Жиган - Зверев Сергей Иванович - Страница 25
- Предыдущая
- 25/72
- Следующая
– А что, мне за это срок скостят? – В голосе Жигана прозвучал вызов.
Но капитан Белянин предпочел не обратить внимания на интонацию.
– Верно, не скостят, – спокойно сказал он. – Но знать-то надо.
– За что?
– За невыполнение правил внутреннего распорядка исправительно-трудового учреждения. Спать надо по ночам, осужденный Панфилов.
Жиган даже не знал, смеяться ему или плакать. С одной стороны – он вроде бы как невиновен и наказывать его вовсе не за что. А с другой…
– Вы хоть понимаете, осужденный Панфилов, что вам крупно повезло? – растягивая слова, произнес капитан Белянин. Потом он затянулся, выпустил из легких дым и добавил: – Пока. Жуковский, что-то мне прохладно, сходите за шинелью.
– Слушаюсь, товарищ капитан.
Лейтенант исчез за дверью. Белянин затушил окурок сигареты и закурил новую. Не забыл предложить и Жигану.
– Угощайся.
– Благодарю, гражданин начальник, – вежливо отказался он.
А ведь курить хотелось страшно.
Белянин опять пристально посмотрел ему в глаза. Потом молча вынул несколько сигарет из пачки, обломал фильтры и положил сигареты между досками. Потом добавил туда же несколько спичек. Спрятав обломанные фильтры в карман, Белянин как бы между прочим спросил:
– Я что-то не пойму, Панфилов, ты блатной или нет?
Он снова вперился в Жигана своим пристальным взглядом. Но, не заметив никакой реакции, сказал:
– Ладно. Не хочешь отвечать, твое дело. Я тебе в душу лезть не собираюсь. Черт, куда там этот Жуковский подевался?
Начальник отряда встал с нар и, засунув руки в карманы галифе, принялся прохаживаться по камере – насколько позволяло место, конечно.
– Странно все как-то получается, – будто размышлял вслух капитан Белянин, – я вроде бы злиться на тебя должен, требовать для тебя наказания посуровее. А вместо этого что происходит? Я иду к полковнику Жуликову, самому начальнику колонии, чтобы просить за какого-то зека. Тебе, между прочим, знаешь что светило?
– Не знаю.
– Штрафной изолятор – это цветочки, можно даже сказать – дом отдыха. А тебе светила статья 193 Уголовного кодекса РСФСР. По глазам вижу, что не знаешь такой статьи. Это плохо. Уголовный кодекс для тебя должен быть настольной книгой, осужденный Панфилов. В статье 193 Уголовного кодекса Российской Федерации сказано, что за сопротивление представителям администрации исправительно-трудового учреждения тебе полагается до трех лет лишения свободы.
– Какое сопротивление?
– Вооруженное сопротивление, Панфилов. Тебя ведь взяли со ступером в руках, с заточкой металлической. При желании на тебя можно было бы и что-нибудь покрупнее повесить. А что в результате? В результате ты отдыхаешь на делянке. Не жизнь, а малина.
«Я что, тебе еще задницу за это целовать должен?» – мрачно подумал Жиган.
Словно перехватив его мысли, капитан Белянин глянул на Жигана и засмеялся.
– Нет, благодарить меня не надо. Мне вот интересно стало, что ты за фрукт. Я твое личное дело три раза перечитывал. И, ей-богу, ничего не понял.
Начальник отряда как-то странно понизил голос и беспокойно глянул на дверь.
– Может, тебя того… в армии… гм… особый отдел пpивлекал?
– Я не понимаю, к чему вы клоните, гражданин начальник.
Белянин облизнул враз пересохшие губы, снова вытащил сигарету и закурил.
– Ладно, это я так. Ты ж все равно ничего не скажешь.
За дверью послышались шаги. Наконец прибыл лейтенант Жуковский с шинелью начальника отряда.
– Ты где ходил? – раздраженно спросил Белянин после того, как лейтенант накинул на плечи шинель.
– Извините, товарищ капитан, прапорщик Моргунчик задержал.
– Какого черта?
– Вы же знаете, товарищ капитан, он у нас теперь журналист, а грамматики не знает. Все спрашивал меня, как это слово пишется, а как то. Я ему говорю: мол, меня товарищ капитан ждет, мерзнет, а ты задерживаешь. А Моргунчик мне: а вот еще одно слово, а вот еще. Насилу отвязался, товарищ капитан.
– Ерунда какая-то, – сморщился капитан. – Ладно, Жуковский, иди.
На лице лейтенанта застыло немое выражение обиды. Сейчас он был похож на собаку, которая, виляя хвостом, принесла хозяину из соседней комнаты тапочки. А он, неблагодарный, прогоняет ее.
Жуковский нарочито медленно открывал дверь, наверное, надеясь, что Белянин передумает и оставит его в камере. Но начальник отряда дождался, пока дверь за лейтенантом захлопнется, и только после этого продолжил разговор.
Странное дело. Начальник отряда по возрасту был лишь на несколько лет старше Жигана, в сущности, его ровесником. Но разговаривал так, как будто у него за плечами были долгая-долгая жизнь и громадный опыт.
– Был у меня один случай. Правда, не в этой колонии. Я тогда еще замом начальника отряда служил, как Жуковский. Привели к нам этапом из Ростовской области одного, вроде тебя. Тоже вроде как ломом опоясанный. Молодой, резвый. Фамилию вот, правда, запамятовал. Как же его звали? В общем, не важно. Весь отряд на уши поставил. Каратист оказался. Отрицаловку мочил за милую душу. В ШИЗО отсидел сорок пять суток. Зеки его, конечно, зауважали. Смотрящий зоны его к себе вызвал, по душам поговорил и назначил смотрящим отряда. А двух недель не прошло, явился наш каратист в оперативную часть и выложил все, что знал. Там в рабочке ступера делают, тут с воли в зону анашу проносят. Начальник оперчасти распорядился провести такой шмон, что зеки в голос завыли. Изъяли все, что было можно, даже журналы с голыми девками. Смотрящего зоны и еще нескольких авторитетов отправили на «Белый лебедь». Знаешь, что это такое?
– Слыхал.
– Их там под Соликамском быстро перевоспитывают. Чуть что – в карцер. Наручниками к батарее отопления пристегнут и опетушат. Сегодня был вор в законе, а завтра – петух объявленный.
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– Зачем? Герой-то этот, каратист, оказался казачком засланным, агентом. Я так думаю, что даже личное дело у него было липовое. Нас о таких операциях в известность не ставят. Не доверяют, наверное.
Тут начальник отряда умолк, словно потерял на мгновение нить разговора.
Жиган тоже понял, к чему клонит капитан Белянин – мол, не хочешь ли ты, парень, как-нибудь легонько намекнуть на некоторые обстоятельства? Мы со своей стороны оценим такой шаг и посодействуем.
Жигану даже смешно стало – за опера приняли. Так что же теперь, оправдываться, бить себя в грудь, утверждать, что на «контору» никогда не работал? Да хрен с вами, думайте что хотите.
Никогда, как здесь говорят, на цирлах не ходил и за лишнюю пайку задницу лизать не намерен.
– В общем, так, Панфилов, – наконец откликнулся начальник отряда, – я тебе не завидую. Нажил ты себе врагов вагон и маленькую тележку. Теперь жизнь тебе медом не покажется. Нарушил порядок в отряде – это раз, не захотел сотрудничать с администрацией – это два, смотрящего отряда, Малхаза, из-за тебя сделали петухом объявленным. Сегодняшнюю ночь он провел вместе с опущенными. Малхаз не простит тебе этого до конца своих дней. А он, между прочим, был на хорошем счету у смотрящего зоны, Артура. Ты с ним еще не знаком? Так скоро познакомишься. Артур собирался сделать Малхаза положенцем. Положенец – это тот, кто претендует на звание вора в законе. Если Артур захочет, то от мести тебя не спасет даже штрафной изолятор.
Жиган спокойно выслушал речь капитана Белянина.
– Я каяться не собираюсь, гражданин начальник. Что сделано, то сделано.
Белянин словно ожидал такого ответа. Даже не глянув на Жигана, он направился к двери. У порога он на мгновение задержался.
– Я-то хотел как лучше, Панфилов. Но, видно, зря я перед тобой распинался. Запомни, с этой минуты никто за твою жизнь и гроша ломаного не даст.
Время в четырех каменных стенах текло так медленно, что Жиган перестал за ним следить. День или ночь, утро или вечер – какая разница. Все тот же пронизывающий до костей холод, все то же бессмысленное однообразие.
- Предыдущая
- 25/72
- Следующая