Последний год - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/71
• Следующая

Не дождавшись ответа и, видимо, не удивившись этому, Айвика снова заговорила:

— Я вышла из стойбища, когда не стало слышно лая ваших собак. Я сразу побежала. А вы бежали, как ветер. Мне было трудно…

Громовая Стрела по-прежнему равнодушно смотрел в костер, как будто здесь не было сестры. А она, качаясь на онемевших от безмерной усталости ногах, продолжала рассказывать ровным спокойным голосом, как после первого же ночлега за нею пошли волки. Целый выводок. Два матерых, три молодых длинноногих переярка и пяток прибылых, почти щенят. Днем звери бежали по сторонам, а с темнотой начинали подкрадываться со спины. Она знала, что волки, бросаясь на человека, хватают сзади за ноги, вцепляясь в сухожилия Она то и дело оборачивалась, отпугивая волков. А ночью, едва она ложилась, звери начинали окружать ее. Костра она не зажигала, боясь, что брат заметит огонь и вернет ее в стойбище. Ей оставалось только молиться волкам, тотему ее рода. Она садилась на корточки и кричала в ночную тьму:

— О, мои серые братья волки! О, мудрые охотники! Не трогайте меня, дочь Великого Волка! Я ваша сестра!

А прокричав молитву, она бросала в жертву братьям свои украшения, — то костяные серьги, то ожерелье из раковины или деревянные браслеты. Волки шарахались во тьму, конечно, подбирать ее жертвы.

Громовая Стрела, не отрывая взгляда от костра, иронически скривился. Видимо, он не слишком верил в миролюбие серых братьев.

Но украшения вскоре кончились, а одни молитвы уже не помогали. Серые братья все теснее смыкались по ночам вокруг Айвики. Тогда она стала устраивать ночевку поближе к костру брата и касяка. А спала она все эти дни очень мало. Последние две ночи совсем не спала. Она знала, что если заснет, то больше не проснется. Но сегодня у нее не было сил бороться со сном. Она заснула на ходу и не помнит, как упала на землю. Проснулась она, почувствовав на лице жаркое звериное дыхание.

— Я открыла глаза. Братья сидели вокруг меня. Я вскочила, они отбежали. Недалеко отбежали. А ваш костер горел, как низкая звезда. Я побежала к вам. Я бежала и кричала…

Громовая Стрела посмотрел на сестру через костер.

— Я слышал. Я думал, заяц кричит в зубах лисицы.

— Волки бежали рядом со мной, — закрыв глаза и опустив голову, как в забытье, говорила Айвика. — Один забежал вперед и прыгнул на меня. Это был неопытный охотник, переярок. Матерые нападают сзади. Его зубы щелкнули около моей щеки.

А я уже вытащила пеколку. Гуп!.. Уах!.. Я распорола ему шкуру на боку. Он завизжал, завертелся. Я побежала еще быстрее. Вот я здесь. А братья очень злы. Слышите?

С равнины доносился злобный и тоскливый вой, волнуя собак у костра.

— Я хочу спать, — прошептала Айвика и качнулась, падая. Андрей успел подхватить девушку на руки.

— Громовая Стрела, иди на мое одеяло! На твоем будет спать Айвика! — крикнул он индейцу.

Громовая Стрела не шевельнулся.

— Айвика не будет спать на моем одеяле. Айвика пойдет обратно в стойбище.

— О, брат мой, Громовая Стрела, — жалобно прошептала девушка, открыв глаза.

— Кто сказал тебе: иди по следу брата и касяка? Я сказал? Сахем сказал?

Когда мужчина говорит с женщиной «громким голосом», она должна безмолвствовать. Айвика села, в знак смирения, на землю, уткнув голову в колени и низко опустив капюшон парки.

— Клянусь сердцем Волка, ты пойдешь обратно, в стойбище! Я буду бить тебя палкой, как собаку, и ты пойдешь!

— Я не пойду обратно в стойбище, — донеслось тихо из-под капюшона.

— Тогда я убью тебя и брошу твое тело серым братьям! — крикнул Громовая Стрела, схватив лежавший на одеяле нож.

Андрей молча подошел к Айвике и встал, загородив ее от брата.

Косые рысьи брови Громовой Стрелы соединились на переносье Индеец попробовал пальцем лезвие ножа, встал и пошел на русского.

— Опять ты, анкау, грозишь мне ножом? Я могу рассердиться! — глухо сказал Андрей. Синие глаза его потемнели, стали черными.

С головы Айвики слетел капюшон. Она вскочила и, обойдя русского, встала перед братом. Андрею показалось, что она улыбается.

— Брат мой, ты забыл, что началась осенняя охота Сахем повел народ на ту сторону Юны, в леса. Скажи мне, где наше стойбище, и я пойду туда. Где оно, брат мои?

— Ха! — смущенно сказал Громовая Стрела. Он медленно вернулся к костру, сел на одеяло и хлопнул ладонью по меху.

— Садись, Айвика! Ты хочешь есть?

…А утром Летящая Зорянка уже хлопотала у костра, приготавливая завтрак мужчинам Выбрав минуту, когда Громовая Стрела отошел к собакам, Андрей шепнул девушке, лукаво улыбаясь:

— Зачем Летящая Зорянка идет в стойбище касяков? Чтобы купить стекло, которое показывает лицо человека?

Айвика быстро приложила руку к его губам, опасливо оглянувшись на брата, и шепнула, опуская длинные жесткие ресницы на глаза:

— Летящая Зорянка идет в Ситку, чтобы смотреть на девушек касяков. Красивее они ттынехских девушек? Мне надо это знать!

Андрей отошел улыбаясь. И весь этот день он чему-то тихо улыбался.

На одиннадцатый день пути равнины кончились, и они вошли в сырой, пахнущий тленью полумрак аляскинских лесов.

Вершины деревьев висели сплошным сводом. Неба не было. В зелено-черной стене переплетенных ветвей, стволов, лиан, мхов, огромных папоротников Андрей и Громовая Стрела целыми днями прорубали просеку, Айвика вела по ней три упряжки.

К концу дня Андрей сваливался у костра, буквально не чувствуя ни рук ни ног. Но сердце его радостно билось. За лесом русские селения, родные липа, родная речь! И долгожданные книги, журналы, газеты! Как долго он был лишен всего этого! Что делается на белом свете, что делается в России, в Петербурге?

Андрей с мучительным нетерпением ждал конца лесов, и все же для него было неожиданностью, когда они вышли на опушку.

Вдали мерно и мощно дышала зеленая грудь океана. Оттуда дул резкий ветер, сизая плотная туча закрывала солнце. Было пусто, холодно, неуютно. А Андрею хотелось петь, плясать, хотелось бежать навстречу разгулявшейся океанской волне.

Первый же холм закрыл океан, но теперь Андрей увидел дым. Не опасливый бледный дым костров зверобоев, а густой важный дым из трубы русской избы И сразу же на него пахнуло ароматом подового хлеба. Пахло скорее океанским ветром, солью и рыбой, а он ясно слышал запах теплого хлеба, только что испеченного на поду русской печи Больше года не ел он хлеба! А потом им встретилась валявшаяся ситцевая тряпка, потом летевший по ветру, напугавший собак, скомканный лист бумаги, а потом, смеясь от радости, Андрей смотрел на аккуратную поленницу заблаговременно заготовленных на зиму дров.

Зверобой вернулся из диких пустынь в края цивилизованные, в мир образованности!

С последнего на их пути холма им открылся Береговой редут: ров, земляной вал и частокол из толстых, почерневших от океанских ветров сосновых бревен, с амбразурами для стрелков и двумя шатровыми башнями пушечного боя. Внутри частокола стояли: пятистенная изба начальника редута, приземистая казарма зверобоев и зверовщиков, амбар для пушнины, пороховой погреб, провиантский магазин, сарай для собак и большая артельная баня. Андрей поежился счастливо, глядя на баню. Снаружи к частоколу прижалась маленькая часовенка, а около нее десяток покосившихся крестов: могилы зверобоев и зверовщиков, умерших от цинги, ран и лютой простуды. Была здесь и могила англичанки Джейн, жены начальника редута, капитана Сукачева. Над редутом, на высоком флагштоке, плескался на ветру яркий на фоне зеленого океана, красно-сине-белый русский флаг. Сердце Андрея сжалось. Неужели правду говорили ттынехи, и скоро на этом флагштоке будет развеваться другой флаг, чужой!

На крыльцо жилой избы вышел кто-то, высокий и тонкий. Андрей узнал донкихотскую фигуру Македона Ивановича Сукачева начальника редута. Прикрыв глаза ладонью от сверкнувшего из туч солнца, капитан глядел на людей, стоявших на холме.

Андрей вытянул руки и побежал с холма вниз, к редуту, радостно и счастливо смеясь.

• Предыдущая
• 24/71
• Следующая