Обыкновенное дело - Залата Федор Дмитриевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/19
• Следующая

Наконец, за одним из поворотов показалась усадьба. Грузовик остановился у высокого, плотно зашелеванного забора, окрашенного в цвет хвои. За ним виднелась тоже зеленая железная крыша дома. Над воротами на длинной палке болталось белое полотнище.

Ворота оказались запертыми. Вощин спрыгнул на землю и погремел ржавой щеколдой калитки. Во дворе надрывно залаяла собака, скрипнула дверь, и мужской голос что-то проворчал по-немецки — собака затихла. Ромбовидное смотровое окошко в калитке на миг приоткрылось, и сразу же взвизгнул железный засов. В калитке показался человек в вылинявшей униформе лесника.

— Биттэ, биттэ! — заговорил он, радушно улыбаясь. — Советски комрад, биттэ?

— Объясните ему, что у нас не в порядке машина, — обратился майор к Вощину, отлично знавшему немецкий язык — Если можно, мы остановимся у него на несколько часов

Лесник широко распахнул двустворчатые ворота, и грузовик въехал на обширный двор

Ярута окинул его быстрым профессиональным взглядом. Слева, на высоком каменном фундаменте, стоял бревенчатый, обшитый доскачи дом; с другой стороны — длинный, вросший в землю сарай; в глубине двора — конюшня из красного кирпича.

“Крепкий хозяин”, — определил про себя майор, поправляя поясной ремень, и взглянул на лесника. Тот стоял несколько в сторонке, в почтительной позе, и беседовал с Вощиным.

— Он спрашивает, чем может служить, — сказал лейтенант — Не может ли он чем-либо помочь нам?

— Поблагодарите Скажите, что мы хотели бы немного отдохнуть, пока шофер будет ремонтировать машину.

Лесник несколько сутулясь и чуть волоча ноги, вошел в дом и через минуту появился снова, жестом приглашая офицеров к себе.

Комната, куда вслед за лесником вошли Ярута и Вощин, была, видимо, столовой с круглым столом посередине. Стены были украшены лосиными рогами различной величины, и на каждых висела бирочка с указанием, где и когда было убито животное. На буфете сидел, как живой, вцепившись когтями в резной карниз, беркут и хищно поблескивал коричневыми стеклянными глазами.

Но не эти охотничьи трофеи привлекли внимание майора. Между высоких занавешенных окон висел портрет в черной раме, который Ярута не ожидал здесь встретить. Он сразу же бросался в глаза при входе в комнату.

Лесник перехватил взгляд майора.

— Тэльман. Дас ист Тэльман Их бин коммунист, партайглидер, — ткнул он пальцем себя в грудь.[1]

Ярута задумчиво смотрел на давно, с детства так хорошо знакомое по фотографии лицо. Мужественные черты, открытый, прямой взгляд, простая рабочая кепка с крутым козырьком — её до сих пор называют “тельманкой”.

— Двенадцать лет мы с женой прятали его под страхом смерти, — торжественно сказал лесник.

— Да-а… Что ж, похвально, — отозвался майор Ярута. Он еще не решил, как отнестись к этому сообщению.

— Тельмана я хорошо знал, — хозяин пригласил офицеров сесть и сам опустился в кресло. — Он несколько раз бывал в Штеттине на верфях, где я работал слесарем. Я был лично знаком с Эрни. Будь он на свободе, — вздохнул лесник, — может быть, не было бы этой ужасной войны. Забрали Тельмана, и мы остались как без головы.

— Да, немецкий народ, действительно, потерял на некоторое время голову, — сурово усмехнулся Ярута, выслушав беглый перевод Вощина.

— О, да, мы это понимаем и должны за всё расплачиваться, — подхватил лесник. — Скажите, а верно, что Тельман убит при бомбежке?.. Я полагаю, что это геббельсовская выдумка. Я слишком хорошо знаю наци! — горяча воскликнул лесник, хотел еще что-то добавить, ню вдруг спохватился: — Простите, я вам мешаю отдыхать… я уйду.

— Нет, нет, прошу вас, — остановил его майор. — Нам ведь всё равно нечего делать.

— Мне очень приятно поговорить с русскими офицерами, — широко улыбнулся немец, снова усаживаясь в кресло. — Фронт прошел мимо меня, и вы первые русские гости.

Ярута открыл коробку “Казбека” и протянул леснику.

— Вы работали на верфях?

— Шестнадцать лет, герр официр… Простите, не знаю, могу ли я называть вас товарищами?.. О, это дорогое для коммуниста слово. В лесничестве я совсем недавно. С приходом Гитлера — пять лет в Бухенвальде. О, камрад официр, немецкому коммунисту… Посмотрите на мои ноги: мне нет еще пятидесяти, а они уже не хотят ходить. Бухенвальд — это ад. Да что говорить, вы, конечно, знаете сами. Правда, — лесник улыбнулся, — у вас, русских, кажется, есть такая поговорка — нет худа без добра. Из-за болезни ног меня не взяли в армию. Скоро ли она кончится, эта ужасная война?

— Война, можно сказать, уже окончилась, — ответил Ярута.

Вслушиваясь в речь лесника, майор, немного владевший немецким, пытался по интонации собеседника разгадать истинное его настроение. У Яруты не было, казалось, оснований брать под сомнение то, что рассказывал о себе лесник. Но последний был для него не случайным собеседником. Ошибиться здесь — преступно. Слишком много надо было получить майору от этого человека. Яруту немного удивляла словоохотливость хозяина, и он хотел понять, что это: заискивающая трусость, с которой ему нередко приходилось встречаться в разговоре с “гражданскими” немцами, хитрость или искреннее желание человека откровенно поговорить с друзьями?

— Интересно, какая власть теперь будет в Германии? — спросил немец.

— А это уж дело самого немецкого народа. Во всяком случае, думаю, не фашистская!

— Конечно, конечно! Хватит с нас и одного Гитлера. Геббельсовская пропаганда пыталась представить нацизм, как общенациональное явление. Но кто из немцев не знает, кому нужна была эта власть?

В комнату вошла белокурая женщина, высокая, худая, молча поклонилась гостям и поставила на стол поднос с рюмками и бутылкой вина.

— Моя жена Герта, — отрекомендовал ее лесник. — Вы не можете себе представить, сколько горя она перенесла, когда я находился в концлагере! А потом безработица, гестаповский надзор, почти голод. О, это ужасно! И представьте, фрау Герта сохранила мой партийный билет. В условиях нацизма — это подвиг.

Лесник, суетливо волоча ноги, подошел к маленькому бюро, открыл ключом ящик, достал оттуда книжечку и с гордостью протянул майору. Это был пожелтевший от времени билет члена Коммунистической партии Германии, датированный 1930 годом. С внутренней стороны обложки глядел еще молодой человек, мало похожий на нынешнего лесника.

— Отто Вульф, — прочел вслух Яруга и с уважением возвратил билет леснику. — Надо полагать, что немцы теперь создадут у себя такую власть, при которой незачем будет скрывать билет компартии. А ваша жена… — Майор встретился с испуганным взглядом фрау Герты — Ваша жена…, — как у нас говорят, — молодец, геройский спутник жизни. — Он улыбнулся.

Вощин перевел смысл слов майора.

Фрау Герта сдержанно улыбнулась, поблагодарив за комплимент. Вульф одобрительно взглянул на нее и гостеприимно подал офицерам рюмки.

Лейтенант Вощин всё более проникался уважением к этому человеку, как к близкому по духу, поглядывал на майора и ждал, что тот сейчас начнет каким-то косвенным путем выяснять интересующий их вопрос. Но Ярута вдруг попросил его узнать, не готова пи машина.

Возле мотора всё еще усердно возился шофер, что-то отвинчивал, завинчивал, продувал и при появлении лейтенанта метнул в его сторону вопросительный взгляд: не пора ли, мол, кончать представление?..

К Вощину подошел старший сержант Зименко.

— Так что дозвольте доложить, товарищ лейтенант, братья-славяне тут отметились.

— Какие братья?

— Ходить сюды, я вам покажу.

Зименко подвел лейтенанта к одиноко стоявшей у конюшни осине.

— Дывиться, товарищ лейтенант, расписались на память две разнесчастные души.

• Предыдущая
• 2/19
• Следующая