Гомо советикус - Зиновьев Александр Александрович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/53
• Следующая

Само собой разумеется, я тоже асе. Правда, самый младший, начинающий, вернее — желающий быть начинающим, так как начать мне ещё не удалось. Мои функции в качестве асса пока самые примитивные: играть роль наблюдательного пункта и экспериментального тела, заброшенного в чужеродную среду. Инструктировавший меня офицер КГБ так прямо и сказал: смотри на себя так, будто ты — наш наблюдательный прибор и экспериментальное тело, заброшенное на другую, незнакомую нам планету. Нам важно знать все то, что ты там увидишь, и твои взаимоотношения со средой, твои собственные переживания в ней. Нам предстоят Великие Дела. Мы осуществляем Великую Атаку на Запад. Ты есть частичка этих Великих Дел, этой Великой Атаки. Понял? Я, конечно, понял. Но я согласился быть частичкой этих Великих Дел не ради этих дел, а... А вот ради чего, я этого и сам не понимаю до сих пор. Я ещё не подобрал подходящего оправдания своему согласию.

Но не спешите зачислять меня в злодеи. Во всяком Великом Деле появляются непредвиденные и неподконтрольные последствия. Так произошло с нашей революцией, которая по замыслу должна была установить земной рай, а установила... Вы сами знаете, что она установила. Нечто подобное может произойти и с нашей Великой Атакой: она может дать результат обратный желаемому, именно в силу её чрезмерного размаха и чрезмерной дерзости. К тому же я очень хорошо знаю людей из штаба Великой Атаки. Удивительное явление: в человеческой истории все великие события и процессы порождались, стимулировались и направлялись дилетантами и шарлатанами.

Забежал Энтузиаст. Именно забежал, так как он перемещается в пространстве только бегом (наподобие новобранца), хотя ему под шестьдесят и в армии он не служил из-за плоскостопия, близорукости и косоглазия. И с порога заорал (это его нормальная манера речи), что Они (кто это Они?) меня только припугнули на всякий случай, а вот его, Энтузиаста, Они при первом удобном случае постараются убрать. Они за ним давно охотятся. Вот тут он приготовил список людей, обществ и газет, которым я должен немедленно сообщить, если с ним, Энтузиастом, что-либо серьёзное случится. Полицию и службу безопасности он уже предупредил, чтобы были начеку. Я спросил, что я должен буду делать, если у него случится понос. Он обиделся и убежал, захватив с собою пакетик, в котором он приносил что-то съедобное мне как больному. А жаль.

Энтузиаст считает себя подлинным марксистом. Интересно, стал бы сам Маркс разговаривать с ним? А с Брежневым? Думаю, что стал бы. И даже с шефом КГБ стал бы беседовать. Дал бы ему кучу полезных советов насчёт разложения Запада. И выдал бы списочек русских марксистов на Западе. А Энгельс вполне мог бы стать советским агентом в Англии. А вот со мной Маркс и Энгельс разговаривать не стали бы. Они зачислили бы меня в агенты КГБ, даже если бы я таковым не был. И затравили бы, как они затравили Дюринга. После публичного доноса Энгельса (см. «Анти-Дюринг») его уволили из университета, и он зачах в провинции. А какие доносы строчил сам Маркс на русских революционеров! А Ленин выдал царскому правительству всех конкурирующих революционеров. Ходит слух, будто сам Сталин был агентом царской охранки. Вообще-то говоря, тут есть одно сомнение: Сталин — и рядовой агент? Быть того не может! Шефом охранки — это ещё куда ни шло. Но если даже слух верен, то он означает лишь одно: Октябрьская революция была не просто закономерна, она была фатальна. Если уж царизм доносам самого Сталина не поверил, то дни его явно были сочтены. Когда Энтузиаст сообщил мне, что «даже Сталин был стукачом», глаза его странно бегали по сторонам.

А на каком языке Маркс стал бы разговаривать с Энтузиастом, если тот, как говорится, ни в зуб ногой по-немецки и по-английски? Бог мой, да конечно же на русском! Незадолго до смерти Маркс начал изучать русский язык, чтобы читать сочинения корифеев марксизма вроде Энтузиаста в подлиннике. Но успел выучить только русский мат. Вот это предвидение! Сам же Энтузиаст заявил, что «дойча шпрака — швера шпрака», и в общениях с местными жителями перешёл на международный язык жестов.

Вспомнил о существовании женщин — верный признак того, что я на пути к выздоровлению. Но мысли мои приняли не столько практическое, сколько теоретическое направление.

Практическое положение с сексом в Союзе не такое уж плохое. Во всяком случае, проблему совокупления в трудных погодных и жилищных условиях, а также при наличии отсутствия приличной еды, приличных туалетов, косметики и противозачаточных средств мы решили блестяще. Тут мы Запад опередили на целое столетие. Зато в теории мы отстали от Запада на то же самое столетие. Самый смелый уровень, на какой поднялась советская сексология, — это совет мужчинам мыть посуду и стирать пелёнки. Ведущий советский теоретик в этой области, побывав на Западе с творческими целями, написал брошюру, в которой громил так называемую «сексуальную революцию» как признак окончательного краха капитализма. Он, однако, признал, что мы не можем с порога отвергать некоторую положительную роль интимных дамских туалетов. Его сначала слегка критикнули в «Литературной газете», а потом крупно разнесли в журнале «Коммунист» за «недооценку», «переоценку», «уступку», «некритическое отношение», «потерю бдительности» и многое другое. Теоретик целый год ходил в «жертвах режима». Диссиденты пытались заполучить его подпись под неким обличительным документом, а иностранные журналисты — взять интервью. Но он устоял от таких соблазнов, за что ему позволили съездить на Запад ещё раз. На сей раз он привёз кучу интимных тряпок для своей любовницы и целый чемодан противозачаточных средств для своих начальников. В своей новой брошюре он уже не допустил прежних ошибок. И в «Литературке» его крепко покритиковали за отсталость, а в «Коммунисте» слегка упрекнули в недостатке творческого подхода. После этого сей теоретик стал ездить на Запад каждый месяц, снабжая высокое начальство и передовую советскую интеллигенцию аксессуарами современного секса. На этом наша «сексуальная революция» в теории и закончилась. Зато в практике, повторяю, мы...

Мы здесь решаем свои сексуальные проблемы примерно так же, как в Москве, но на порядок ниже. Это и понятно: наше социальное положение в обществе здесь в массе снижается сравнительно с Союзом. Исключение составляет Энтузиаст. У него в Москве осталась старая жена с кучей родственников. Ему пообещали их всех выпустить к нему после того, как он сам пристроится. А пока он удовлетворяет потребности плоти с уборщицей. Он может себе позволить такую роскошь, поскольку иногда получает небольшие гонорары. Свою связь он не скрывает, даже гордится ею, так как уборщица вдвое моложе его жены и, надо думать, на вид раз в пять приятнее. Циник сказал, что он на месте Энтузиаста не стал бы вызывать сюда жену, а женился бы на уборщице, — такую роскошную бабу упускать грешно. Энтузиаст вздохнул и сказал, что у уборщицы, к сожалению, есть муж и дети. И к тому же у неё есть серьёзный недостаток: она морально неустойчива. И, как бывший старый коммунист, он её за это осуждает.

Другую крайность являет положение Нытика. На уборщицу у него денег нет, да и жалко, а Хозяйка его игнорирует как мужчину. Прочие «холостяки» о своих похождениях помалкивают. Но я, как теоретик, знаю, что они не могут вырваться за пределы этих двух крайностей — бешеного успеха Энтузиаста и низкого падения Нытика.

• Предыдущая
• 6/53
• Следующая