Мы пришли с миром - Забирко Виталий Сергеевич - Страница 55

• Предыдущая
• 55/57
• Следующая

На четвертый этаж я поднимался медленно и с некоторой опаской, боясь снова встретиться с набожной старушкой. Говорят, Бог троицу любит, а мы со старушкой только два раза виделись. Но пронесло. Панели в подъезде были густо расписаны граффити, и ни одно изображение, к счастью, не ожило. И здесь повезло.

Чтобы не шокировать Мирона, я не стал проходить сквозь дверь и позвонил. Прождал минуту, из квартиры не донеслось ни звука, и я снова позвонил. Результат оказался тем же. Встревожившись, я огляделся по сторонам и, не обнаружив ничего подозрительного, шагнул-таки сквозь дверь.

В квартире, насквозь пропитанной запахом табачного дыма, стояла мертвая тишина, и это настораживало. Аккуратно, на цыпочках, я прошел к комнате и заглянул. Никого.

— Я здесь, — сказал Мирон из кухни.

От неожиданности я вздрогнул, обернулся и в дверной проем на кухню увидел сидящего за столом Мирона. На столе стояла на треть опорожненная литровая бутылка водки, банка маринованных огурцов, рядом с банкой высилась горка целлофановых пакетов с нарезками сыра и копченой колбасы.

— Что за шуточки! — раздраженно гаркнул я, проходя на кухню. — Почему на звонок не открываешь? Знаешь, что я подумал?!

— Долго ты добирался, — словно не услышав меня, сказал Мирон. — А тебе из твоей квартиры в мою — шаг шагнуть... Сейчас сквозь двери прошел?

Я не ответил, сел на табурет и окинул Мирона злым взглядом. Знал он, оказывается, обо мне гораздо больше, чем я мог представить. От Мирона за три версты несло перегаром, но выглядел он трезвым. Взгляд темных глаз был хмурым, но ясным, язык не заплетался.

— Что случилось?

— Шапку хотя бы снял, за столом сидишь... — вместо ответа буркнул Мирон. Он налил в пустой стакан водки и подвинул ко мне. — Давай выпьем.

— Не буду, — отказался я.

— Шапку снимать не будешь или пить? — спросил Мирон, вперившись в меня тяжелым взглядом.

— И то, и другое.

— А я выпью.

Мирон взял стакан, опрокинул в себя, поморщился, затем достал из кармана пачку сигарет и закурил.

— Почему не закусываешь? — спросил я.

Банка с маринованными огурцами была закрыта, целлофановые пакеты с нарезками сыра и колбасы наглухо запечатаны.

— Не в коня корм, — затянулся сигаретой Мирон, поискал глазами пепельницу, не нашел, махнул рукой и стряхнул пепел на пол.

— Ты что — в запое?

— Наверное... — неопределенно повел плечами Мирон. — Никогда раньше в запой не уходил. Напивался — да, но потом неделю на водку смотреть не мог. А теперь...

— А что теперь? Разбогател и — трава не расти?

Мирон посмотрел на меня долгим взглядом исподлобья.

— А ты пойди на мольберт посмотри, — тихо посоветовал он и потянулся к бутылке с водкой.

Я недоуменно оглянулся на комнату, снова посмотрел на Мирона.

— Сходи-сходи, полюбуйся... — сказал он, наливая водку в стакан.

Я встал, вышел в комнату, подошел к мольберту и снял с холста занавешивавший его халат, подсознательно предвидя, что увижу. Так оно и оказалось.

На холсте шла веселая потасовка между смертушками. Настолько веселая, что мороз подирал по коже. Сверкали лезвия маленьких кос, летели в стороны кости, черепа, обрывки балахонов, но кости и черепа тут же прирастали к смертушкам в самых неожиданных местах, и потасовка продолжалась. Смерть восседала на троне, с умильной улыбкой оскаленного черепа наблюдая за тем, как резвятся ее отпрыски, притоптывала костлявой ногой и тихонько похохатывала: «Ги-ги, хи-хи...» Смешок у нее получался, прямо сказать, премерзейший.

— Прекрати, — тихо, но твердо сказал я.

Экспозиция драки застыла, как при стоп-кадре, затем маленькие черепа, приращенные у кого к локтю, у кого к колену, у кого к ребрам, дружно повернулись ко мне и хором пискляво поинтересовались:

— Это еще почему?

— Тебе миллиарды лет, а ведешь себя как ребенок, — стараясь, чтобы наши голоса не долетели до Мирона, приглушенно сказал я. — Когда ты поумнеешь?

— Зачем? Чем я хуже ребенка?

— Ты ничем не лучше. Нельзя разрушать картину художника — в ней вся его жизнь. Тебе развлечение, а ему...

— Ему что — неприятно? — удивилась Смерть голосом Буратино.

— От твоих проделок ему жить не хочется.

— Правда?

— Правда.

— Тогда извини...

— Верни все на место, как было! — строго приказал я.

На миг экспозиция на холсте затуманилась, размываясь красками, а затем картина восстановилась в первозданном виде. Я перевел дух и набросил халат на холст.

— Теперь так будет всегда? — глухо спросил из-за моей спины Мирон. Как он подошел, я не слышал.

— Надеюсь, нет, — не оборачиваясь, сказал я. Стыдно было глядеть ему в глаза. — Но теперь он будет часто появляться. Ты с ним построже, если опять начнет бедокурить.

Мирон шагнул к мольберту, сорвал с подрамника халат, бросил на пол и занес кухонный нож над картиной. Но ударить не смог.

— Не надо, — тихо сказал я, взял его за локоть и отобрал нож.

Мирон задрожал и кулем завалился на меня.

— Не могу... я так... — заплетающимся языком пробормотал он и заплакал. Опьянел он в одно мгновение.

Я дотащил его до разобранного кресла-кровати со смятым, несвежим бельем, уложил, и он сразу захрапел. Но пальцы у Мирона продолжали мелко подрагивать, а из-под сомкнутых век катились слезы. Было что-то общее между лежащим передо мной Мироном и Андреем, уснувшим у меня дома.

Когда римские легионеры ровняли Карфаген с землей, мало кто интересовался судьбой его жителей. Разве что работорговцы. Каждый из семи с половиной миллиардов человек, населяющих Землю, содрогнется и испытает психологический шок, когда у него появится личный всемогущий, но чрезвычайно своевольный Бог. И то, что произошло с картиной, еще цветочки.

Я стащил с Мирона ботинки, бросил на пол... И внезапно понял, что никакой шубки я Любаше покупать не буду. Какая к черту шубка, когда в любой момент объект может появиться в библиотеке?! Даже если он начнет просто читать книги, и то перепугает Любашу до смерти, а если вздумает снять блокировку с ее сознания? Что тогда будет?!

— Ты здесь? — спросил я севшим голосом, глядя на холст.

— Здесь, здесь, где же мне еще быть? — Из мольберта высунулся Буратино, деловито огляделся и спрыгнул с подрамника на пол. — Я теперь всегда буду рядом.

— С каждым человеком?

— Ну... Это кто как пожелает, — уклончиво ответил Буратино, и я ему не поверил. — Я тебе в каком виде больше нравлюсь? Как Буратино, как осьминог или как эта, с косой? — кивнул он в сторону холста. — Гы-гы, ха-ха, хи-хи! Или, быть может, невидимым?

— Ты мне ни в каком виде не нравишься.

— Зачем ты так? — обиделась кукла. — Кроме твоего желания есть еще и мое.

— По-моему, моих желаний вообще нет, есть только твои.

— В основном да, — неожиданно согласился объект. — Я хочу познавать новый для меня мир. Интересно здесь, так много новых возможностей... Но кое-что могу и для тебя сделать. Что ты хочешь?

«Найти Оксану», — хотел сказать я, но не сказал. Впервые позволил себе задуматься не только о своей судьбе и судьбе своих близких.

— Ты действительно хочешь изменить нас по своему образу и подобию, объединив наши личности в единое сознание?

— Гы-гы, ха-ха, хи-хи! — рассмеялся Буратино. — А тебе не все рав...

Деревянная кукла вдруг осеклась, застыла на месте, скособочилась, а затем рухнула на пол, будто у невидимого кукловода внезапно оборвались все нити управления. По комнате пронесся сквозняк, на столе зашелестели бумажные эскизы, закачались шторы.

— Нет, — сказал ровный бесстрастный голос, — только не это. Еще недавно я не знал, что такое одиночество и что такое общение. За несколько дней знакомства с вами я получил столько новой, оригинальной информации, сколько не получал за миллионы лет, поэтому больше не хочу быть одиноким.

— Почему я тебе должен верить? — возразил я. — Будешь контактировать с единым сознанием всех людей — чем не собеседник?

— Не получится, — не согласился со мной объект. — Два дня назад я познакомился со своим собратом с двойной оранжевой звезды. Он почти выгорел от тоски и одиночества, ему стало скучно и неинтересно жить, потому что когда-то он превратил высокоразвитую цивилизацию в свое подобие, надеясь обрести равного по интеллекту собеседника. А получились устюпенды... Я не хочу повторять его ошибку, поэтому обособил часть своего сознания, которая будет видеть ваш мир вашими глазами, учиться и взрослеть с вашими детьми, чтобы я смог контактировать с вами на равных...

• Предыдущая
• 55/57
• Следующая