михута жил в маленькой однокомнатной квартире, расположенной на первом этаже убогой хрущовки рядом с районом частного сектора.
Сразу за его окнами начинались сады и огороды мирных обывателей. Место было мрачноватое и как нельзя лучше подходило для берлоги.
Холодная война между «синими» и «азе-рами», длившаяся несколько месяцев, сменилась горячей, с кровью, трупами и перестрелкой.
После первого «наезда» «обезьян» на братков, произошедшего возле кафе «Олимп», Чернявый надеялся загасить азербайджанских конкурентов и одним решительным ударом вынудить их к заключению перемирия. Именно для этого он накатил на кафе «Агдам» со своими бойцами.
Однако никто из представителей конкурирующей стороны с просьбами о мировой не являлся. Чернявый понял, что на этом дело не закончилось, и захандрил.
— В следующий раз «обезьяны» придут за мной, — говорил он своим пацанам, глотая очередную партию «колес».
Теперь Чернявый опасался ночевать дома, вполне резонно полагая, что тепленьким в кровати взять его легче легкого.
К тому же он стал подозрительным и нервным. Дергался от каждого визга колес за окнами «Олимпа». От предложенной братвой охраны Чернявый с негодованием отказался.
Но среди пацанов пошли базары о том, что он делает это не от своей отчаянной храбрости, а потому, что перестал им доверять.
Все стали какими-то угрюмыми и агрессивными. Чуть что кидались в драку. Ладно бы месили каких-нибудь случайных козлов, а то ведь друг на друга бросались.
Не радовало и пристальное внимание ментов. После перестрелки в «Агдаме» они сразу заявились к Чернявому.
Тот, конечно, начал гнать пургу, мол, знать ничего не знаю, ничего не ведаю, не слышал, не видел, не участвовал.
Пацаны, которые вместе с Чернявым наехали на «Агдам», тоже ушли в несознанку. Мы, мол, братков, героически погибших от рук неизвестных злодеев, на тот свет провожали. Все чин чином. Поминки, кафе, выпили за братанов, разбежались по хатам.
- Предыдущая
- 41/66
- Следующая