Игра в «дурочку» - Беляева Лилия Ивановна - Страница 26
- Предыдущая
- 26/76
- Следующая
Ну это я так, к слову… А вот кому известен ритуал посвящения в уборщицы в Доме ветеранов работников искусств? Если никому — объясню.
Повела меня тетя Аня на второй этаж, где за узкой дверью кладовки, как выяснилось, находились все необходимые мне для дела предметы.
— Теперь слушай внимательно, — тетя Аня почти величавым жестом простерла руку в сторону жестяного ведра, белого пластмассового таза, зеленого, тоже пластмассового, тазика, а также пылесоса иностранного происхождения, что жили в этой темной комнатушке, дожидаясь меня. — Убираться надо по-честному, у нас главврач сама проверяет. Вон тебе порошки, сода, «Белизна»… Вон щетки, тряпки. Убралась — вымой их начисто, развесь тут вот, чтоб не гнили… Ну это зимой, когда батареи горячие. Лето не ленись, отнеси к гаражам, там веревка специальная есть. Пылесосом умеешь пользоваться? Или показать?
— Ой, покажите, тетя Анечка, — просительно пискнула девица «из Воркуты», уже зная, как падка эта полная женщина на ласковые слова, лесть и чужую недотепистость, нуждающуюся в её покровительстве и снисходительности.
— А что, у вас, в Воркуте, пылесосов не видали?
— Видали… Но не такой…
— Да все они одинаковые! С виду только разные. Вот гляди, как действует, — она воткнула штепсель от пылесоса в розетку, механизм послушно взревел…
— Ой, спасибо, тетя Анечка, я все поняла!
— Теперь запомни: старайся в комнатах убираться, когда старухи-старики либо на прогулке, либо в столовой… Не всем хочется присутствовать, когда ты суетишься с этим пылесосом. Но есть которые любят поговорить, специально ждут, когда к ним уборщица придет. Но все они не желают, если ихние вещи на столе, на шкафах переставляешь, не на то место ложишь, где они положены были. Ну, значит, можешь начинать… Халат вон, косынка. Надевай и пошла… Всего на этаже пятнадцать комнат. Все твои, ну и коридор тоже. Сегодня день хороший — почти все гуляют. Давай, давай! Поспешай!
Я, уже в форменном зеленом халате и такой же косынке, пошла с ведром по коридору и уже, было, взялась за ручку первой двери, как ко мне, словно бы впопыхах, подскочила тетя Аня и схватила меня за рукав, зашептала:
— Сюда не надо! Потом как-нибудь… Здесь очень капризная мадама… Она заболела, лежит…
— А чем заболела? — «девица из Воркуты» подняла на всполошившуюся сестру-хозяйку навивные глаза.
— Чем старые люди болеют? Неможется и все. Чуть давление не то, им уже и ходить на волю не по карману, только лежат и лежат…
— А как её зовут… чтоб знать?
— Обнорская Серафима Андреевна.
— Ой! — радостно встрепенулась «девица из Воркуты». — Это ещё такая актриса была… из старых фильмов… Эту помню. В комедиях играла?
— Она и есть. Тут их, актрис этих, навалом. У кого характер ничего, а у другой — оторви да брось. Эту не тронь! Чума! Давая я тебя с мужчиной познакомлю, ученый, и сейчас в институт ездит, лекции читает. Ну как же, чего ты? — позвала она, когда из-за двери раздалось: «Войдите!»
Но я не сразу переступила порог этой квартирки, я словно бы собиралась с духом… Потому что учуяла запах гари, еле слышный, но все равно страшненький, опасный. Я только сейчас догадалась, что меня привели в недавнюю обитель Мордвиновой, её могилу…
— Не робей! Чего ты? — подбодрила меня тетя Аня. — Никто тебя здесь не укусит!
Я вошла следом за ней и поразилась: как быстро, ловко привели тут все в порядок, покрасили, побелили, наклеили новые голубенькие обои! Никаких наглядных примет недавнего пожарища! Словно ничего и не было! Словно мне лично привиделся страшный, неправдоподобный сон, как здесь ползали в поисках сокровищ три хищные бабенки, в том числе и добродушная толстуха тетя Аня, как зловеще блестел ножик в руках красотки «Быстрицкой»…
Полная смена декораций! Уют и комфорт! Комната заставлена стариной, тяжелой с виду мебелью: кровать с высокими деревянными, в узорах, «стенками», сверху шерстяной плед в крупных квадратах, там же, слева, ближе к окну, — торшер с розовым полураскрытым зонтиком, у окна — письменный стол с изумрудным сукном и красивой лампой на подставке в форме зеленоватого, удлиненного, стеклянного шара, справа секретер со множеством ящичков, обрамленных позолоченными виньетками. Сам хозяин сидел за круглым столом в черном мягком кожаном кресле. Перед ним на салфетке стояла синенькая золоченая чашка на синеньком золоченом блюдце, поднимался парок, в хрустальной вазочке хвостиками вверх лежали конфеты в цветных обертках… В руках этот бородатый старик держал книгу.
При виде нас он снял очки, обеими руками расправил свою обширную картинную белую бороду. Мне он показался каким-то ненастоящим, придуманным персонажем, каким-то миражом, как и вся эта заново обставленная комната с голубыми обоями… Было такое впечатление, что его сюда посадили нарочно, чтоб при случае возмущенно удивляться: «Какая Мордвинова? Какой пожар? Какой труп?» Тем более, что круглый стол, возле которого сидел ученый дедуля, был так уютно занавешен пурпурной бархатной скатертью, а на ней красовалось, кроме всего прочего, снежно-белое блюдо с апельсинами… Так сказать, наглядные приметы вполне реального, налаженного, эстетически привлекательного, быта…
Да! Еще здесь хотела вспорхнуть над фарфоровым круглым циферблатом прекрасных старинных часов парочка прелестных амуров.
Стоило бы упомянуть также о телевизоре «Сони» и магнитофоне, и о занавесках на окне из легкого белого шелка в меленьких алых гвоздиках… И впрямь: «Какая Мордвинова? Какой пожар? Какой труп?»
А разве не устоявшимся уютом веяло от пейзажа на стене, в темной лакированной раме, где среди пышных дерев резвились маркизы, дамы в кринолинах и бегали симпатичнейшие белые собачки с острыми ушками?
Но, видимо, я закоснела в своем упорстве не принимать за чистую монету этот показательный «уголок быта». Мне и этот ученый, судя по корешкам книг, что стояли на полках, — искусствовед, казался так или иначе причастным к темному делу смерти актрисы, а возможно, и к причинам-следствиям наезда машины на гардеробщицу и гибели Павла…
Между тем тетя Аня приторно вежливым тоном объявляла о моем восшествии на престол:
— Если вы, Георгий Степанович, не возражаете… наша новенькая уборщица… её Наташей зовут… у вас тут сейчас уберется…
— Отчего же? — басовито ответствовал мой первый подопечный. — Я выйду в лоджию… посижу, почитаю… Ведь эта процедура не будет длиться вечно…
— Нет, нет, — услужливо пообещала я.
— Ну и чудненько! — старик встал и оказался крупен, солиден, похож на адмирала в отставке.
Несколько минут, пока я протирала в комнате, тетя Аня наблюдала за мной. Но я так старалась, как никогда! И она, видимо, довольная, ушла… Не снижая темпа и качества, я пропылесосила в комнате ковровое покрытие, похожее на материал для солдатской шинели… И принялась прибираться в ванной, где от меня ждали той же самоотверженности кафельные стены, ванна, а также унитаз и прочее. И в тот момент, когда я протирала трубы в шкафчике под умывальником и находилась в достаточно непрезентабельной позе, точнее, задком кверху, — вдруг услыхала голос:
— Мне глянуть надо…
Не тети Анин, не дедулин, а совсем незнакомый, мужской… Я замерла на миг, потом, не вставая с карачек, оглянулась…
— Тут протечка… Гляну… — надо мной стоял шофер и он же Мастер на все руки чернобровый Володя, поджарый, темнокожий, кареглазый, похожий на араба.
— Ага, ага, — простодушно согласилась «Наташа из Воркуты» и поднялась с колен, неловко держа тряпку в руке и явно смущаясь и оттого краснея.
Парень поставил на крышку унитаза коричневый чемоданчик с обтерханными углами, ждал, когда девица догадается выйти из тесного двоим помещеньица. Она догадалась и, встав в дверях, смотрела, как он вытащил из чемоданчика что-то вроде гаечного ключа и полез под ванну… Она заметила, что джинсы на нем стираные-перестиранные, но чистенькие, без пятен. Прежде чем стать на колени, он постелил принесенный кусок обоев.
Что уж он там делал под ванной — не поняла, но когда уходил, внезапно приостановился и, глянув на меня зорко, как птица, неловко протянул руку и смущенно пробормотал:
- Предыдущая
- 26/76
- Следующая
