Жиган и бывший мент - Зверев Сергей Иванович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/59
• Следующая

– Я же не сам… – пробормотал Зверев. – Я человек подневольный. Мне приказали – я сделал… Это моя работа, я не выбираю, кого…

– Кого убивать! – закончил за него Панфилов. – А я выбираю. И сегодня выбрал тебя.

– А ты, дружок, врешь, что от тебя так уж ничего и не зависит, – вмешался Макеев. – От тебя и только от тебя зависит самое главное – возьмешь ты в руки пистолет, чтобы убить кого-то за деньги, или не возьмешь. Так что ты нам мозги-то не морочь!

– Ты вспомнил? – спросил Панфилов. – Первого, кого ты убил, вспомнил?!

Зверев молча кивнул.

– Тогда ответь, если вспомнил, – продолжал Панфилов. – Обязательно было его тогда убивать или можно было обойтись и без этого? Ты убил его для того, чтобы спасти свою жизнь?

Зверев отрицательно покачал головой.

– Так зачем же? Зачем? – допытывался Панфилов. – Ради денег?

Зверев замотал головой еще сильнее.

– Ты убил его только для того, чтобы подняться в глазах остальных, которые стояли и смотрели, как ты его убиваешь…

Панфилов уже не спрашивал. Он говорил, словно сам отвечал за Зверева на свой же вопрос. Зверев склонял голову все ниже с каждым словом Панфилова и как-то съеживался все сильнее и сильнее.

– Да! – выкрикнул он вдруг. – Да, я его убил для того, чтобы остальные меня боялись и уважали! Если бы я этого тогда не сделал, я никогда не сумел бы стать тем, кем я стал…

В его словах зазвучала гордость за то, кем он в итоге стал.

– Я помню этого слизняка, которого я зарезал, когда мне было еще только пятнадцать! – продолжал возбужденно говорить Зверев. – Если бы его не убил я, его все равно кто-нибудь прикончил бы, потому, что он был самым слабым среди нас! Он был обречен!.. Я понял это раньше других и прикончил его, чтобы выделиться из всех них! И меня стали уважать! Со мной боялись связываться, потому что знали, что я могу убить. И я мог убить, я это доказал им всем и самому себе тоже!..

– Что ты доказал? – с презрением сказал Панфилов. – Что тебя трудно испугать? Или что тебя трудно убить? Посмотри на себя! Ты сейчас боишься нас так, как никого еще не боялся в своей жизни… И убить тебя очень легко, достаточно лишь нажать на курок этой твоей игрушки с глушителем. Негромкий хлопок – и нет Юры Зверева, который считал себя выше других точно таких же подонков, как и он. А оказался таким же слизняком, как и все остальные, перед кем он выделывался, чтобы взять верх над ними…

Зверев съежился, стоял молча и не поднимал глаз на Панфилова.

– Костя, – тронул того за руку Макеев. – Нужно поскорее. Что мы тут маячим! Да и шумим слишком много. Зачем нам неприятности?..

– Ребята… – пробормотал Зверев и замолчал.

– Что? – спросил Панфилов. – Ты вспомнил еще кого-то из тех, кого ты убил?

Зверев ничего не ответил.

– Теперь слушай меня внимательно, – сказал ему Панфилов. – Сейчас ты умрешь. Отнесись к этой мысли спокойно, потому что это неизбежно, ничего не изменишь. Но перед тем как умереть, ты скажешь несколько слов в адрес того человека, который послал тебя сегодня убить Лилию Николаевну Воловик. Ты меня слышишь? Начнешь говорить с фразы: «Сейчас я умру. Мне выстрелят в затылок…» Дальше говори все, что тебе захочется сказать твоему хозяину. Единственная просьба к тебе, не забудь сообщить Глебу Абрамовичу, что мы очень серьезные люди и требуем к себе такого же очень серьезного отношения. Ты все понял? Пока ты говоришь, я буду слушать. Когда замолчишь…

Панфилов не договорил, но Зверев и так все понял. Он наклонился к протянутому ему Макеевым диктофону, прижался к нему губами и заговорил невнятной скороговоркой, которая постепенно замедлялась и вскоре превратилась в протяжный речитатив:

– Глеб Абрамович! Сейчас я умру! Мне…

Зверев споткнулся на следующем слове, оглянулся на Панфилова и тут же продолжил:

– …выстрелят в затылок. Я был идиотом, Глеб Абрамович, когда согласился на вас работать. Нужно было послать вас…

Зверев опять судорожно оглянулся на Панфилова и спросил:

– Можно матом?

– Как душа просит, – сказал тот, – так и говори. Душа-то хоть какая-то есть у тебя? Вот и вспомни о ней. Самое время…

– Нужно было послать вас на х… вместе с вашими деньгами! – продолжил Зверев. – Сам бы пробился, без вас!.. Это из-за вас мне пришлось встретиться с этими сумасшедшими! Спешу вам доложить, задание ваше я не выполнил, Лилия Воловик жива и не знаю даже, где она находится, я ее не видел. Кроме двух уродов, которые меня сейчас убьют, я никого не видел… Я ничего не смог с ними сделать. Глеб Абрамович, это очень серьезные люди. С ними лучше вообще не связываться, а если уж связались, то лучше выполнить все их требования, поверьте мне, покойнику…

– Молодец, – сказал Панфилов и выстрелил Звереву в затылок. – Очень хорошо все сказал. Лучше, наверное, и не скажешь.

Сняв с убитого наручники, Макеев с Панфиловым поместили тело на одну из лавочек. Издали казалось, что человек просто присел отдохнуть и задумался. Только когда подойдешь вплотную и посмотришь на обезображенное выстрелом лицо, поймешь, что задумался он навечно.

– Все, Костя, – сказал Макеев, засунув диктофон в карман и усаживаясь за руль своей «шестерки». – Дело сделано. С исполнителем разобрались. Теперь нужно отправить его предсмертное послание заказчику. Пора бы и с Глебом Абрамовичем выяснить отношения.

– Давай-ка сейчас домой, Сашка, – сказал помрачневший вдруг Панфилов и сплюнул в окно. – Противно все это. Ассенизатором себя чувствуешь. Словно дерьмо лопатой разгребаешь.

– Пока есть дерьмо, – усмехнулся Макеев, – кому-то приходится его разгребать. Мы сами с тобой это выбрали. Нечего жаловаться.

– Я и не жалуюсь, – буркнул Панфилов. – Противно просто…

По дороге молчали. О чем каждый из них думал, второй не знал, но скорее всего думали они об одном и том же, как все это началось. Как они пришли к сегодняшней ночи, к этому убийству, которое и тот, и другой считали не убийством, а возмездием.

А началось все это с того самого разговора за бутылкой виски, можно сказать, случайно началось. Но слишком многое в этой жизни, начавшись случайно, становится потом судьбой…

«…Я помню этого слизняка, которого я зарезал, когда мне было еще только пятнадцать, – вспомнил Макеев слова Зверева, которые тот сказал перед смертью, перед тем, как Панфилов выстрелил ему в затылок. – Если бы его не убил я, его все равно кто-нибудь прикончил бы, потому что он был самым слабым среди нас… Я понял это раньше других и прикончил его, чтобы выделиться из всех них. И меня стали уважать! Со мной боялись связываться, потому что знали, что я могу убить. И я мог убить, я это доказал им всем и самому себе тоже…»

У Александра было смутное подозрение, что Панфилов именно для него, для сомневающегося Макеева заставил Зверева вспоминать свое первое убийство. И правильно, между прочим, сделал. Потому что после этого никаких сомнений у Макеева уже не осталось.

Они поступили верно, убив этого подонка. Они сделали благое дело, очистили землю от мрази. И огорчало теперь Макеева лишь то, как много еще осталось в живых таких законченных негодяев, как Зверев.

Но это временно. Именно для того они с Панфиловым и объединились сейчас, чтобы сократить их число, чтобы объявить им кровавый террор.

Макеев вспомнил свои сложные статистические выкладки, свои рассуждения о росте преступности в России и о мерах, которые должно принять государство, чтобы хоть как-то замедлить этот рост. Можно написать десятки, сотни диссертаций – и ничего не сделать реального для того, чтобы уровень преступности снизился. А все, оказывается, очень просто…

Метод лечения открыт, оказывается, еще древними медиками тысячи лет назад. «Подобное лечится подобным!» – знаменитый принцип гомеопатии, который они с Панфиловым решили применить к криминальному миру. Если он работает в медицине, то должен сработать и в борьбе с преступниками. Можно сформулировать и по-другому, если кому-то не нравится аналогия с медициной.

• Предыдущая
• 50/59
• Следующая