Ситуация на Балканах - Юзефович Леонид Абрамович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/34
- Следующая
– Смотрите! – поручик ткнул под нос Хотеку прокушенную ладонь. – Князь укусил меня, когда я зажимал ему рот.
Там, на вершине жертвенного алтаря, и он и Стрекалов, может быть, впервые в жизни испытали чувство судьбы и свободы. Спускаться они не хотели. А если сказать им про замок Цилль? Нет, все равно не захотели бы… Невидимый, к ним подошел Боев и встал рядом. Три человека, добровольно принесших себя в жертву во имя любви – к родине и к женщине, плечом к плечу стояли в центре гостиной. Иван Дмитриевич смотрел на них с восхищением, но без умиления. Умиление расслабляет, а ему сейчас нужно было иметь твердое сердце.
– Сумасшедший дом, – сказал Шувалов. – Давайте, граф, на всякий случай арестуем их обоих.
– Это ничего не изменит, – ответил Хотек. – Мой ультиматум остается в силе.
– Но ваш государь не одобрит подобных действий! Вы рискуете…
– Я лучше знаю мысли моего государя.
– Ротмистр! Немедленно выведите его отсюда, – сдавленным шепотом произнес Шувалов, указывая на Ивана Дмитриевича. – Завтра я с ним разберусь.
– Вот вы себя и выдали, граф, – сказал Хотек. – Мне все ясно. Моя жизнь в опасности, и тем больше у меня оснований заявить следующее: если завтра до полудня предъявленные мною требования выполнены не будут, я начинаю готовиться к отъезду из Петербурга. Вы понимаете, что за этим последует? – Даже не подумав заступиться за Ивана Дмитриевича, Хотек пересек гостиную, взялся за дверную ручку.
– Умоляю вас, подождите еще сутки! – попросил Шувалов.
И так униженно прозвучала эта просьба, что Иван Дмитриевич забыл о собственных обидах. Казалось, Шувалов сейчас рухнет на колени перед австрийским послом. Видеть это было невыносимо.
– Ваше сиятельство, – тихо сказал Иван Дмитриевич. – Честь России…
Шувалов, багровея, рванул на себе ворот мундира. Отскочивший крючок звонко, как градина, щелкнул по оконному стеклу.
– Завтра до полудня, – надменно повторил Хотек.
Он с омерзением наблюдал эту безобразную сцену. Если у беспорядка может быть единый центр, как у порядка, то его место здесь, в Миллионной. А дальше, расходящимися кругами: Петербург, Россия… Вечный российский хаос, о котором покойный Людвиг, бывало, говорил, что такая-де стихия жизни при всех ее неудобствах приближает русских к праосновам бытия, к тем временам, когда дух и материя, свет и тьма, добро и зло существовали нераздельно. Отвратительный хаос, чье движение на Запад нужно остановить во что бы то ни стало…
Хотек взялся за дверную ручку, но рядом с его длинными, тонкими, желтоватыми, как лапша, пальцами легли короткие пальцы Ивана Дмитриевича, уже знавшего: не тот спасет, кто волонтером взойдет на алтарь, под жертвенный нож, а тот, кто сумеет найти выход из тупика. Жертва очищает лишь одну душу – самого жертвующего. Восстановить справедливость в мире она не может.
– Минуточку, граф, – грубо сказал Иван Дмитриевич.
Левой рукой сжимая ручку двери, чтобы не дать послу уйти, правой он выхватил полученное Стрекаловым письмо, развернул, встряхнув, и с нагловатой лихостью поднес его к самому лицу Хотека.
– Мадам права, – сказал Иван Дмитриевич. – Убийца – вы!
Ом был настороже и ловко отвел руку, когда Хотек, подавшись вперед, попробовал завладеть письмом.
Тихий ангел пролетел над гостиной.
Затем громыхнули по коридору торопливые шаги, вошел шуваловский адъютант. В руке он держал священную книгу пророка Магомета.
– Привез, ваше сиятельство! – громогласно отрапортовал адъютант, сияя, как медный чайник. – Можно присягать.
– Вы сведете меня с ума! – взвыл Шувалов. – Дайте сюда! – Вырвал у него Коран и с размаху зашвырнул в спальню. За рукав оттащил Ивана Дмитриевича от двери. – Простите, граф! Сейчас этого мерзавца увезут в больницу для умалишенных…
– Нет, – покачал головой Иван Дмитриевич, но продолжать не смог – Стрекалова с налету притиснула его к стене, дурманяще пахнуло женским потом, духами. Поцеловать хочет? Увы! Ее рука шарила по сюртуку, нащупывая карман, оттопыренный скляночкой с грибами. Револьвер ищет! Хотека застрелить! Все произошло так стремительно, что никто ничего не понял, не успел понять, да и не мог. Выдернув скляночку, Стрекалова потрясенно уставилась на свой трофей. Будто кто-то посторонний показывал ей этот предмет, а она не могла догадаться о его назначении. Пальцы железной хваткой стискивали стеклянные бока – вот-вот раздавят! – и лишь указательный бестолково скребся по крышке, одинокий, беспомощный, упорно пытался нащупать спусковой крючок. Когда палец успокоился, Стрекалова с каким-то полувздохом-полувоплем вскинула руку и шарахнула скляночку себе под ноги. Дробью сыпанули осколки, брызги рассола, марая обои, рассеялись по стенам, на полу растеклась коричневая лужица с битым стеклом и жалкой горкой осклизлых черно-рыжих комочков.
Стрекалова, закрыв лицо руками, стояла посреди гостиной.
Она не понимала, что, если в кармане у победителя вместо револьвера лежит баночка с солеными грибами, тем почетнее победа: младенец задушил змею, Давид свалил Голиафа… Остальные вообще ничего не понимали.
В первой половине рассказа дед подробно, слишком, может быть, подробно, педантично, сообщал о мельчайших деталях и микроскопических фактах, старательно перекидывая мостки от одного к другому, затем к третьему. Но постепенно он увлекался, воспарял над своими мостками, ощущая себя уже не столько летописцем, сколько певцом душевных порывов, одинаковых и понятных во все времена, и тогда, напротив, начинал пренебрегать самыми необходимыми сведениями.
На вопрос о доводах, которыми оперировал Иван Дмитриевич, обвиняя посла в убийстве, дед отвечал неохотно, считал, что не в них суть: уж какие там особенные доводы! Логика элементарная. Стрекалова же говорила, что граф боялся и ненавидел князя фон Аренсберга. Правда, Иван Дмитриевич не сразу понял, какого именно графа она имела в виду. Думал, что Шувалова… Князя прочили на место Хотека (об этом тоже упоминала Стрекалова), и тот, не желая уходить в отставку, собирал о сопернике компрометирующие факты из его частной жизни: карты, вино, женщины. Для того и швейцара подкупил. А затем стал подсылать своих людей следить за домом. Жандармы здесь ни при чем. Конечно, они об этом знали и докладывали, видимо, канцлеру Горчакову, поскольку такое соперничество могло быть использовано в дипломатических интригах, – вот тайна, затрагивающая государственные интересы России, в которую Певцов высокомерно отказался посвятить Ивана Дмитриевича. Но он сам догадался, и не только об этом… Узнав о любовнице князя, Хотек отправил Стрекалову письмо, думал спровоцировать скандал или дуэль, после чего фон Аренсбергу послом уже не быть. Отправил письмо, три дня подождал – ни о какой дуэли не слыхать, все тихо. Тогда, отчаявшись, велел своему приспешнику запустить в посольскую карету куском кирпича – для отвода глаз, а ночью вместе с ним явился в Миллионную и задушил конкурента.
Ключ от парадного Хотек, видимо, еще раньше взял у подкупленного швейцара и по слепку заказал слесарям точно такой же; револьвер и наполеондоры похитил, ничего больше не тронув, чтобы инсценировать политическое убийство; косушку на подоконнике оставил прямо с противоположной целью – показать, что в доме побывали бродяги, уголовники, и этой двойной версией окончательно запутать следствие; в сундуке искал секретную переписку князя с министерством иностранных дел, а фантастические и тоже противоречивые слухи сам распустил накануне, опять же через помощника, послав его по трактирам, – дымовая завеса. Дабы не так мучила совесть, Хотек решил свое преступление использовать на благо отечества – шантажируя шефа жандармов, добиться запрещения «Славянского комитета». Остальные требования нужны были для пущего испуга: можно их снять, даже нужно, если будет удовлетворено главное.
Все это Иван Дмитриевич и высказал Хотеку. Тот поначалу криво усмехался, напомнив Шувалову про больницу для умалишенных, спрашивал, понимает ли господин Путилин, кого оскорбляет в лице полномочного посла Австро-Венгерской империи; потом стал кричать, ругаться по-русски и по-немецки, рваться к выходу, замахнулся на Ивана Дмитриевича тростью, но после того, как поручик трость у него отобрал, сразу как-то съежился, присмирел.
- Предыдущая
- 20/34
- Следующая