Тайна королевы - Зевако Мишель - Страница 22

• Предыдущая
• 22/103
• Следующая

— Однако ты не лезешь за словом в карман, — сказал Вальвер Ландри Кокнару.

— Признаюсь вам, господин граф, когда-то я собирался стать клириком. Но из-за моего дурного характера меня выгнали из монастырской школы, и я до сих пор жалею об этом. Ведь сегодня я бы уже наверняка был толстым капелланом с огромным жирным брюхом, а не жалким оборванцем, от которого остались только кожа да кости.

— И ты прекрасно держишься.

— Я состоял на службе у нескольких вельмож, сударь. А еще, милостивый государь, провидение наградило меня талантом подражания, и я без труда могу передразнить кого угодно, воспроизвести любые звуки, любую речь.

— Да уж, — усмехнулся Вальвер, — никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так здорово подражал кошачьему мяуканью, лаю собаки, крику осла и визгу свиньи. Думаю, что не только я был сегодня обманут тобой.

— О, — скромно потупился Ландри Кокнар, — какие пустяки. Я еще и не такое могу вам показать.

— Значит, ты считаешь, что наше знакомство продолжится?

Ландри Кокнар задумался, а затем, глядя прямо в глаза Вальверу, заявил:

— Сударь, как я уже говорил, в юности я хотел стать клириком и до сих пор сохранил глубочайшее почтение к нашей святой матери церкви. И вот что я скажу вам: я уверен, что сам Господь способствовал нашей с вами встрече. Так зачем же идти против Его воли? Почему бы вам не оставить меня при себе?

— Если я правильно тебя понял, ты предлагаешь мне взять тебя на службу?

— Да, сударь. Сегодня утром вы встали на пути у синьора Кончини, всемогущего властителя этой страны. Отныне вы враги не на жизнь, а на смерть. А мне почему-то кажется, что в этой борьбе я смогу быть вам полезным. Вы же сумеете защитить меня от Кончини, когда ему вновь вздумается меня повесить.

— Я бы не прочь, — медленно произнес Вальвер. — Но — увы! — я беден.

— Вы непременно разбогатеете, сударь, — заверил его Ландри Кокнар. — Да я и не требователен. Крыша над головой, похлебка, ваши обноски — вот и все, что мне нужно. Само собой разумеется, что если для вас настанут тяжелые времена, я тоже проверчу новую дырочку в моем поясе.

Вальвер предался раздумьям. Смышленая и плутоватая физиономия этого малого определенно была ему симпатична. Глаза его смотрели прямо и открыто, что свидетельствовало о его искренности. Одэ видел Ландри Кокнара в деле: в бою на такого товарища можно было положиться. К тому же бедолага сам предложил взять его на службу, сам пообещал повсюду следовать за хозяином. Преданный слуга, обязанный тебе жизнью…

— Послушай, — неожиданно спросил Вальвер, — расскажи мне, почему Кончини хочет тебя повесить.

Длинное худое лицо Ландри Кокнара озарилось широкой удовлетворенной улыбкой. Он понял, что выиграл партию. И, внезапно посерьезнев, начал свой рассказ:

— Знайте же, сударь, что в прошлом я был слугой и доверенным лицом синьора Кончини.

— Ты?! — Вальвер даже подскочил от удивления. — И когда же? — подозрительно спросил он.

— Семнадцать лет назад. Так что, как видите, история эта давняя. Впрочем, я тоже уже не молод. Это было во Флоренции. Тогда синьор Кончини еще не был тем, кем он стал сейчас. Но он был молод, хорош собой, обходителен — словом, обладал многими достоинствами, делавшими его кумиром знатных флорентиек, которые оспаривали красавца друг у друга. В те времена он уже понял, что добьется успеха с помощью женщин. И правда: ведь в конце концов именно благодаря женщинам, вернее, одной женщине, он стал подлинным властелином самого прекрасного королевства во всем христианском мире. Я говорю вам это, сударь, лишь для того, чтобы вы поняли, как нелегко приходилось доверенному слуге столь любвеобильного кавалера: представьте, обычно его внимания добивались до десятка красавиц сразу!

Господи ты Боже мой! Сколько же у него было любовниц! Замужние и незамужние женщины, простолюдинки, горожанки, придворные дамы — всех он одаривал своим вниманием, лишь бы женщина была молода и красива. Все, что синьор Кончини получал от своих состоятельных возлюбленных, он тут же проматывал с теми, у которых не было ни гроша за душой. Надо отдать ему должное: он всегда был щедр и, я бы даже сказал, — расточителен. Чтобы удовлетворить свой каприз, сломить сопротивление красотки, заручиться помощью хорошенькой служаночки, он щедро сыпал золото направо и налево. Конечно, вы скажете, что, постоянно имея столь верный источник дохода, можно позволить себе некоторую роскошь.

— Верный источник? Гм… — в раздумье прошептал Одэ де Вальвер.

— Да, разумеется, заводя очередную любовную интрижку, он всегда выглядел счастливым и беззаботным, однако, сами понимаете, не все и не всегда сходило ему с рук. Нередко на его пути становились ревнивцы: отцы, обманутые мужья, отвергнутые любовники, оскорбленные братья. Эти глупцы почему-то начинали преследовать нас. От них приходилось избавляться: некоторых мы награждали добрым ударом шпаги, некоторых отправляли к праотцам с помощью кинжала. Этим-то мне в основном и приходилось заниматься.

— Черт возьми, — заметил Вальвер, — мне не нравится ремесло наемного убийцы, мэтр Ландри.

— Разумеется, сударь, ибо, занимаясь им, частенько приходится засовывать свою совесть поглубже в карман. Но я по крайней мере горжусь тем, что никогда ни на кого не нападал сзади, а всегда вызывал свою жертву на поединок, предоставляя ей возможность защищать свою жизнь. Я честно рисковал своей шкурой.

— Это уже лучше, хотя… Ладно, оставим это. Продолжай…

— Теперь вы понимаете, что мне многое известно о синьоре Кончини. В моей памяти хранится немало жутких историй, в которые он был замешан, и я знаю, что он скорее отдал бы все, что имеет, нежели допустил бы их разглашение. Особенно нынче, когда он стал такой важной птицей. Но я продолжаю, сударь. В один прекрасный день я расстался с Кончини, бежал от него, унося с собой свои воспоминания. Мне удалось провести его: он поверил, что я умер. И с тех пор меня постоянно преследуют неудачи. Вы даже представить себе не можете, как плохо бывает тому, о чьем существовании фортуна напрочь забыла. Я перепробовал сотни занятий, но ни в чем не преуспел. И вот, когда я медленно умирал от голода и нищеты, я вдруг вспомнил о Кончини, своем бывшем господине, превратившемся к этому времени во всемогущего властителя нашей страны. И мне в голову закралась пагубная мысль: пойти к нему и попросить денег. Ведь что бы там ни было, я всегда оставался верен ему, и он не мог этого не знать. Мне показалось, что моя многолетняя скромность заслуживает вознаграждения, и я сказал себе: Кончини простит меня, сжалится над моим бедственным положением и даст мне какое-нибудь занятие, чтобы я мог сносно существовать. Я многого не требовал, сударь, я лишь хотел получить возможность каждый день досыта наедаться. Как видите, желания мои были весьма скромны. Словом, я убедил себя, что он не откажется помочь мне. И я совершил изумительный по безумству поступок: я сумел добраться до Кончини и рассказать ему о своих несчастьях. При развязке нашей беседы, сударь, вы, к моему счастью, присутствовали: Кончини испугался, что рано или поздно я выдам его секреты, и потащил меня на виселицу. По дороге мне встретились вы, мой освободитель. Вот, сударь, и вся история. Кончини решил, что я слишком много знаю, а лучшее средство заставить человека замолчать — это накинуть ему на шею пеньковый галстук и потуже затянуть его, потому что молчать, как известно, умеют только мертвые.

— Гм! — в раздумье опять произнес Вальвер, внимательно выслушавший исповедь бывшего браво. — А ты уверен, что тебе не в чем себя упрекнуть по отношению к твоему бывшему хозяину-итальянцу?

Ландри Кокнар хотел было ответить отрицательно, но внезапно изменил свое решение. Потупившись, он глухо произнес:

— Вы правы, сударь, совесть моя отягощена.

Но тут же, вскинув голову и глядя прямо в глаза Вальверу, уверенно заявил:

— Да, однажды я предал его, но предательство не заставляет меня краснеть. Это было доброе дело — возможно, единственное, которое может оправдать мою пропащую жизнь. И хотя именно из-за него мне пришлось покинуть Кончини, отчего и начались все мои несчастья, клянусь вам, я никогда не раскаивался, никогда не сожалел, что не поступил иначе. Если бы мне вновь пришлось оказаться перед выбором, я не колебался бы ни секунды и действовал так же.

• Предыдущая
• 22/103
• Следующая